— Вот. Не очень хорошо, и ты можешь просто выбросить этот рисунок, если захочешь. Ничего страшного.

Но он знал, что сохранит ее рисунок, сделанный с удивительным сходством, навсегда и всегда будет лелеять его. Как и она сама, эскизы Лорен были немного резкими, написанные не в традиционной манере, грубоватыми штрихами, но сам рисунок был уникальным и захватывающим.

Раньше он никогда не влюблялся, у него никогда не было реальных отношений, по крайней мере, не таких, которые продолжались бы после траханья, как кроликов, в течение дня или двух, прежде чем каждый из них пойдет своей дорогой. И, честно говоря, он еще не встречал женщину, которая бы заставила его задуматься о подобных вещах — обязательствах, остепениться или влюбиться. Но даже несмотря на то, что подобные вещи были ему совершенно чужды, Бен довольно быстро понял, что он влюбился в Лорен… сильно влюбился. Однако он не мог… или не хотел говорить ей о своих чувствах. И не потому, что он побаивался, что она не ответит ему взаимностью, хотя она тоже ничего не говорила ему. Лорен относилась к тем людям, которые никогда не будут утаивать и скрывать свои истинные эмоции. И хотя она ни словом не обмолвилась, для нее это было довольно-таки странно, но, возможно, потому что она была достаточно старомодной и хотела, чтобы он сделал первый шаг, хотя Бен чувствовал, что она была так же без ума от него, как и он от нее.

Но причина, по которой он не осмеливался обсуждать с ней свои чувства (или будущее) заключалась в том, что он считал для ее же блага, что он не вписывался в ее планы, в ее жизнь. Даже если бы они попытались продолжить встречаться, когда бы пришло время ему двигаться дальше, его шаг разрушил бы блестящее будущее, которое маячило перед Лорен, и из-за этого их любовь в конечном бы итоге претерпела бы изменения, которые исправить уже было бы невозможно.

И решение, которое он принял было самым трудным в его жизни, но он надеялся, что оно было бескорыстным. И до вчерашнего дня Бен все еще отчаянно пытался найти способ, чтобы он и Лорен остались вместе так или иначе. Конечно, ему следовало закончить эту статью, но, возможно, после он сможет найти способ переехать в Лос-Анджелес. Он знал, что Лорен снимала квартиру с несколькими студентками и, учитывая, что у него было очень мало вещей, он задавался вопросом, согласится ли она разделять с ним свою комнату. Он готов был найти какую–нибудь работу, ему было неважно какую, главное, чтобы она закончила в следующем году институт. А потом, ну, после этого мир мог открыть им все двери, и они могли создать свой собственный мир.

Лорен слушала, открыв рот, от удивления, когда он рассказывал ей о местах, которые он посещал, и подробно расспрашивала о его поездках в Австралию, Бразилию, Марокко и даже на Кубу. Она озвучила ему свой список желаний, она хотела когда-нибудь побывать в Патагонии, Индии, Исландии, Бора-Бора и швейцарских Альпах. Бен представил в своем воображении, отпустив свои эмоции, как они путешествуют по миру вместе. Лорен бы делала фотографии к его статьям, а он бы продавал свои эссе в туристические журналы, на веб-сайты, блогерам и, возможно, даже стали бы публиковать свои собственные путеводители. Это выглядело бы потрясающе, бесконечное приключение, и жизнь казалась бы отличной, намного лучше, чем он мог себе представить, пока его любимая Лорен всегда бы была рядом с ним.

Он почти был готов обсудить с ней эту тему, чтобы увидеть ее реакцию на его предложение. Он наконец-то решил обсудить с ней все за ужином прошлой ночью, мысленно неоднократно репетируя свою речь. Но все его желания пали прахом, как только он согласился сопровождать ее в Кармель, чтобы проверить дом ее родителей и художественную галерею ее матери.

Его челюсть просто отвисла при первом взгляде на «пляжный домик» МакКиннонов, так небрежно Лорен называла его. Взять хотя бы одно только первоклассное расположение на берегу океана, которое стоило миллионы, в то время как просторный, изготовленный на заказ дом с его обширными террасами, скорее всего, удваивал его стоимость.

Пока Лорен суетился по дому, открывая окна, поливая растения, просматривая почту и забирая корм для собак, Бен быстро, но внимательно осматривал дом с глухо стучащим сердцем, проходя мимо каждой комнаты. Опять он видел настоящий, удобный, богемный декор, но не было кричащей роскоши в каждом предмете мебели, в каждом коврике, даже в кофейных кружках и полотенцах для рук, хотя все было самого лучшего качества. И обстановка, к которой привыкла Лорен, к определенному уровню жизни, в котором она выросла, со всеми привилегиями, не ускользнула от него, Бен внутренне содрогнулся, представив ее реакцию, если он предложил бы поехать с ним в одно из своих мало бюджетных путешествий.

Он всегда летал эконом классом, часто ему приходилось делать пересадки или длительные перелеты, чтобы сэкономить деньги на авиабилетах. Оказавшись в пункте назначения, он обычно передвигался на местном транспорте или частенько на шумных, пыльных поездах без кондиционеров, на переполненных автобусах. Жил он в самых недорогих гостиницах, которые мог найти, часто едва ли пригодных для жилья. И хотя он знал, что Лорен нравились приключения, по крайней мере, ни одна клеточка ее тела не противилась им, Бен все же не мог представить ее счастливой и довольной жизнью обнищавшего кочевника.

И все стало еще намного хуже, как только они вошли в галерею «Спиндрифт» в причудливом центре Кармеля. И пока Лорен энергично, на беглом французском, беседовала с изящной, элегантно одетой пожилой женщиной, менеджером галереи, Бен рассматривал картины, скульптуры и фотографии, выставленные на продажу. И он точно понимал, что его изношенные джинсы, выцветшая футболка и байкерские ботинки выделялись среди этой роскоши, как больной палец, среди хорошо одетых, не бедных людей.

И потрясения только усиливалось, причем семимильными шагами, когда он незаметно бросил взгляд на ценники, выставленных вещей, многие из которых выражались пятизначными цифрами. Он был искренне поражен, когда увидел фотографии, которые продавались за тысячи долларов каждая. Фотографии Лорен, в частности, стоили много денег, и она могла бы создать себе очень комфортную жизнь, просто продавая несколько фото в месяц здесь, в галерее своей семьи. И ей не нужно было бы ехать за этими видами в самые отдаленные уголки мира, обладая ограниченным бюджетом, она с легкостью могла бы путешествовать в комфорте, куда бы не захотела.

И, стоя здесь в галереи, он понял, что не может попросить ее пойти на подобные жертвы, чтобы быть с ним рядом. Ему абсолютно нечего было ей предложить в данный момент — без постоянной работы или дохода, почти с пустым банковским счетом, ни дома, ни мебели, ни даже тарелки. Бен нахмурился и поморщился, представив реакцию родителей Лорен, если бы она представила его им со своими единственными пожитками, которые умещались на его потрепанном мотоцикле. Он прекрасно понимал, что талантливые и настолько успешные Натали Бенуа и Роберт МакКиннон, естественно, многого ожидают от своих дочерей, например, самую высокую карьеру и таких же мужчин рядом с ними. По крайней мере, он точно знал, чего они точно не ждут от своих дочерей, что одна из них превратится в цыганку и будет вести кочевой образ жизни, не имея идеальных условий жизни, не постоянного дохода. Хотя Лорен — упрямая, самоуверенная, независимая Лорен — скорее всего готова была отказаться от своей мечты и амбиций, чтобы быть с ним при любых обстоятельствах, он чувствовал это. Но он не имел права и не хотел, чтобы она отказывалась ради него от своей мечты.

Поэтому он решил тихо уйти, двинувшись к следующей остановке, и тем самым позволить Лорен иметь такую жизнь, в которой она выросла и такую, которую она заслужила.

И Бен млел от каждой секунды в последний день, когда они были вместе, складывая каждый миг в копилку воспоминаний к сотне других. Он фотографировал Лорен, глядящую на воду, когда ее длинные волосы небрежно развивал ветер, хихикающую, как маленькая девочка, когда одна из собак самозабвенно лизала ей лицо, как она орудовала лопаткой, готовя бургеры и хот-доги на большом газовом гриле, фотографировал, когда она неторопливо делала глоток Шардоне из бокала, как подмигивала ему, намекая, ее пухлые губы расходились в приглашающей улыбке.

Слава Богу, она не заметила ничего необычного в этот вечер, последнее, что ему хотелось вступить с ней в спор, в котором она будет ожесточенно требовать, чтобы он пересмотрел свое решение. Он не понаслышке видел, насколько упрямой могла быть Лорен, не желающей ходить вокруг да около, и Бен понял, что она обругает его, даже если заподозрит, что у него возникла подобная мысль, всеми мыслимыми выражениями, идиотом, который решил уйти, и будет с яростью реагировать, что он принял за нее решение.

Но поскольку она была такой импульсивной и такой молодой, он уговаривал себя, что он должен принять решение, потому что сильнее и старше. Лорен относилась к тем женщинам, которые предпочитали жить сегодняшним днем, проклиная любые последствия, не думая о будущем и не заглядывая вперед на год или два, или десять. И у него разрывалось сердце только от одной мысли, если она, оставшись вместе с ним, решит, что ее жизнь, которую он вел была не совсем той, которую бы она хотела для себя, или что еще хуже, обвинит его, что из-за него она не сделала прекрасной карьеры и не имеет того будущего, о котором столько времени мечтала.

Он с грустью решил, попивая вино, что самое лучшее время остановиться именно сейчас, прежде чем их отношения продвинуться еще дальше. Ей было всего двадцать, успокаивал он себя, она была такой красивой, настолько желанной и страстной, что сможет заполучить любого мужчину, которого захочет. Она с легкостью забудет мужчину по имени Бен Рафферти, который как-то летом появился в ее жизни. Но Бен отлично понимал, что никогда не сможет забыть эту женщину, никогда не сможет полюбить другую так, как он любил Лорен. И конечно же он был настоящим идиотом в десятой степени, что решил от нее уйти, но также он осознавал, что ему необходимо сделать этот шаг.