Потому что я тоже хочу ее. И мой налившийся желанием член тому неопровержимое доказательство. И нихрена это не просто физиология, как я пытался убедить себя все это время без нее. Все дело в ней. И в том, как я реагирую на нее. Что только на нее я реагирую так остро, превращаясь из здравомыслящего врача в пещерного человека с одним-единственным желанием: взвалить эту несносную девицу на плечо и хорошенько отлюбить.

Но мозг такая дрянь, работает как часы, выплевывая очередную порцию яда, напоминая, что она — не та. Совсем не та. И у меня сегодня для нее особый подарок.

Но Кира меня удивляет. Просто трется щекой о мою щетину, тихо урча от удовольствия точно голодная кошка и вышибает почву из-под ног тихим:

— Я все еще твоя, Бес.

И снова сбегает, оставив на щеке свой аромат. А я смотрю ей в след и не понимаю, что это сейчас было? Я ее едва не трахнул прилюдно. Или она меня? Хрен разберешь.

Выдыхаю, давая ей и себе передышку. Опрокидываю в себя рюмку чистого абсента. И иду следом за Кирой.

В туалете она одна, смывает с лица макияж, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Снова пьяна? Обнимаю ее со спины в тот момент, когда она готова рухнуть на пол, и тихо хмыкаю. Похоже, это становится традицией — ловить ее. Она тут же разворачивается в моих руках, вцепляется в футболку, губы кусает. Лицо влажное от воды, ресницы дрожат и пульс на ее запястьях рвет артерии. Провожу ладонями по ее предплечьям, и под моими пальцами вырастают колкие мурашки. Она вся дрожит. И сейчас такая беззащитная, что моя идея кажется полным дерьмом. И я буду дерьмом, если сделаю это с ней, вот такой откровенной в своем желании, которое прячется на дне синих глаз.

— Что с тобой, Кира? — и голос хрипнет.

А она хнычет, как маленькая.

— Мне…плохо.

— Где?

Ее лихорадит, это точно. Но она ловит мою руку и кладет ладонь на низ живота. И тут же сводит ноги, выдыхая стон удовольствия. Твою мать! Ну что за идиотка?

— Здесь…плохо. Хочу…тебя. До боли, до сумасшествия. Всегда хочу.

Она говорит тихо, без хитрости и уловок. Положив на ладонь свою душу и протянув мне. Делай, что хочешь, Клим.

— Ты торчишь в моей голове, Клим Чехов. Спишь в моей постели с той самой ночи. И это не жизнь, а мазохизм какой — то. Я больше не хочу так.

— И как же ты хочешь?

— О… — на искусанных губах растекается соблазнительная улыбка. Тоже мне, роковая женщина. — Я знаю много…хм…способов.

И убивает меня нахрен своим откровенным взглядом. А потом садится на тумбу раковины и раскрывается для меня так легко, словно всю жизнь ждала именно меня. И член в штанах дёргается от шикарного вида. Она красивая…там. Аккуратная, спрятанная половыми губками, как лепестками самого нежного цветка. А когда раздвигает их…розовая, истекающая влагой плоть. Манящая. Желанная. С чуть припухшим от возбуждения клитором, который дико хочется вобрать в рот, прикусить, выбивая из Киры гортанные стоны.

Не женщина, а чертово искушение. Сладкое. Желанное. И я хочу ее так же сильно, как она меня. И это желание побеждает в короткой схватке со здравым смыслом. Не разрывая взгляда, ввожу в нее два пальца. И едва не кончаю прямо в трусы от того, какая она тугая. Обнимая мои пальцы так тесно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не заменить пальцы членом.

Твою мать, Клим! Включи уже, наконец, мозги. Выдыхаю. Раз уж она так просит меня внутри — мне ничто не мешает кое-что проверить. Осторожно кладу вторую ладонь на живот, надавливаю, ощупывая матку. И замираю, не обнаружив правого яичника. И трубы правой, похоже, нет. Перевожу дыхание.

— Что ты… — напрягается Кира, но тут же громко стонет, когда я нащупываю ее чувствительную точку, массирую. Она прогибается, еще шире раскидывая ноги. Пальцами вцепляется в края тумбы, закусывает губу и… смотрит. Так развратно смотрит, как я опускаюсь перед ней на колени, стягиваю ее с тумбы. Она стекает мне в руки. Пришпиливаю ее к тумбе. Одну ногу ставлю на плечо, раскрывая ее еще больше. Влажную, припухшую от желания. И нереально красивую.

Чертова женщина! Не знаю, кто она и что задумала, но сейчас…сейчас я просто хочу почувствовать ее вкус во рту. Накрываю ее плоть ртом, втягиваю твердый клитор, языком провожу между складочек и ныряю в тесную глубину. Слизывая ее соки. Сходя с ума от ее вкуса.

Вылизываю ее плоть, то толкаясь внутрь кончиком языка, то прихватывая зубами клитор. Еще и еще. И Кира подается навстречу моему языку, насаживается на него, как на член. И я с трудом подавляю желание дать ей то, что она хочет. Втягиваю в рот ее набухший клитор, оттягиваю и резко отпускаю, губами ловя ее сладкий оргазм. Выдыхаю рвано, когда она буквально падает мне в руки. Ее потряхивает от пережитого и короткие судороги катаются под ее влажной кожей. На губах маленькие ранки от зубов, на ресницах дрожат слезы. Поднимаюсь, касаюсь ее губ, почти невесомо. Пальцами скольжу по бедру и делаю то, зачем искал ее — коротким рывком ввожу в ее бедро иглу. И целую ее, голодно, дико, деля с ней свое рваное дыхание.

Пока она не обмякает в моих руках. Уснувшая крепким безмятежным сном. Что ж, ее пробуждение будет не таким радужным.

Подхватываю ее на руки и снова выхожу через служебный вход, к которому меня выводит бармен.

Замираю на крыльце, жду, пока Кот подгонит машину ближе.

— Еще раз тронешь ее — кастрирую, — бросаю напоследок бармену.

Кот гонит, как сумасшедший, хотя опасности нет. Простое снотворное, от которого она проспит до утра. Выспится и выложит мне всю правду.

Но утром она просыпается измученная и потерянная, словно после долгой болезни. А я как дурак просидел у ее кровати всю ночь, изучая. Вспоминая ее вот такую раскрасневшуюся и умиротворенную после нашей брачной ночи. И только на рассвете я ловлю себя на мысли, что всю ночь думал о ней, как о своей Незабудке. И это почему-то злит. Это заставляет защелкнуть на ее запястье наручники.

— Зачем? — спрашивает тихо.

— Все просто. Я хочу знать, кто ты, Кира? И что тебе от меня надо?

— Мне нужен ты, — выдает совершенно искренне.

— Что, воспылала неземной любовью? — поддеваю я.

А она в ответ улыбается подрагивающими губами, и я ощущаю себя полным дебилом.

— Нет, хотя… — она не договаривает, но смотрит на меня так, что член моментально встаёт, и я невольно радуюсь, что сижу слишком далеко и ей не видна моя реакция.

Совсем обезумел, Чехов, хочешь больную девчонку, которая даже дышит едва и вообще непонятно чего от тебя хочет. Она вздыхает, словно набирает воздуха для погружения под воду.

Но звонок из лаборатории ее перебивает.

— Извини, мне нужно ответить.

Она прикрывает глаза, а я так и не выхожу из палаты, слушая в трубке свой собственный приговор. Отключаюсь, совершенно растерянный. Как тогда, десять лет назад, пытающийся отыскать ее среди обломков.

А она словно чувствует и, не открывая глаз, приводит приговор в исполнение.

— Я должна родить от тебя ребенка, а потом забрать у тебя все. Возможно, даже убить.

Подхожу к окну, упираюсь ладонями в холодное стекло и наблюдаю, как по нему скатываются капли летнего дождя. Когда я женился, на улице тоже шел дождь, и мы танцевали свой первый танец под теплым ливнем, босые и абсолютно счастливые. Тогда мне казалось, что это счастье не закончится никогда. Пока она не села в тот чертов самолёт.

Опускаю голову, всматриваясь в больничный двор. От центрального входа отъезжает черный седан, мельтешат врачи, пациенты торопятся укрыться в здании с передачками от близких. И никто из них даже не подозревает, что эта женщина, которую подложили под меня, чтобы лишить всего, — моя покойная жена.

Глава 10

— Что собираешься делать? — Тоха крутит в пальцах золотую зажигалку. Кот, скрестив на груди руки, смотрит вдаль, где зеленым полотном стелется плато, скалой обрывающееся в море. И молчит. Впервые не вставляет свои заготовленные на все случаи жизни цитаты.

Отпиваю остывший кофе. Пожимаю плечами. Я не знаю, что теперь делать. У меня только два желания и оба никуда не годятся.

Откидываюсь на спинку деревянной скамьи, рвано выдыхаю. Я забрал Киру из клиники Кота, где она пролежала сорок восемь часов, пока брали необходимые анализы, четыре дня назад и все это время она пытается свести меня с ума одним своим видом. Похоже, малышка задалась целью соблазнить меня.

— Она что-нибудь вспомнила? — это уже Кот, устало вытянувший ноги.

Мы сидим в беседке на заднем дворе уже около часа, и за все это время Кира и носа не показала из дома. Заперлась, наверное, на все замки. Или готовит очередной план по совращению меня. Вчера вот курьер привез ее заказ. Я бы не проверял, но привычка быть осторожным, особенно после ее сногсшибательного признания, почти рефлекс. Заглянул в пакет, а там нижнее белье. Кружево, кружево и кружево. Ах да, еще какой-то лоскуток на веревочках. И этих веревочек там столько, что я всерьез напрягся, представляя, как это все будет смотреться на ее смуглой коже. Представить оказалось не сложно. Гораздо труднее унять свое взбунтовавшееся либидо.

Качаю головой. Ничего она не вспомнила. И не пытается, похоже. Сутки сидела над результатами анализа ДНК, свидетельством о браке и свадебными фото. Разложила все это добро на кровати и просто смотрела на все. Молча. Даже от еды отказалась. А утром спустилась к завтраку в пеньюаре, который совершенно не прятал красивую грудь второго размера с призывно торчащими сосочками, упругую попку и чуть выступающий над плоским животиком наголо выбритый лобок.

Первым желанием было разложить ее прямо на обеденном столе и оттрахать так, чтобы ходить не смогла. И она с точностью снайпера поймала его в моем взгляде, улыбнулась и призывно облизала губы кончиком языка. Член тут же налился кровью, потяжелел. Кира опустила взгляд на мой пах, который я даже не пытался скрыть. А смысл? Я хочу ее и не намерен это отрицать. Но я хочу не только ее тело. Мне мало тупого траха. Мне нужна она. Моя Незабудка, а не Кира Леманн, совладелица секс-клубов и чужая любовница. А со стояком я и сам могу справиться. Поэтому в то утро я спокойно доел свой завтрак под ее изумленным взглядом. Что, не ожидала, малышка? Думала, я как твои кобели сразу встану в стойку? Хрен тебе, девочка. Верни мне мою жену и тогда я весь мир постелю к твоим ногам. А пока…