— Какой ужасный дрыщ, — фырчала я, завидев приближающегося к нам Семена Тищенко. — Пойдем отсюда, пока он нас не увидел!

Семен был на любителя; в свои восемнадцать — двадцать я купалась в юношеском снобизме и была уверена, что прыщавый, угловатый ботаник — птица не моего полета.

— Здравствуй, Семочка, как твоя бабушка, поправилась? — щебетала Оля, приобнимая дрыща за дрыщевую талию.

Забегая вперед, расскажу, что Тищенко вырос во вполне респектабельного мужчину, женился на француженке и открыл свой банк. Однако первой его любовью так и осталась она, Оля, девушка, которая сумела разглядеть его потенциал за запущенным акне.

Впрочем, чины, звания и финансы совсем не волновали чистую сердцем Оленьку, иначе как можно объяснить, что ее выбор пал на студента летного училища, приехавшего из поселка Железнодорожный покорять Москву. Будущий летчик был самоуверен, нахрапист и спесив; нежная Олечка, казалось, прекрасно его дополняла. Они быстро переехали в комнату Оли в квартире родителей и даже сделали там ремонт. Через год у них родилась Настенька, лапочка и кривляка. Конечно, я всегда считала, что Оля могла составить гораздо более выгодную партию, но была уверена, что женская мудрость, дарованная ей по праву рождения, выдержит любые испытания. Теперь же звезда студенческой тусовки сидела передо мной совершенно раздавленная, и видеть это было по-настоящему страшно.

— Вот, выпей... — Судорожно поискав по полкам, я нашла полупустую бутылку с коньяком «Благословение Патриарха». Подумав, я налила и себе немного.

— А кофе есть? — жалобно всхлипнула подруга. — Я сегодня с утра ничего не ела, хоть кофе бы попить.

Через полчаса за столом красовались: нарезка из сыра и каких-то найденных в холодильнике фруктов, свекольный салат, холодные ножки вчерашнего цыпленка. Между цыпленком и чайником с остывшим кофе полулежала в доску пьяная Олечка, которая в одно лицо скушала весь оставшийся коньяк.

— С кем ребенок-то? — трясла я ее за плечо.

— С мамой, — промямлила Оля.

На минутку она подняла голову от стола, осмотрела внимательным взглядом еду и вдруг опять разрыдалась.

— Я же его домой привела, прописала, — всхлипывала она, — дочку родила красавицу, ну как же так?..

Ольга зарыдала так громко, что у меня заложило уши. По батарее начали стучать соседи. В соседней комнате уже привычно завыл Зигмунд.

За полтора последующих часа с помощью горячего чая, холодного душа и убеждений, переходящих в угрозы, мне удалось вытрясти из подруги некоторые подробности случившегося.

Жизнь с курсантом летного училища Сергеем, как выяснилось, была легкой и беззаботной только первые две недели. Потом же розовые облачка развеялись, а в супруге проявились черты, которые неприятно поразили Ольгу: муженек оказался до паранойи скрытным и никогда не сообщал, где пропадает по вечерам, кто ему звонит, кто пишет эсэмэс среди ночи. Оля не особенно переживала, игнорируя сигналы «воздушной тревоги»: она доверяла мужу, как самой себе, радовалась дочке вместе со своими родителями, водила девочку на развивающие занятия и в бассейн. Жизнь Оли сильно изменилась, поклонники пропали, но она не волновалась по этому поводу — ведь она наконец-то стала взрослой, получила все, что желала: доченьку, любимого мужчину. Правда, отношения стали уж как-то совсем... прохладными.

— У нас ничего не было после рождения ребенка, ни-че-го, — пьяно рыдала Ольга. — Ну я на себя грешила, думала, располнела, шов опять же, от кесарева, наверное, ему не нравится... он же такой... эстет!

Я почувствовала, как медленно сжимаю в руках вилку. Эстет?! И откуда Оля только взяла эту чушь! Иногда то, что мы принимаем за оргазм, в действительности оказывается дисбактериозом. Так и здесь — похоже, Олька напоролась на, увы, нередкий подвид мужичка, которых я про себя называю «третий глаз». Такие мужчины с рождения оборудованы встроенным микроскопом, который всегда с удовольствием подмечает малейшие недостатки окружающих. Ничто не укроется от третьего глаза! Лишние килограммы? Даже если их два — он тут же заметит оба. Разглядит первую морщинку, которая была на вашем лице с детсадовских времен. А уж найдя у своей затравленной подружки единственный седой волос, такой мужчина впадет в настоящий религиозный экстаз, словно шаман с Дальнего Севера. Всевидящее его око бдит круглосуточно и всегда чудовищно преувеличивает любой, даже самый несущественный изъян. Третий глаз не обманешь, на него не наденешь розовые очки: иногда он смотрит так далеко, что видит не только наше ужасное настоящее, но и бесславное будущее. Мужчину с третьим глазом легко можно узнать по коронной фразе: «Если сейчас ты такая, что будет через пару лет?»

— Посмотри на себя, ты же толстая корова с желтыми зубами, — любят приговаривать они, поглаживая себя по пузу. — Пошла бы, что ли, спортом занялась, хотя тебе и это не поможет.

Поклонники исключительного совершенства встречаются на жизненном пути каждой женщины, словно сорная трава; если вовремя не разглядеть парня со встроенным телескопом, некоторые из холодящих душу прогнозов могут стать реальностью.

— А ты сдала, постарела прямо на глазах, — дружелюбно приговаривал любимый муж Ольге, уминая домашние котлеты с гречкой. — Растеряла свою девичью прелесть, да и дома бардак, хоть бы какая-то польза от тебя была, а так никакой. — Он вставал из-за стола, вытирал руки о передник притихшей Ольги и неспешно двигался в направлении телевизора, бросив ее разбираться с тарелками...

— Ну а ты ему что?! — возмущенно завопила я. — Двинула по башке скалкой?! Вцепилась зубами в ляжку?! Сожгла его паспорт?!

В ответ Ольга взмахнула рукой как-то очень неожиданно, по-бабьи, словно героиня черно-белого советского кино времен теории бесконфликтности. Она и сама, казалось, была из тех лет — изо всех сил отказывалась признавать плохое и верила, что жизнь подбрасывает только конфликт хорошего с наилучшим. Я поняла — моя прекрасная, очаровательная принцесса осталась прежней. К двадцати восьми годам она так и не научилась скандалить.

Вместо того чтобы дать отпор охамевшему супругу, моя подруга долгие годы занималась самоедством, постоянно сидела на изнуряющих диетах (теперь мне стало понятно, почему она отказалась от еды) и тратила все, что зарабатывала в школе, на косметолога.

Гром прогремел среди ясного неба внезапно, когда Ольга как раз расправилась с намечающимися попиными ушами и всерьез озаботилась ботоксом для глубокой складки на лбу. Складка появилась после того, как Сергей в первый раз не пришел домой ночевать, а мысли о ботоксе — еще две недели спустя.

Итак, Ольга сидела после работы, наложив на лицо и шею тряпичную маску с плацентарным экстрактом. В дверь робко позвонили, и в этом не было ничего необычного — так делала мама Ольги, Тамара Степановна, если руки были заняты сумками с продуктами. Оля сердилась на маму, не позволяла ей поднимать тяжести, но та тихо упрямо повторяла: «Буду ходить и носить — дольше проживу!»

— Входи, мамуль, — приветливо пробормотала Оля. Она слегка подняла голову, чтобы маска не съехала со лба.

На пороге тем временем смущенно мялась незнакомая юная девушка. Впрочем, Ольга не особенно ошиблась. Да, она тоже была мамой. Будущей мамой.

Маска с чавкающим звуком сползла с Оли и безвольной тряпочкой шмякнулась об пол. Кажется, она прихватила и плотно сидящие на Ольге розовые очки размером со шлем космонавта.

— Здравствуйте, вы жена Сергея? — пробормотала девушка.

Ольга впервые в жизни не знала, как правильно ответить на этот простой вопрос. Кажется, она сразу поняла, о чем будет разговор. И, увы, не ошиблась.

— Давайте познакомимся. — Девушка робко перешагнула порог Олиной квартиры. — У нас много общего.

Так мимические морщины перестали быть главной проблемой брака Ольги и Сергея.

— Ну и кому я теперь нужна? — как заведенная повторяла Оля, раскачиваясь на одном месте и уставившись на свое отражение в блестящий чайник.

«I’m the Lonesomest Gal in Town»[3], — пела Фицджеральд, угрожая умереть, если кто-нибудь срочно не отыщет ей мужика.

Я смотрела на Олю, на то, как она обхватила себя тонкими, ухоженными руками и укачивала, словно ребенка, пытаясь успокоить. Она была такая славная. Такая же, как и триста пятьдесят лет назад, в прошлой жизни, где мы еще не сидели на диетах, а, пользуясь нечеловеческим метаболизмом студенток, питались кока-колой и булочками из буфета. Оля была сокровищем моей юности, и я сейчас чувствовала себя обокраденной. Сокровище же улыбалось пьяной, грустной улыбкой, мусоля кусочек сыра с таким несчастным лицом, как будто жевала скатерть.

Предательски подступили слезы... Стоп! Сейчас и я зареву — и что тогда?

— Пойдем-ка!

Внезапно в моей голове созрел план. Я схватила Олю за холодную руку и потащила в зал. Подрулив к шкафу, я решительно посмотрела на подругу:

— Ну-ка, какой у тебя размер?

— Ну как у тебя... приблизительно...

— Давай-ка примерим вот это платье...

— Да зачем мне?! Не утешай меня!

— А потом мы встанем, пойдем в клуб и найдем тебе нормального... слышишь, нормального мужика!

Конечно, я брякнула это просто так, но неожиданно взгляд Ольги стал осмысленным. И она уже беспрекословно натягивала колготки из новой упаковки. А через несколько минут посмотрела на мои сережки, не мигая, и сказала изменившимся голосом:

— Снимай. Давай сюда.

Через час, пошатываясь, наша ярко накрашенная парочка завалилась в ночной клуб «Высоцкий». Более странного места для тусовки и найти было невозможно, однако именно этот древний клуб с ретромузыкой как нельзя лучше подходил для социальной реанимации девушки, которая пропустила целое десятилетие светской жизни столицы. Здесь, в расслабленной толпе любителей торта «Медовик» и песен Малежика, Олина академическая неуспеваемость по тусологии была совершенно незаметна, да и, признаться, не важна. Я поплелась к бару за коктейлем, а Ольга... в ней неожиданно открылось второе дыхание! Она отплясывала под любую музыку, включая шансон и марши. Ольга вкладывала в замысловатые, нездешние движения своего танца весь задор женщины, у которой не было секса в течение нескольких лет подряд. Ее тело, причудливо извиваясь, как бы рассказывало историю. Кое-что мне даже было понятно — все-таки я не зря работала переводчиком. Вот она встречает Сергея и влюбляется. А вот — отрубает голову его молоденькой любовнице и варит из нее холодец. Искренние эмоции всегда находят своих почитателей. Уже через двадцать минут вокруг Ольги вился весь зал, однако из пляшущей толпы выделялся мужчина лет тридцати, в белом пиджаке и темных очках, явно желающий перейти на «ты» с нашей пострадавшей.