София Катенина - Давай познакомимся!

«Где так много диких обезьян», — подумала я. А вслух спросила:

— А почему расстались?

Любопытство пересилило благоразумие, но я должна была выяснить: вдруг красавица бросила его и он теперь будет предан ей по гроб моей жизни?

— Разные люди, — чуть задумавшись, произнес Алекс. — Совсем разные. Я люблю радоваться простым вещам.

— Например? — улыбнулась я. Расспросы о бывших нужно было немедленно сворачивать.

— Вкусной еде, приятной компании, — пожал плечами Алекс, — люблю, когда горит огонь, и на воду могу смотреть бесконечно. Я простой человек.

Это было удивительно, удивительно и прекрасно. Он говорил как нормальный! Здесь, в дорогом ресторане, сидел мужчина, в которого я непостижимым образом могла бы влюбиться и в тринадцать, и в двадцать пять. Еще бы, ведь, по его рассказам, в девятом классе он ходил с магнитофоном «Весна» на плече и пел песни Виктора Цоя, а теперь приглашает девушек на свидания в рестораны, где хорошо готовят. Кто бы устоял?

Через час и несколько бокалов розового вина мне стало только хуже. Огонь переместился в другие, более отдаленные места моего туловища. Алекс рассказывал истории из своего прошлого, байки о друзьях, о городах, в которых побывал; я же чувствовала себя Жанной Д’Арк, медленно поджаривающейся на костре собственных предрассудков. С одной стороны, я безумно хотела поехать к нему — будь что будет, я просто хотела этого. С другой стороны, хоть я уже и не была способна рассуждать трезво, я понимала, что даже у очень простого человека вполне могли сложиться собственные предположения на тему логического продолжения этого вечера. Может быть, у него другие планы и дома его ожидает новая длинноногая фея? В конце концов, нервно поглядывая в карту десертов, я заказала охлаждающее мороженое с мятой. Я съем его, ко мне наконец вернутся остатки здравого смысла, а решение дилеммы оставлю на промысел судьбы.

И стоило мне только подумать так, как телефон в сумке отчаянно завибрировал. Судя по тому, что звонок был очень настойчивым, это была она.

— Доча, ну куда ты пропала?! — Голос у мамы был встревоженным. — Я тебе звоню-звоню, а ты не берешь!

— Извини, пожалуйста, — пробормотала я Алексу. — Мне надо ответить. Привет, я тут слегка занята, — заговорила я в трубку твердым голосом, тщательно избегая слова «мама».

— Срочно дуй домой! У кого-то прорвало трубу в твоем подъезде, мне звонила соседка снизу, у нее льет как из ведра, и сверху тоже вода!

Стоило мне вспомнить о судьбе — и она разверзла передо мной потаенные шлюзы своих щедрот. Что и говорить, это была прекрасная новость. Кажется, вопрос о продолжении вечера решился сам собой. Мне нужно было спасать Зигмунда, а заодно и свою подмоченную репутацию. Черт, а я чуть было не напросилась к Алексу в гости!

— Что случилось? — встревоженно произнес Александр, заметивший, что мое лицо вытянулось.

Врать после нескольких бокалов розового вина оказалось слишком сложно.

— Прорвало... трубу! — запинаясь, выдавила я. — Мне нужно срочно ехать домой.

— У тебя там кто-нибудь есть? — быстро спросил Алекс. — Ну в смысле...

— Только Зигмунд, — выдохнула я. — Мой йорк, — добавила я, видя, как дернулись его губы.

— Тогда я прошу счет и еду тебе помогать, — твердым голосом заявил Александр. — И даже не думай, что я отстану!

Я уже ни о чем не думала. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

Так приятно проведенный вечер плавно превратился в настоящий ночной кошмар: я, он, мокрая собака, воющая на спинке дивана, плавающие в воде тапочки и ... два алюминиевых таза, в которые мы с Александром огромными тряпками собирали грязную воду. Алекс за ужином произнес, что может смотреть на воду бесконечно — в этом плане мне, кажется, было что ему показать. Здесь ее было в избытке. С потолка и из углов продолжало прибывать. Во всем доме никто не спал и в целом царила неожиданно активная ночная жизнь. По лестницам с топотом и матюками бегали жильцы, под окнами гудели машины со специалистами. После третьего таза я выдохнула, и моя неловкость куда-то исчезла; после десятого стало понятно, что в списки пострадавших нужно внести не только мое самолюбие, но и светлый костюм Герштейна.

— Ну и как ты здесь будешь ночевать? — насмешливо спросил Алекс, оглядывая затопленную квартиру. Мы выгребли уже довольно много желтоватой, пахнущей горячим железом воды, однако по квартире все равно хотелось ходить в галошах, с освежителем воздуха и большим промышленным феном.

— Ничего страшного. — Кажется, сейчас я не на шутку перепугалась. Нет уж, отправиться в какое-нибудь его идеальное жилище вот так, с перемазанными руками, в платье с пятнами? Лучше пусть меня зальет по горло и я погибну с честью, как княжна Тараканова.

— У тебя воду отключили. — Алекс отправился в ванную и кричал оттуда. — Ни холодной, ни горячей. Ты даже душ принять не сможешь.

Он подошел ко мне, мокрый, взлохмаченный, пахнущий тиной. Абсолютно идеальный.

— Возьми вещи на завтра и своего Тузика, — строго приказал Герштейн, игнорируя мой влюбленный взгляд. — Мы сходим на сушу!

«Тузик» стоял на диване, виляя хвостом, и держал в зубах поводок.

Мы выбрались с тонущего корабля и сели в машину, а потом Алекс достал ключи и открыл тяжелую железную дверь своей квартиры. К счастью, консьерж уже крепко спал, и мне удалось прошмыгнуть в подъезд высокого сталинского дома на Кутузовском проспекте совершенно незамеченной.

Внутри все было приблизительно так, как я и предполагала, когда думала о Герштейне: чистые линии скандинавского дизайна, просторная студия — результат серьезной перепланировки двух квартир эпохи строительства коммунизма. Первым в квартиру конечно же ворвался Зигмунд.

— Фрейд, — строго прикрикнула я, — место!

— Откуда он знает, где тут место, не нервируй пса, — добродушно буркнул Алекс и исчез в недрах квартиры. — Вот тебе тапочки, полотенце и халат, а там душ. — И в моих руках оказалась большая стопка чего-то мягкого, ароматного и махрового.

— Спасибо, — просияла я, с радостью ухватившись за предоставленную возможность побыть наедине со своими пестрыми мыслями.

В огромной белой ванной было все, что нужно девушке для счастья: джакузи, большая душевая кабинка, огромное зеркало и... полное отсутствие намеков на то, что здесь когда-нибудь были девушки! Я повернула замок на двери и немедленно начала обыск. Ничего подозрительного: ни припрятанных тампонов в нижнем шкафчике, ни помады, ни пудры, ни даже увлажняющего крема. Гель для душа и тот был в черной упаковке и носил обезоруживающее название «For men». Вскоре я пахла Nivea: стерев с лица остатки косметики, я почти распрощалась с безумием сегодняшнего дня. И внезапно почувствовала, как сильно устала.

— Посмотри телевизор, я сейчас тоже в душ, а потом могу сварить тебе кофе, — улыбнулся Алекс, увидев, что я нерешительно топчусь у двери в комнату, завернутая в огромный белый халат. — Садись.

Я шлепнулась на мягкий диван перед огромным экраном, прислонилась к спинке и, опустив руку вниз, почесала за ухом свернувшегося калачиком Зигмунда. Я чувствовала себя странно, очень странно. Мне было приятно, что Герштейн вызвался меня спасти, мне было уютно, словно я уже была здесь, и мне неодолимо хотелось спать. Так, под шум воды, доносившийся из-за закрытой двери ванной, я провалилась в сон.

Проснулась я от запаха кофе, который приятно щекотал ноздри. Солнце, заливавшее квартиру, было первым, что бросилось мне в глаза. Вторым же была подушка, которая точно не присутствовала на диване вечером, когда я засыпала.

Я лежала там же, но кто-то заботливо накрыл меня пледом. Этот же кто-то сейчас осторожно гремел на кухне. По квартире разносился уютный запах чего-то, напоминающего свежие ванильные булочки.

— Привет. — Я осторожно попробовала голос. — Я сейчас! — И я бросилась в ванную, схватив пакет со своей одеждой.

— Доброе утро, Катюша, — весело отозвался Алекс. — Выходи завтракать.

Через десять минут я чувствовала себя уже немного уверенней, надев свое платье вместо банного халата. Я на цыпочках двинулась в сторону кухни.

Алекс стоял около кухонного островка, умелым движением переворачивая на сковородке маленькие, круглые, пухлые блинчики. На губах его играла уже знакомая мне лукавая улыбка. Кажется, он прекрасно понимал, какое впечатление на меня производят его манипуляции.

— Ух ты, — наконец выдохнула я, — а я готовить не умею.

— Я тебя научу, — улыбнулся Алекс, — а пока садись.

Передо мной стояла большая белая тарелка с румяными блинчиками и свежей малиной, которую Герштейн посыпал сверху сахарной пудрой. Никогда еще ни один мужчина не готовил для меня завтрак. Некоторые могли заказать пиццу, но почему-то о них сейчас вспоминать не хотелось.

Что это было? Очарование сильного, мужественного человека, который заботится обо мне и моей собаке, или благодарность, выплеснувшаяся через край? Я не знаю, только вдруг я подошла к Алексу и поцеловала его.

Так просто.

Сама.

И как только мои губы коснулись его и я почувствовала аромат малины, что-то случилось. Кому-нибудь могло показаться, я всего лишь сделала несколько неуверенных шагов вокруг стола, но этим я не ограничилась.

— Давай познакомимся? — прошептал он.

Я очень, очень сильно опоздала на работу в этот день.

Меня ругала Светлана, а потом Марго, и опять Светлана...

Меня ругали все, и, наверное, порицал весь мир.

Но больше меня это почему-то не волновало.

Иногда мне кажется, что во всем, что происходит с людьми, есть какая-то едва уловимая предопределенность. И что бы ты ни делал, как бы ни пытался изменить положенный ход вещей — все происходит по заранее намеченному плану. Кто автор рисунка на невидимой канве? Одно я знаю наверняка — это уж точно не управляющий состав нашего маленького брачного агентства.