Смерив меня высокомерным взглядом, подруга шлепнулась на стул и открыла файл.

— Пирог потрясающий, — заметила я. — Просто великолепный!

Мне почему-то было очень сложно перейти к основной теме, ради которой я пробиралась к дому Ирины по московским пробкам. С одной стороны, я должна была предупредить подругу; с другой — папка должна была сделать это за меня. Как еще я могла бы повлиять на ситуацию? Тем временем кусочек пирога незаметно исчез с моей тарелки. Ира внимательно читала «материалы дела», медленно перелистывая страницы под умиротворяющее тиканье настенных ходиков. Ее лицо оставалось при этом совершенно непроницаемым, что окончательно сбивало с толку. Не выдержав мхатовской паузы, я приступила к сложному разговору. Нужно приводить взвешенные, логичные аргументы спокойным, хорошо поставленным голосом.

— Я не знаю, что произошло вчера, — затараторила я, — и в общем-то, это не мое дело. Вернее, это могло бы быть не моим делом, но Марго... ты понимаешь, Ванеев — наш клиент, и теперь я не знаю, что делать.

— Ну и не нужно ничего делать, — мягко улыбнулась Ирина.

— Но я должна предупредить тебя! — волновалась я.

— О чем?

— Он очень странный, этот Ванеев... — Я тщательно подбирала слова. — Он никому не нравится.

— А мне нравится. — Ирина удивленно подняла брови.

— Ты его совсем не знаешь! Здесь целая папка, мы собирали информацию, — убеждала я.

— Представляю, что будет, если собрать информацию обо мне, — оживилась Ирина. — Я бы не хотела видеть всех своих любовников в одной папке, бррр! Она была бы еще толще. Даже думать не хочу об этом...

— Одна девушка сказала, что Ванеев скупердяй, — выложила я главный козырь. — И там еще такая странная фраза про агротуризм.

— Серега мне рассказывал, кажется, — наморщила лоб Ирина. — К нему на встречу от агентства приехала фифа в накладных ногтях, и он отвез ее на дачу к родителям, прикинулся, что обожает полоть грядки. Не знал, как от нее отделаться.

— Серега? Он уже для тебя Серега? Ничего себе темпы, за одно свидание!.. То есть встречу... Или свидание?

— Свидание у меня в пятницу, — просияла подруга. — Катаемся на катере по Москве-реке. А вчера мы просто поболтали. И ты знаешь... — Ирина сверкнула глазами. — Я что-то чувствую! Потом он детей любит. Всем малышам в кафешке улыбался.

Я тоже что-то почувствовала. Я почувствовала себя сволочью.

— Но он такой... несимпатичный, — пробурчала я. — Страшновато заводить от такого детишек!

— Ты видела солиста группы Aerosmith? По твоей логике, его жена должна ходить, завернувшись в гигантский презерватив? — парировала Ирина. — А у него дочка-красавица, Лив Тейлор, в рекламе снимается и в кино играет королеву эльфов.

Поединок с Ириной принес мне неожиданное поражение: судьба явно была благосклонна к гномам. Как я ни старалась, мне не удавалось вселить в подругу хоть каплю благоразумия. Я честно рассказала все, что смогла узнать, а в ответ услышала следующее:

— Вот тут какая-то барышня пишет черным по белому: «Жадный, ужасный скупердяй». Так она просто не знакома с моим Тарасиком. Непуганая! А я тебе так скажу: жаднее Тараса быть нельзя в принципе, даже если очень постараться. Этот политик у мамы две пепельницы увел — пропали бесследно. А Серега приглашает меня в «ДжуДжу»[11]. Вот еще тут написан отзыв: «Заумный». Неужто хуже, чем Василий Ильич? Помнишь, тот, который рассказывал про принцип действия подшипников качения. Каждый день рассказывал, в деталях. С ума бы другая сошла! А я любила! Катька, как я его любила. Заумным не казался вообще. А Сергей... Ну разве же он заумный! Истории интересные рассказывал, про этих же барышень кое-что, которые тут пишут. Смешно было... И читал мне из Бродского! «Нынче ветрено и волны с перехлестом...» Наизусть, кстати, Катя.

На тысяча восемнадцатом недостатке Ванеева моя уверенность в том, что гном — неподходящая партия, начала таять, как утренний туман. И в самом деле — даже без помощи Heart Hunt & Co через руки Ирины прошла целая армия чудовищных экземпляров. Чем хуже Сергей Николаевич? Может быть, и ему нужно дать шанс.

В конце концов все серебряные пепельницы пропали из квартиры Ирины задолго до появления Ванеева.

Так постепенно жаркий августовский вечер расставил все по местам. Ирина вернулась мыть посуду после посиделок с подругой, я потихоньку пробиралась по пробкам поближе к Зигмунду, который надул посреди коридора. Что же касается черной папки... Утром черная папка вернулась в тот шкаф, откуда я ее и вытащила.

Только мое сердце не находило себе места.

Потому что Алекс мне не звонил.

Глава двадцать вторая, в которой приводятся неопровержимые доказательства того, что любовь убивает

Человек — странное, непредсказуемое существо. По каким-то неведомым причинам нам всегда сложно находиться в состоянии равновесия. Гармония как будто давно перестала быть целью и превратилась в дверь на выход, к которой не очень-то и хочется приближаться. Вечное движение к счастью оказалось гораздо привлекательнее самого счастья, что заставляет задуматься — может быть, действительно увлекательный процесс важнее сомнительного результата? Что скрывается там, за нарисованным очагом в каморке папы Карло? Если нам не понравится, можно ли будет вернуть билет в кассу и получить свои деньги обратно? Хороша ли реклама, что говорят критики — возможно, туда и стремиться не стоит? Зачем вообще человеку занимать очередь за счастьем, когда в соседней можно купить себе гамбургер? Все, получившие счастье, заканчивают неважно. Выйдя замуж за мужчину своей мечты, вы рискуете получить футбольного фаната, помешанного на собственном диване. Достигнув нирваны, йоги сливаются с Брахмой и выпадают из цепочки перерождений. Получив телефон девушки и убедившись, что она очарована, мужчина исчезает с радаров и теряется в мутном бульоне большого города, словно лавровый лист в борще.

Любовь еще со времен моего неудачного замужества начала представляться мне чем-то вроде огромного старомодного бабушкиного комода. Эта несомненно ценная вещь имеет прикладное значение и занимает очень, очень много места. Бабушкин комод — настоящее воплощение традиций. На первый взгляд без него вообще невозможно обойтись — сверху хранятся воспоминания: бумажные письма в шкатулке, фотографии в резной рамочке. Там же расположены различные предметы, призванные доставлять удовольствие: духи, помада, забытая с вечера шоколадка. Стоит ваза с букетом цветов. Комод величественен, декоративен и непознаваем, в небольшой квартире он — символическое Дерево Жизни, пустившее кряжистые корни прямиком в наборный паркет. За комодом можно укрыться, как за каменной стеной, или забаррикадировать им дверь в случае разбойного нападения. Комод спасает. Он настоящий герой! Кроме того, он незаменим в хозяйстве: в просторные его ящики можно сложить вообще все что угодно. Однако почему же при мысли о том, что это сокровище может переехать в мою квартиру, я не испытываю ничего, кроме паники?

Это вещь не из моего мира. И, говоря так, я не хочу бросить тень на этот культовый предмет черного дерева. Скорее, это моя проблема: я слишком поверхностна и легковесна, можно сказать, я недостойна комода. Он обязывает ко многому. Под огромный комод придется подгонять весь оставшийся интерьер. Кроме того, для него непременно нужно выделять достаточное количество пространства. Так, вся моя жизнь волшебно изменится, лишь только резные ножки комода коснутся моего порога. С виду безобидная мебель превратится в троянского коня, из которого посыплются, посыплются и посыплются незваные пришельцы: антикварные салфетки, плюшевые скатерти, фарфор с клеймом мануфактуры братьев Корниловых, серебряные вилки и, наконец, новая железная дверь с кодовым замком, который будет обеспечивать сохранность всего этого роскошества. Отныне я никогда не смогу избавиться от комода просто так — нет, что вы! Мебельный мир только на первый взгляд кажется демократичным, на самом деле он прогнил до основания и полон предрассудков, словно диванная подушка — поролона. Общество лицемерно закрывает глаза на тех, кто позволяет себе выбрасывать на помойку тумбочки из IKEA, но поднять руку на бабушкин комод? Это приговор самой себе и поступок, который необратимо повлияет на мою репутацию, личность и социальное окружение.

Стоит ли удивляться, что первым чувством, которое посетило меня вскоре после знакомства с Герштейном, стал нечеловеческий дискомфорт? Чего только стоят наши странные свидания, каждое из которых было больше похоже на стычку. А после чудовищного провала в «Корчме» я больше вообще не хотела есть. А он, похоже, больше не собирался мне звонить. Перемены, которых я не желала, непрошенно вошли в мой дом, все как будто бы осталось прежним, но при этом непоправимо изменилось. Первым признаком этих перемен стало то, что я больше не складывала вещи на кровати и не обнимала их, когда засыпала. Мне даже не хотелось вспоминать, что я так когда-то делала. Теперь я спала наискосок, вскакивая каждый час: мне все время мерещился звук входящей эсэмэски. Иногда действительно так и было: мне писал Beeline. Он сообщал о невиданных доселе услугах, которые были настолько актуальны, что новость о них не могла подождать до утра.

В то время как я продолжала из последних сил сражаться с воображаемыми комодами, Алене, кажется, удалось выгодно пристроить свой. Это была чистая сделка: обмен разбитого сердца на квартиру в свободной стране. Алена словно оказалась во сне и даже, вопреки обыкновению, не поделилась с подругами новостями. Обычно она рассказывала о своих неудачах, а здесь... Здесь она даже и не знала о чем рассказать. Была ли ее история неудачной или наконец она получила желаемую компенсацию за долгие годы холостой жизни? Алена не понимала. Первой реакцией на разговор с загадочной дамой стал конечно же шок. Алена отказывалась верить в то, что такой тонкий, чувствительный человек, как художник Гнатюк, мог обманывать ее. Наверное, с пожилой дамой у него и могли сложиться товарноденежные отношения, но Алену-то он точно полюбил! И на какую только подлость не пойдет стареющая женщина, чтобы вернуть возлюбленного. Не стоит доверять этой богатой грымзе — следует срочно позвонить любимому и все объяснить.