– Если ты имеешь в виду, что он закопал в саду убитых жен – нет, я так не думаю.

Тесс заставила себя улыбнуться.

– Но он замкнутый человек, которому трудно быть откровенным. Деймон не привык делиться своими мыслями с другими, даже если это собственная жена.

– Значит, ты до сих пор не знаешь, почему он на тебе женился?

Элизабет затронула самое чувствительное место своей сестры.

– Это тема, которую я не хотела бы обсуждать с тобой…

– Даже со мной? – вспылила Элизабет. – Что ты хочешь этим сказать? Только то, что я еще не замужем, как ты? Или ты считаешь, что я вообще могу не выйти замуж? Не забывай, пожалуйста, еще неизвестно, какую из сестер выбрал бы Трегарон, если бы отец не загнал его, пьяного, в ловушку.

Но с этим Тесс уже не могла согласиться.

– В любом случае теперь он мой законный венчанный супруг, – резко возразила она.

– Да, сейчас, в этот момент. Но не забывай, что браки могут быть аннулированы.

Тесс бесцеремонно напомнили о словах Тома. Неуверенно посмотрев на сестру, она укоризненно воскликнула:

– Ты обсуждала это с Томом…

Элизабет начала смеяться. Это был высокомерный обидный смех, который Тесс давно уже не слышала от своей сестры и надеялась никогда больше не услышать.

– Не вводи меня в заблуждение, Тесс. Не рассказывай только, что вы на самом деле супруги – ведь Деймон даже ни разу не обнял тебя, как муж обнимает жену! Он обращается с тобой, как с ребенком, что, в общем-то, соответствует истине, и так оно и останется, пока в его распоряжении имеется привлекательная миссис Пентайер. – Внезапно дикое выражение глаз Тесс напомнило ей об осторожности. – Прости меня. Ты права. Это дела, в которые даже сестра не имеет права вмешиваться. Сама не знаю, что говорю: совсем с ума сошла от зависти…

– Зависти?

– Мне так хотелось выйти замуж – как ты! И я думала, что ты посмеешься надо мной, потому… потому что на мою любовь не ответили, как мне мечталось.

– Этот человек в Лондоне – сэр Барнаби Кастрис… ты разочаровалась в нем, не так ли?

Элизабет опустила голову.

– Благородные господа в Лондоне еще хуже, чем слава о них. Они ухаживают, флиртуют и, наверное, думают, что это любовь.

– А отец тебя упрекал или, хуже того, издевался, что тебе не удалось заполучить его?

– Заполучить – этого негодяя? Я должна быть счастлива, что мне вовремя открыли на него глаза. Знай же, меня в лондонском обществе прозвали «сосулькой», а молодые господа спорили друг с другом, кому из них удастся «растопить» меня. И сэр Барнаби выиграл спор…

Она закрыла лицо руками.

– Я думала, что умру от стыда. Что оставалось мне, как не сломя голову покинуть Лондон и вернуться домой? Но отец вместо того, чтобы утешить меня, назвал глупой, тщеславной гусыней, не доросшей до манер большого города. А Вильям громко смеялся…

– А кто тебя заставлял обсуждать свои дела с Вильямом?

– Я думала, он тут же вызовет сэра Барнаби на дуэль. В конце концов, на карту была поставлена честь его сестры. Но он просто высмеял меня. Он сказал, что недоставало еще выставлять Ховардов на всеобщее посмешище.

Голос Элизабет сорвался, еще немного, и она заплакала бы.

– Бедная Элизабет! Ты любила его?

– Любила? Вот еще! Да я никогда больше не поверю сладким словам этих двуличных ветрогонов, клянусь тебе. Кстати, это относится и к кузену твоего мужа, этому бойкому Энтони…

– Уверяю тебя, Энтони отзывался о тебе в самых лучших выражениях. И знаешь, очень почтительно…

На это Элизабет злорадно рассмеялась. Но не в силах более побороть волнение, она не смогла сдержать слезы и выскочила из комнаты, чтобы не делать сестру свидетелем своих переживаний.

Тесс осталась одна. Итак, Элизабет совсем не была «сосулькой», расчетливой, бессердечной женщиной. Единственный толчок, и ее панцирь пробит, а под ним показался человек, способный страдать, как любой другой, а не только заставляющий страдать других.

Веришь ли ты, что вышла замуж за Синюю Бороду? В этом была вся Элизабет – раны, нанесенные ее стрелами, еще долго болят, даже после того, как она сама успеет забыть о них! И ты никогда не говорила со своим мужем о том, что в аббатстве кроется тайна? Нет, она просто не отважится преодолеть барьеры, сооруженные Деймоном.

Словно на зов ее мыслей в комнату вдруг вошел Деймон. Может, он искал ее? Во всяком случае, он не выразил удивления, найдя жену в библиотеке. Он подошел к ней и взял за руку.

– Мои комплименты, Тереза. Вчера вечером ты показала себя достойной хозяйкой Лайонесского аббатства.

– Благодарю. Приятно, что ты больше не видишь во мне ребенка, не способного как следует принять гостей.

Деймон сжал губы, но не позволил ее колкому замечанию рассердить себя.

– Ты произвела впечатление и на своего брата. Он считает, что брак оказал на тебя благотворное влияние. Прежде ты была неуправляемой чудачкой, и он порой даже опасался, что ты окажешься такой же, как твоя тетушка, кончившая свои дни в сумасшедшем доме…

Тесс побледнела. Значит, Том не смог удержать язык за зубами. Она почувствовала, как Деймон сильнее сжал ее руку.

– Я откровенно спросил его, не кажется ли ему опасным иметь детей от женщины с такой подозрительной наследственностью, – резко рассмеявшись, продолжил Деймон. – Он выглядел почти таким же шокированным, как ты, дорогая, и ответил, нет, он так не думает, поскольку по линии отца все здоровы. Беда в том, что Том никогда не разводил собак или лошадей – все, что он изрекает, лишь голая теория.

Тесс оказалось очень трудно выдавить из себя вопрос.

– Значит, ты боишься, что… если у нас будут дети… они могут быть больны?…

Он заглянул ей в глаза.

– Возьмешь риск на себя?

Она не сразу ответила. Что он ожидал услышать: просто ее мнение или она должна принять окончательное решение? Но прежде чем она смогла заговорить, он продолжил:

– Впрочем, то, что сказал твой брат, не так уж и глупо. Возможность заболевания уменьшается, если здоров отец. Но здоров ли он?

Тесс охватил ужас. Она вспомнила о леди Маргарет и о надписи на ее могиле. Несомненно, леди Маргарет вела себя, как. безумная, если в штормовую ночь убежала из дома, чтобы посреди леса, на ступеньках часовни родить ребенка. Не удивительно, что он просил ее не вникать глубоко в тайны Лайонесского аббатства.

– Деймон, – прошептала Тесс.

Но то, что она хотела сказать, осталось невысказанным. Вместо этого она услышала собственный голос, звучавший как чужой.

– Деймон, я люблю тебя.

– Это не ответ, – хрипло отозвался он.

Он обвил ее руками и прижал к себе. Он целовал ее сначала осторожно, а потом все сильнее, с нарастающей страстью и, наконец, с бесконечной нежностью.

И вдруг оторвал ее от себя.

– Нет, любовь не ответ на этот вопрос, – пробормотал он, вновь прижимая ее к себе. – Многое стоит между нами. Я не имел права жениться, тем более на такой обворожительной, желанной женщине, как ты. Почему ты не можешь остаться такой, как прежде – неуправляемым, шаловливым ребенком… хотя бы пока не приедет мой отец?

Ее сердце бешено колотилось, она не могла сказать ни слова.

– Тебе так трудно остаться верным своим принципам?

– Чертовски трудно! И от этой игры с огнем не становится легче. Пожалуйста, не будь такой счастливой, Тереза, я не вынесу этого. Я еще ничего не рассказывал тебе о проклятии нашего дома. Но это не моя тайна. Если мне удастся уговорить отца все рассказать тебе… тогда…

Он замолчал.

– Что бы он ни сообщил мне, Деймон, я никогда не смогу тебя оставить.

Он резко оторвал ее от себя.

– Не говори так. И не давай никаких обещаний! Ты не можешь знать, что принесет будущее. О Боже, ну почему ты не можешь остаться ребенком?

– Потому что любовь быстро превращает девочек в женщин, – ответила Тесс. – Или ты думаешь, я навсегда останусь той крошкой, что сидела на полу у миссис Дженнингз и играла со щенками?

– Но ведь в эту малышку я влюбился до безумия. Я сказал тогда себе: эта или никто! Вот почему я пришел тогда ночью в дом твоего отца. Он думал, что из-за твоей самодовольной сестры, и решил надуть меня. Глупец! Только ты – если уж я когда-нибудь женюсь! Но я не должен был этого делать. Не надо было. У меня все уже было устроено…

– … С миссис Пентайер! Он нахмурил брови.

– А даже если и так? С твоей стороны, было бы глупо ревновать меня к прошлому.

Если бы это действительно было прошлым, подумала Тесс. И неожиданно решилась на вопрос.

– Ты… ты любил ее?

Он ошарашенно смотрел на нее.

– Любил? Нет, между мной и Изольдой и речи никогда не шло о чувствах.

И вдруг опять прижал ее к себе.

– Я люблю только тебя, Тесс, и никого другого! Я люблю твою неожиданную улыбку и морщинки на твоем лбу, когда ты о чем-то задумываешься. Я люблю тебя, когда ты отважна, когда чувствую, что ты боишься. Я люблю тебя и знаю, что и ты меня любишь. Но недалек тот день, когда ты будешь рада покинуть меня и забыть, что однажды приехала в Лайонесское аббатство к мужчине, которого почти не знала. Но с сегодняшнего дня для меня будет адской мукой жить с тобой под одной крышей и не…

Он замолчал и начал нервно ходить по комнате большими шагами.

– Думаю, для нас обоих будет лучше, если я тебя на какое-то время оставлю одну.

Тем не менее, продолжал ходить по комнате, затем резко остановился и повернулся к ней.

– Я знаю, что делать. Я отвезу твою сестру домой. Ее общество не особенно радует тебя, и я не хочу, чтобы она у нас оставалась: она слишком любопытна. Я вовремя вернусь домой, чтобы встретить отца. Многое следует выяснить между нами. Прошло ведь десять лет, как я его видел в последний раз, а я был тогда маленьким мальчиком. Может, он решит взять в собственные руки управление Лайонесским аббатством. Тогда мне не останется ничего другого, как отправиться в пустыню… Тесс не шевелилась, не произносила ни слова. Ее молчаливое согласие, а может быть, и молчаливый протест, привели его в ярость.