Большинство наших посетительниц оставались в восторге и в красках описывали, насколько лучше они стали себя чувствовать после электропатического лечения. Мне ничего не оставалось, кроме как поверить им на слово, потому что многие из них вскоре после первого сеанса приходили снова, чтобы повторить курс лечения. Прошло немного времени, и среди женского населения Чикаго распространилась молва о том, какое чудесное воздействие оказывает волшебная машина доктора Шеппарда на больных женскими недугами, и вот уже наши дневные сборы стали даже превышать вечернюю выручку.

По утрам мы все вместе занимались смешиванием травяных микстур, составлением порошков и изготовлением пилюль. Когда мы с Бобом Дерри оставались наедине, он бывал исключительно болтлив, преисполнен самомнения и вел себя со мной покровительственно. В присутствии же доктора он сразу становился почтительным и внимательным. Если он и располагал какими-то познаниями в медицине, то лишь весьма скудными и поверхностными. Он и сам это понимал.

Это был решительный и разбитной молодой человек, готовый добиваться своих целей, не стесняясь в средствах. Он всячески старался угодить доктору, надеясь побольше узнать о ремесле врача. Поначалу я думала, что это и есть его единственная цель, но потом я начала замечать, что он утаивает часть выручки. В расчетах с покупателями он всегда бывал идеально точен и внимателен, никогда не ошибаясь, давал сдачу, и нужно было очень внимательно присматриваться, чтобы заметить, как некоторые монеты оказываются в его собственном кармане, вместо того, чтобы отправиться по назначению — в кожаный кошелек, висевший у него на поясе. Понаблюдав за его трюками, я подсчитала, что ему удается украсть до двадцати долларов за вечер.

Однако когда я подошла к доктору и сообщила ему о том, что я заметила, он, к моему удивлению, только кивнул головой и отправился к себе в кабинет. Я вошла следом за ним и спросила:

— Разве вы не собираетесь ничего предпринимать, чтобы остановить это воровство?

Сидя за столом, он поднял голову и устало произнес:

— Нет, я ничего не собираюсь предпринимать.

Он сказал это так тихо, что его было почти не слышно.

Видя по моему лицу, что я сбита с толку и ничего не понимаю, он добавил:

— Боб Дерри прекрасно справляется со своими обязанностями клерка и регистратора. Не думаю, что во всем Чикаго найдется хоть один человек, который лучше него выполнил бы эту работу.

— Но он же ворует! — перебила его я.

— Он думает, что ворует, а ты думаешь, что он меня надувает. Это не совсем так, и я объясню тебе почему. Клиника приносит гораздо больший доход, чем я мог предположить, и происходит это во многом благодаря умению Боба разговорить людей и убедить их сначала зайти в наш институт, а потом и купить наши лекарства, когда они выходят из моей смотровой. Думаю, ты согласишься, что это правда.

Я утвердительно кивнула головой.

— Если бы он был честным человеком, он попросил бы меня о том, чтобы я, или платил ему проценты с продаж, или увеличил его оклад, или и то, и другое вместе. И я, видя, какую пользу приносит его работа процветанию общего дела, и нуждаясь в его услугах, безусловно, выполнил бы его просьбу. Но он нечестный человек, и предпочитает воровать у меня то, что я готов ему с радостью давать сам… Все это зашло слишком далеко, чтобы я мог что-то предпринять. Если я сейчас обвиню его в воровстве, у меня не будет другого выбора, кроме как немедленно уволить его и приняться искать на его место кого-то другого, кто смог бы так же успешно справляться с этой работой.


У меня была еще одна жалоба на Боба Дерри, но, видя, как отнесся доктор к истории с украденными деньгами, я решила промолчать и разобраться с этим делом самостоятельно.

Боб относился к той породе мужчин, которые органически не способны, оставшись наедине с молодой девушкой, не ущипнуть ее за зад. Находясь в его обществе, я ни на минуту не могла чувствовать себя спокойной, никогда не зная, когда он снова попытается дать волю рукам, Похотливый, как козел, и нахальный, как обезьяна, он нередко заставал меня врасплох и проникал своими лапами мне под юбку, когда руки у меня были заняты приготовлением какого-нибудь сложного лекарства. Он всегда умел выбрать момент и напасть на меня тогда, когда я этого меньше всего ожидала. Два раза он забирался рукой ко мне под блузку и крепко прихватывал меня за грудь. Оба раза он причинил мне сильную боль, когда мне пришлось силой отрывать от нежных сосков сжимавшие их пальцы.

Он стал вызывать у меня настоящее отвращение, и хуже всего было то, что в ответ на все упреки и брань, с которыми я на него обрушивалась, он довольно молчал и только губы его растягивались в глумливой усмешечке. Казалось, ему чуждо всякое сострадание и он испытывает извращенное удовольствие от того, что постоянно держит меня в состоянии напряжения и на грани нервного расстройства.

Однажды, доведенная его наглостью до исступления, я не выдержала и закричала:

— Ради всего святого, оставь ты меня, наконец в покое!

Это его не остановило. Подойдя ко мне, он с похотливой улыбочкой принялся поглаживать меня по заду, приговаривая:

— Ну, ну… Да не заводись. И не надо приплетать сюда всех святых. Тебе меня не одурачить. Мы с тобой одного поля ягоды. Ты, как и я, живешь не как прикажет Бог, а как зачешется между ног.

Я с отвращением отпихнула его от себя и нагнулась, чтобы поднять с пола таз, в котором настаивалась микстура. В ту же секунду он оказался у меня за спиной, задрал мне юбку и принялся шарить своими гнусными пальцами в пушке, окружавшем мою дырочку. Мое терпение лопнуло. Я быстро обернулась, схватила его за уши, притянула к себе и, вскипев от ярости, резко ударила его коленом по вздувшейся ширинке. С искаженным от боли лицом, он судорожно скорчился, пытаясь прикрыть свое сокровище дрожащими руками, но было уже поздно. Я все еще была так зла на него, что изо всей силы пнула его в зад так, что он рухнул на пол лицом вниз. Пока он лежал, глядя на меня снизу вверх и пытаясь вдохнуть воздуха, я нагнулась к нему и тихо прошипела:

— Если ты еще когда-нибудь попытаешься распускать руки, получишь еще похуже.

С того дня он стал вести себя со мной холодно и отчужденно, но зато никогда больше не доставлял мне беспокойства.

Сегодня, оглядываясь на прожитые годы, я с огорчением вспоминаю многих мужчин, с которыми меня сводила судьба и которые относились к женщинам так же, как Боб Дерри. Они никак не могут понять, почему это мы не начинаем послушно дрожать от страсти, стоит им только схватить нас за грудь или залезть своими грубыми лапами под юбку. При виде нежной и податливой женской плоти в них слишком часто разгорается животное стремление к власти и грубому обладанию нами.

Я часто беседовала с замужними женщинами, и меня всегда поражало, сколь многие из них никогда не получают в постели радости и нежной ласки. Их мужья фактически ночь за ночью грубо насилуют их. А как еще можно это назвать, если они, не произнеся ни одного нежного слова, не приласкав своих жен, просто задирают им ночные сорочки, набрасываются на них и, с пыхтением и хрюканьем торопливо выбрызгивают в них свою сперму, а потом довольно переворачиваются на спину и спокойно храпят весь остаток ночи?

Это безответное порабощение — цена, которую женщинам приходится платить за то, чтобы иметь возможность удовлетворить свою инстинктивную потребность в доме и рождении детей.

Каждая девушка втайне мечтает о том дне, когда в ее жизни появится мужчина, который увлечет ее, ошеломит и возьмет с собой в свою жизнь, женившись на ней. И каждая мечтает о том, какой необыкновенной и романтической будет жизнь и как непохожа она будет на мучения всех этих жалких неудачников, которые так глупо женились или так плохо умеют любить друг друга. Девушки и живут-то только ради этой будущей любви и только в ней видят смысл существования. Все эти мечты — настоящие молчаливые молитвы о том, чтобы любовь пришла к ним и чтобы они могли, наконец, без остатка отдать себя своему избраннику. Если бы только мужчины не были так агрессивны и умели замечать нежные порывы своих жен и отвечать на них лаской и вниманием, то каждый из них смог бы насладиться подлинным счастьем в супружеской жизни.

Наступила осень. Дни становились все короче, и все раньше залегали вечерние сумерки. Пациентов по вечерам стало намного меньше, а значит, меньше стало и работы. В эти освободившиеся часы я много читала и успела одну за другой проглотить множество пьес Шекспира.

К счастью, количество дам, желавших пройти курс электропатического лечения, нисколько не уменьшилось. Без денег тех, кто приходил в «Институт здоровья» в дневные часы, клиника уже давно стала бы убыточной. Доходы, которые приносили Бобу Дерри его махинации, должно быть, тоже изрядно сократились. Чтобы не смотреть, как он без дела слоняется по клинике, доктор стал отпускать его домой раньше обычного. Я всегда с радостью наблюдала, как за его спиной закрывается входная дверь — для меня это означало, что еще один вечер будет посвящен Шекспиру.

Уютно расположившись перед камином, жарко пылавшим в кабинете доктора Шеппарда, и потягивая ароматный кофе из маленьких чашек, мы начинали на два голоса читать пьесы.

Доктор с замечательным чувством произносил мужские роли, а я отвечала за всех женщин. Временами он прерывал меня, чтобы поправить мое произношение или попросить произнести какой-то отрывок с большим чувством и проникновением — так, чтобы открыть всю глубину и сложность шекспировской мысли и полноту переживания его героев. Благодаря его объяснениям и руководству я научилась по-новому понимать стихи, а от частых упражнений в декламации — добилась заметного прогресса в красноречии. По его совету я постаралась запоминать наиболее яркие отрывки на память, и скоро уже могла свободно цитировать многие пьесы, а свои любимые места умела прочесть с подлинно драматическим чувством.