— Он пропал. — Маришка провела мокрым носовым платком по покрасневшему носу и всхлипнула.

— Как пропал? — Мир вокруг него вдруг раскололся на несколько частей, и земля стала уходить из-под ног. Лев покачнулся и, чтобы не упасть, ухватился рукой за дверной косяк. — Что ты такое говоришь? Когда пропал? Где Андрей? Что происходит? — Льва трясло, словно в ознобе, а Маришка судорожно сглатывала слёзы, не в силах продолжить разговор.

Взяв жену за руку, не раздеваясь, как был в грязных ботинках и плаще, Лев увёл её на кухню. Налив воды в стакан, он заставил её сделать несколько глотков и немного успокоиться.

— Маришка, расскажи мне всё толком, я ничего не понимаю, — стараясь держать себя в руках, произнёс Лев.

— Вчера вечером Гриша не пришёл домой, — прерывисто вздохнув, Маришка на мгновение остановилась, но потом, с усилием сглотнув, продолжила дальше: — Они гуляли с Андреем на улице, всё было, как всегда, а вечером вернулся он один. Я испугалась и спросила, где Гриша.

— И что он сказал? — перебил её Лев.

— Он сказал, что Гриша уехал насовсем.

— Куда уехал? С кем уехал? — Голова Вороновского пошла кругом. — Что ты такое говоришь? Что значит уехал? Ему только десять лет.

— Андрей больше ничего не хочет говорить, он только твердит одно и то же: «Я знал, что всё этим закончится!»

— Ты звонила в милицию?

— Звонила, только что толку? Я говорю, что ребёнок пропал, а они отвечают, что три часа опоздания с прогулки — не разговор, вот если бы он дней десять как пропал — тогда другое дело, а так… не могут же они каждого заигравшегося мальчика за руку водить.

— Так… — с расстановкой произнёс Лев. — Тогда остался один Андрей. Пойдём к нему.

— Он молчит, — снова всхлипнула Маришка.

— Заговорит, — скрипнул зубами Лев. — Глупый маленький мышонок, он просто не понимает, насколько всё это серьёзно.

Войдя в детскую, Лев увидел, что Андрей лежит, отвернувшись к стене и уткнув лицо в подушку. Развернув его к себе, он увидел, что глаза ребёнка, обычно такие доброжелательные и светлые, пусты и неподвижны.

— Андрюша, — негромко сказал он, — расскажи, что случилось с Гришей.

Мальчик, закрыв глаза, болезненно сморщился, но не произнёс ни единого слова. Освободив плечи из отцовских рук, он снова улёгся, отвернувшись лицом к стенке.

— Нет, так не пойдёт, — проговорил Лев, снова поворачивая мальчика к себе. — Ты ведь знаешь, где он. Посмотри, мама плачет, ты должен сказать всё, что тебе известно. Мы найдём его, обязательно найдём, и у нас всё будет, как прежде.

— Не будет, — вдруг произнёс Андрейка и посмотрел на отца. — Как прежде уже никогда не будет. А об этом предателе я говорить не стану.

— О каком предателе? — уцепился за фразу Лев. — Ты говоришь о Грише? Да? Какой же он предатель?

— Самый обыкновенный. Я говорил ему, что всё окончится плохо, а он в нём души не чаял, с ума сходил! Как я его ненавижу! Зачем он пришёл к нам в школу?

— Да кто пришёл?! — сорвался на крик Лев. — Объясни толком! Ведь не иголка, человек пропал, твой родной брат!

Андрейка вздрогнул, как от удара хлыстом, никогда, за всю свою жизнь, он не слышал, чтобы отец кричал. Усевшись на кровати, он посмотрел на отца и маму и вдруг, содрогаясь всем телом, отчаянно заревел. Он даже не плакал, он почти кричал, плечи его ходили ходуном, из груди доносились какие-то хрипы, по щекам струйкой текли огромные круглые слёзы.

— Ты не понима-а-а-ешь, — всхлипнул Андрейка, — он нашёл нас, а Гри-и-ишка, как дура-а-а-ак, стал ходить за ним… хвостом. Я говорил ему, го-вори-и-ил, что всё будет пло-о-охо, но он не верил мне…

— За кем стал ходить наш Гриша? — пробираясь через сетку непонятных слов, Лев попытался вытащить самое главное. — За кем?

— За ним, за этим чёртовым физкультурником!!! — взвизгнул по-щенячьи Андрейка и снова разревелся.

— Дневник, — прошептала Маришка.

Ну конечно, всё было на поверхности, но, расписываясь на последней страничке за годовые оценки близнецов, ей даже в голову не пришло посмотреть на первую. Нет, правильно говорят, что самые слепые — это твои близкие.

— Математика, английский, музыка, рисование, — вела пальцем Маришка, — вот. Физкультура — преподаватель… — Губы Маришки побледнели, и она замолчала.

— Ну, что там? — Лев вырвал из рук жены дневник.

То, что он увидел, поразило его не меньше, чем Маришку. Красивыми круглыми буквами Гришкиной рукой на последней строке было выведено: Неверов Станислав Анатольевич.

* * *

— Хватит ныть, — не выдержал Неверов. — Вот мы ходи-и-и-ли, вот мы ви-и-и-дели… Хватит, Гриша, это всё в прошлом, забудь про это, перед тобой открывается новая жизнь, а ты всё старьё перетрясаешь.

— Папа говорил, что без прошлого будущего не бывает. — Гришка искоса взглянул на Стаса, шагавшего рядом с ним.

Стас возмущённо вздохнул. Морока с этим нытиком, да и только! Вот если бы с ним оказался другой сын, Андрей, то всё было бы проще. Уж тот-то ныть не стал бы, ни за какие коврижки. Надо же, как этот подлый докторишка отыгрался на его детях, вырастил тряпичных кукол, а не мужчин! Неизвестно, что из себя представляет второй, но с этим возни будет прилично, это ж пока из него человека сделаешь — умом повредишься.

Проблемы росли, словно снежный ком, увеличиваясь с каждым днём. Если бы вывезти удалось обоих братьев, с документами было бы намного проще: Андрей изъял бы их из дома не задумываясь, а этой тюте-матюте Стас побоялся даже предложить такой выход. А всё Вороновский со своими сантиментами! Если как следует не замести следы — фальшивые бумаги скоро обнаружат, и тогда конец всем планам.

— Вы сказали, что скоро к нам Андрей прилетит, а когда скоро? — Глаза мальчика вопросительно посмотрели на Стаса, и в который раз он подумал, что они точная копия материнских. Такие же, карие, с жёлтой крапинкой, были у Аньки Светловой. Если от неё он взял только глаза, это ещё ладно, а если в его голове поселились её заскоки, тогда, возможно, он безнадёжен. Мальчик продолжал смотреть на Стаса, а тот, нервничая от глупого вопроса, соображал, как ответить лучше. Что он заладил, в самом деле, когда да когда? Откуда я знаю, когда? Что я, Иисус Христос, что ли? То, что это когда-нибудь произойдёт, понятно и первокласснику, а вот когда — вопрос сложный.

— Знаешь, Гриш, я и сам точно сказать тебе пока не могу. То, что это случится, я знаю наверняка, но вот как скоро — время покажет. И ещё, Гриш, почему ты всё время обращаешься ко мне на вы, я не чужой тебе человек, а отец, мы же с тобой договаривались. — Стас наклонился к мальчику и заглянул к нему в лицо. Надо бы с ним помягче. Ну что делать, раз он привык тюти-мути разводить, ничего, это мы всё поправим. Хорошо ещё, что парень решил с ним поехать по собственному желанию, а то хлопот был бы полон рот.

— Простите меня, — растерялся Гришка, — то есть прости меня… папа, — выдавил он с трудом и чуть не подавился словом.

Стас заметил, с каким усилием мальчик произнёс то, о чём он его попросил, и нахмурился.

— Ничего, привыкнешь, — подбодрил он сына, — я тебе во всём помогу, не зря же я твой отец.

— А вот папа говорил… — завёл волынку Гришка.

— Да какой он тебе, к чёртовой матери, папа? — не выдержал Стас.

— А кто же он мне? — остановился посреди тротуара Гришка.

— Чужой дядя он тебе, ясно? Двух пап не бывает, как и двух мам. Твоя мать умерла много лет назад, а та женщина, что временно воспитывала тебя, никакая тебе не мама.

— Как же мне теперь их звать? — растерялся мальчик.

— Их вообще никак не нужно звать, понял? Про них забыть нужно, и как можно скорее, — выпалил Стас, но тут же пожалел об этих словах, увидев, как глаза Гришки наполнились слезами.

Чёрт знает что такое! Не хватало только, чтобы он разревелся! Вот ведь какую тряпку из парня сотворили! Да, перекроить его будет непросто, хорошо ещё, что он увёз его в десять, позже было бы уже точно всё потеряно.

— Гриш, прости меня, я очень нервничаю, ведь я столько лет мечтал взять тебя за руку, пройти вместе по улице, — пошёл на попятную Стас. — Знаешь, люди, которые были с тобой все эти годы — они очень хорошие, правда, — кивнул головой он, увидев просветлевшее лицо ребёнка. — Я не хотел сказать про них ничего дурного, понимаешь? Но они чужие тебе, ближе нас никого нет на свете.

Гришка согласно кивнул головой, конечно, он это понимает, просто папа волнуется.

— А Андрей?

— Что Андрей? — не понял Стас.

— Ты сказал, что мы с тобой самые близкие, а как же Андрей?

— Андрей скоро это тоже поймёт, и тогда я заберу его к себе, и мы станем жить втроём.

— Хорошо бы, а то я очень по нему скучаю, — с тоской проговорил Гришка.

Вот это уже лучше, если скучает один, значит, то же самое чувствует и другой.

Гришка шёл, держа Неверова за руку и с интересом поглядывая по сторонам. Удивительного было много. Первый раз за всю жизнь Гришка летал на самолёте, и впервые он находился в другой стране. Чужие улицы манили разноцветными витринами, люди на этих улицах говорили на смешном, журчащем языке, гостиничный номер был такой же, как в настоящем кино, а рядом шёл человек, который казался Гришке необыкновенно красивым и сильным, и этот человек был его отцом.

Жалко, конечно, что не было мамы с папой и Андрейки, всем вместе было бы гораздо интереснее, но новизна всего увиденного занимала мысли мальчика почти целиком вот уже пять суток.

В витрине книжного стояла огромная иллюстрированная энциклопедия. Вот было бы здорово купить такую и сесть вечером к папе на коленки, листая эту красивую книгу и рассматривая фотографии. Папа рассказывал бы о стране, а он, Гришка, затаив дыхание и боясь пропустить хотя бы слово, слушал его дивные истории. Потом они сели бы все вместе пить чай. Наверное, мама испекла бы что-нибудь очень вкусное…