* * *

Беркутова крутилась на кухне, когда раздались странные телефонные звонки. Обычно они были более короткими, а сейчас создавалось такое ощущение, что звонят из другого города. Кто бы это мог быть? Конечно, сам аппарат в доме присутствовал, но звонили Ире крайне редко, в основном с работы, когда нужно было выйти за кого-нибудь в дополнительную смену, или по каким-то причинам показ переносился на другое время. Взяв трубку, она удивлённо прислушалась к приятному мужскому голосу, доносившемуся чуть издалека.

— Здравствуйте, я мог бы поговорить с Беркутовой Ириной Анатольевной? — Голос был мягким, немного бархатистым и молодым.

— Я вас слушаю, — растерянно произнесла Ира, стараясь узнать интонации, но они были абсолютно незнакомыми. Нет, с этим человеком она никогда раньше не говорила.

— Ирина, ещё раз здравствуйте. Вы меня не знаете, но скорее всего несколько лет назад вы обо мне слышали.

— Вы кто? — насторожилась Ирина. Даже от скуки она не любила заниматься бестолковым делом, а разговор с незнакомым человеком напоминал глупую детскую игру в кошки-мышки.

— Меня зовут Неверов Станислав Анатольевич, и звоню я вам из Москвы.

— Неверов? Как вы нашли меня, Неверов, и что вам от меня нужно? — напряглась она.

— Не стоит беспокоиться, Ирина, по пустякам. Мы оба знаем, что деньги могут многое, а большие деньги — почти всё.

— Но моего телефона в Оттаве не знает в России ни одна живая душа, — достаточно резко проговорила она.

— Зачем вам ненужная информация? Я звоню действительно по делу, которое, как я считаю, интересно не только мне, но и вам.

— И что же это за дело? — уже с некоторой заинтересованностью проговорила она.

— Не мне вам рассказывать, что я родной отец мальчиков, которые сейчас находятся у вашего злейшего врага, Вороновского. Суть дела заключается в том, что я нашёл их, мало того, один из братьев настолько привязался ко мне, что забрать его от Вороновских проблем не составит.

— А второй?

— Где один, там скоро и второй будет, они друг без друга не смогут.

— Зачем это вам?

— Знаете, это моя жизнь, и у каждого своя, правда? Я же не спрашиваю вас, зачем, выйдя из-за решётки, вы сразу побежали мстить. Это было ваше право. Я считаю, что и у меня есть права на этих детей. Вырастить их мужчинами, а не тряпками у меня получится намного лучше, чем у сердобольного профессора.

— Стас, а зачем это мне? Почему вы решили, что мне интересна ваша идея? Прошло столько лет, многое изменилось.

— Я понимаю, что вы не станете вот так, с бухты-барахты, разговаривать по душам с первым встречным, и потом, насколько я осведомлён, вы уже дважды сломали зубы об этого докторишку, или я что-то не так понимаю?

— Несомненно, разговор мне интересен, — не стала отрицать Беркутова. — И я была бы не против, если бы получилось так, что Вороновский расплатился за всё то, что он совершил по отношению ко мне. Ведь это по его милости мне организовали шестилетний курорт за решёткой. Но, честно признаться, я уже дважды обожглась и рисковать ещё раз мне просто не хочется. Потом, какую роль во всём этом должна, по-вашему, сыграть я?

— О, роль самая что ни на есть безобидная, — успокоил её Стас. — Когда я буду готов вывезти мальчиков или одного из них за границу, помимо документов, мне понадобится приглашение из какой-нибудь страны. С документами вопрос я уже решил, это просто дело времени, а вот приглашение из Канады было бы для меня совсем не лишним.

— В качестве кого я приглашу вас?

— Какая разница? Допустим, в качестве будущего мужа.

— Какая прелесть! — засмеялась Беркутова. — И сколько же вам лет, будущий муж?

— Двадцать семь, так что паспорт уже на руках, — хохотнул в ответ он.

— А что вы станете делать, когда приглашение закончится? И где всё это время вы собираетесь жить?

— Ирочка, Бога ради, не забивайте голову лишними заботами. Сейчас главное — вывезти мальчиков, на этот счёт соображения у меня имеются. Для вас лучше не касаться этих вещей, так будет больше гарантий, что вы останетесь в случае неудачи в стороне.

— Стас, вы, судя по всему, неглупый мальчик.

— Спасибо.

— На здоровье, — ответила она и продолжила: — Вы же не можете не понимать, что детей станут искать, Вороновский поднимет на ноги всех, кого будет можно, а я снова окажусь в этой истории крайней. Ну уж нет, такого финала мне не нужно.

— Ира, Вороновский о вас ничего не узнает, я обещаю. Документы будут на другого человека, концы паровоза в Канаду привести их не смогут, я продумал всё до мелочей. И потом, я увезу ребёнка только тогда, когда он захочет этого сам, так что никакой статьи о похищении не будет. Пожалуйста, Ирочка, мне нужно только приглашение, и больше ничего. Ведь это так просто! Всё остальное я сделаю сам. Вам останется только сладкое пирожное — любоваться на то, что произойдёт с вашим врагом. Вы никогда с ним больше не увидитесь. Вы в другой стране, у вас другие законы. Обещаю, что ещё до истечения срока приглашения в Канаде меня уже не будет.

Стас замолчал, ожидая ответа.

— Дайте ваш телефон, я подумаю, — проговорила Ира и, записав номер, положила трубку.

* * *

Весть о пожаре в квартире бывшего завуча по школе разнеслась мгновенно. Разговоры об этом несчастье можно было услышать повсюду: и в буфете, и в учительской, и даже в маленьком закутке перед входными дверями на первом этаже, месте, где родители прятались зимой от мороза, встречая своих ненаглядных чад.

Говорили разное, хотя отчего в действительности начался пожар, сказать не мог никто. Одни грешили на неисправность проводки, костеря местные ЖЭКи на все лады, другие утверждали, что пожар произошёл из-за неаккуратности и забывчивости самой Евдокимовой: надо же было догадаться пойти в гости к соседке, оставив включённую конфорку с кастрюлькой на огне. Другие и вовсе хватили через край, обвиняя пожилую женщину в том, что она забыла в пепельнице непогашенную сигарету. Предположениям не было конца, но, выдвигая различные, а частенько и совершенно противоположные версии, все сходились в одном: человек попал в беду, а значит, ему нужна помощь. Придя к такому решению, школа загудела словно муравейник.

От родительского комитета в каждом классе были выделены определённые средства, которые могли помочь хотя бы в первые дни после выхода Натальи Эдуардовны из больницы, где она оказалась в результате нервного срыва. Одновременно с этим, немедленно связавшись с сыном Евдокимовой, директор школы предложила помощь в ремонте квартиры силами тех же самых школьных родителей, имеющих хоть какое-то отношение к строительству. Буквально за несколько дней собственными силами школа покрасила и переклеила выгоревшее помещение. Конечно, евроремонтом это было назвать нельзя, но комнатки сияли чистотой, а окна снова глядели в мир радостно и приветливо. Только тёмные разводы на внешнем фасаде здания всё ещё напоминали о случившейся недавно трагедии.

Сын Евдокимовой, Леонид, вместе с женой Ритой изо всех сил помогали добровольным малярам и штукатурам, направленным школой в дом. Взяв отпуск, Леонид и Рита целыми днями висели на стремянках, стараясь ровнее приложить куски не желавших стыковаться в рисунке обоев. В квартире пахло краской, извёсткой и клеем, целыми днями работали дрели и молотки, стараясь успеть окончить ремонтные работы к выписке хозяйки. Внучка Катеринка была искренне расстроена тем, что ей приходилось высиживать долгие уроки в школе, вместо того чтобы вместе с родителями помогать бабушке.

Когда всё было закончено, квартирку было не узнать. Под заново выбеленным потолком крепилась новая пятирожковая современная люстра, отбрасывая мягкий кремовый отсвет на изящные обои с абстрактным рисунком. Свежие деревянные рамы, выкрашенные в белый цвет, довольно лоснились на массивных подоконниках, заставленных зеленью в цветочных горшках. Отбрасывая блестящие лучики, самодовольно поблёскивали никелированные краники на кухне и в ванной. Всё было светлым, новым, чистым, хранящим тепло человеческих рук.

Собранных денег хватило только на косметический ремонт, да и то в обрез, речи о мебели, хотя бы самой элементарной, вести не приходилось. Заглянув в мебельные магазины и убедившись, что ценники на кровати и стулья больше напоминают номера московских телефонов, всем стало ясно, что ходить туда не имеет никакого смысла.

Как быть в сложившейся ситуации? В школе все понимали, что не сможет же человек, выйдя из больницы, спать и есть на полу, пусть даже этот пол и был застелен новым линолеумом. Некоторые предлагали бросить клич, чтобы каждый принёс, кто чем богат: кто-то запасную табуретку, кто-то ложки или вилки, кто-то полотенца. Но вскоре от этой идеи пришлось отказаться. Допустим, лишние полотенца или чашки могли сыскаться, пожалуй, в каждом доме, но вот чтобы запасную кровать или плиту найти, это, конечно, выглядело маловероятным.

Тогда кто-то из ребят предложил поставить на первом этаже у входа в школу большую прозрачную пластиковую коробку с прорезью, чтобы каждый желающий, кто сколько сможет, лично от себя мог опустить деньги, на которые можно будет купить самое необходимое в доме.


— Представляешь, пап, — взахлёб говорил Гришка, уплетая за обе щеки ужин, — она такая большая, эта коробка, как раз мне по пояс будет. И знаешь, каждый день там всё больше и больше денежек.

— А ты не ошибаешься? — улыбнулся отец.

— Как же можно ошибиться, если она прозрачная, — вступил в разговор Андрей, — там же всё видно. Мы каждый день бегаем смотреть.

— Ну а вы сами не хотите что-нибудь туда положить? — спросила Маришка, добавляя мяса в Гришкину тарелку.

— Кому, ей?! — застыл тот с вилкой в руке. — Да никогда. Мне для неё ломаного гроша жаль будет, она же такая противная и злая. А то, что мы к коробке с Дрюней бегаем, так нам просто интересно, насколько она за прошедший день наполнилась.