– Моя сестра. – Эбигейл завела глаза к потолку, а потом снова устремила взгляд на Лили. – Герцогиня-тихоня.

Лили встала и повернулась, глядя, как кружится юбка вокруг ее ног.

– Приходится быть тихоней, когда за тобой пристально наблюдает столько людей. Я предпочитаю держаться в стороне.

– В самом деле?

– Наверное, – ответила Лили. – В последнее время я много думала об этом. Мне нравится наблюдать за другими. Но очень не нравится, когда другие наблюдают за мной. Рядом с Эджем я буду не одна.

Ей хотелось быть с герцогом. Быть с ним счастливой. Она не могла сдержать улыбку. Лишь один раз это ощущение счастья пошатнулось – когда она вспомнила опубликованные в прессе сплетни о его сводном брате. Но Эдж оставил эту историю в прошлом, и Лили заставила себя не думать об этом.

Она легко могла представить герцога, стоящего рядом с ней. Его плечи, в два раза шире ее плеч, и величественная поза, добавлявшая ему роста. Его глаза источали бы ледяную отстраненность, но она знала их мягкость. Рядом с ним, таким мужественным, сильным и суровым, ей не требовалось думать вообще ни о чем.

Он снова сделал бы ей предложение. И она бы уже не сомневалась. Она бы ответила «да».

Лили натянула перчатки, чувствуя, как внутри все бурлит от счастья. Она взяла с собой театральный бинокль, веер и конечно же носовой платок, который вряд ли бы ей сегодня потребовался.

Эдж ждал в гостиной с ее отцом. Он поднялся – контраст золотистого шелка его жилета, черной ткани его пальто и синевы его глаз заставил Лили позабыть обо всем на свете.

Сегодня она чувствовала себя герцогиней – и ощущала не тяжесть, как ожидала, а легкость и благородство. Шнуровка корсета не казалась тугой, а туфли были невесомыми как перышко.

Посмотрев на Эджа, Лили поняла, что он побрился перед самым выходом. Он, герцог, только что побрился ради выхода в свет с ней.

Отец настоял на том, что тоже будет присутствовать, и в глубине души Лили подозревала, что это имело отношение к хваленым инвестициям. Но ей было все равно.

Они подошли к герцогской карете, и Лили села внутрь.

По дороге присутствие герцога, должно быть, сказывалось на отце, который сидел, вытянувшись по струнке и одобрительно улыбаясь.

Карета ехала медленно, избегая ухабов. Возможно, дорога и не была настолько гладкой, просто так казалось Лили, потому что этот вечер был прекраснейшим в ее жизни.

Лили вышла из кареты, опершись на руку Эджворта, а потом он вложил ее ладонь в изгиб своего локтя. Если бы Лили не смотрела на Эджа так пристально, она не заметила бы, как он легонько подмигнул ей, прежде чем его лицо сковало привычной безучастной маской.

Они почти добрались до личной ложи герцога, когда щедро источавший гортанное очарование голос окликнул:

– Эджворт!

Он остановился, и взгляд Лили наткнулся на Женевьеву. Женевьеву, с ее губами в форме сердечек и написанным на лице несчастьем овдоветь в двадцать четыре года.

– Эдж! – снова окликнула она, подходя к нему, словно он не слышал в первый раз и не повернулся в ее направлении. Она назвала его тем же именем, что обычно использовали его близкие друзья и родные.

Рубиновый браслет скользнул по ее перчатке, когда она вскинула руку, чтобы на мгновение коснуться руки Эджа. Все такая же оживленная, Женевьева вдруг заметила Лили и ее отца, и ее темные глаза показались огромными на фоне идеального тона кожи.

– Женевьева, – произнес Эдж, поворачиваясь, чтобы включить в беседу Лили мистера Хайтауэра.

Эджворт повернул голову в сторону Женевьевы, и Лили успела заметить выражение его лица. Хотелось бы ей этого не видеть… Он приветствовал свою бывшую любовницу причудливой улыбкой, которую Лили прежде не наблюдала. Словно годы слетели с его лица, напомнив ей о мальчике, которого она встречала в саду.

Потом его глаза снова стали бесстрастными, герцог вернулся и поздоровался со спутником Женевьевы.

И не было никакой стены, за которую Лили могла бы спрятаться. Им представили мужчину, сопровождавшего Женевьеву. Он явно немало слышал об их семье, потому что уточнил:

– Младшая мисс Хайтауэр?

– Старшая, – легко сорвалось с ее губ.

– Моя старшая дочь, – вставил отец, и Лили почувствовала, как он подошел ближе. – Я никогда не был с ней в театре и решил, что самое время сделать это. Я слишком много работаю.

– Как и все мы, – подхватил спутник Женевьевы. – Но она настаивает, чтобы я выводил ее в свет.

Он искоса взглянул на Женевьеву, и ее щеки покраснели.

Она снова пошевелила рукой в перчатке, заставив браслет засверкать.

– Ты сам настаивал, что хочешь пойти со мной в театр сегодня вечером. – Женевьева обвила пальцами руку мужчины. – Разве нет?

– Конечно. – Он легонько покачал головой. – Я всегда настаиваю, когда речь идет о том, что тебе по душе.

Он с улыбкой взглянул на мужчин:

– Что ж, нам пора идти. Хотим занять свои места перед началом пьесы.

На то короткое мгновение, пока Женевьева прощалась с ним, губы Эджворта расслабились, а его глаза снова смягчились.

– Женевьева Карсон. Мы с ее отцом однажды приобретали вместе кое-какую собственность. Хороший человек, – заметил отец Лили. – Прекрасно разбирается в финансовых операциях. Живет сейчас в Ноттингеме, по-моему.

– В Лестере, – поправил Эдж.

Корсет вдруг стал немного стягивать Лили в талии, и она попыталась не отставать от легкой поступи Эджворта и своего отца.

– Какое было несчастье, когда умер ее муж, – продолжил разговор отец. – Хотя он уже был весьма нездоров, когда они поженились, и у него не было за душой ни пенса. Вы ведь помните его, не так ли, ваша светлость?

– Да.

Лили старалась не обращать внимания на боль, которую вдруг стали причинять ей туфли. Раздражаясь, что выбрала их, она хотела, чтобы отец сменил тему, но не могла остановить его, потому что на самом деле хотела услышать каждое слово этого разговора.

– Если она вышла замуж из-за его денег, она самым печальным образом обманулась.

– Нет. Это было не из-за денег, – сказал Эдж.

Отец на мгновение смолк, его глаза округлились.

– Вы хорошо их знали?

– Довольно хорошо. Хотя человека, с которым она сейчас, я рекомендовал бы с лучшей стороны.

И Эдж замолчал.

Она изучала его лицо, пытаясь разгадать его мысли, но лишь потратила время зря. Еще один человек окликнул Эджа. Все знали Эджворта. Буквально все.

Лили попыталась отмахнуться от сомнений.

Она не имела права предъявлять претензии Эджу, тем более по поводу его прежней жизни. Женевьева была его любовницей. Вот именно – была. В прошлом. Теперь Эдж был рядом с ней, с Лили.

Прошлое не имело значения. В отличие от ее туфель. В них Лили казалась себе слишком высокой. Стоило надеть что-то без каблуков. То, что помогло бы ей стать чуточку незаметнее.

Эдж поговорил с окликнувшим его человеком, потом с другим, желавшим выкроить хоть мгновение его времени.

Лили отошла на полшага назад, по-прежнему высоко держа голову, сохраняя невозмутимость в глазах и от всей души жалея, что не надела что-то покомфортнее и попроще. Не следовало выбирать это новое платье.

Завладевший вниманием Эджа человек выразил надежду, что снова встретится с герцогом, чтобы получить шанс отыграться за неудачу в их карточной игре.

Эдж кивал, в высшей степени вежливо, и по окончании разговора они добрались до его ложи.

Беатрис уже сидела там, но подскочила, завидев их.

– Лили! – воскликнула Беатрис. От ее голоса вполне могли бы треснуть стекло, яичная скорлупа и, возможно, какие-то внутренние части уха. Беатрис протянула руки, чтобы обнять Лили и ее отца. – Я так рада вас видеть!

Эндрю встал. На его губах играла ошеломленная улыбка.

Лили не требовалось окидывать взглядом зрительный зал, чтобы увидеть вытянутые шеи и испытующие глаза, но на сей раз она могла скрыться за оживлением Беатрис.

Поприветствовав их, Эндрю тихо сказал брату:

– Если бы я знал, что вы собираетесь быть здесь, ваша светлость, я наверняка выбрал бы другой вечер.

– Эндрю, – Беатрис хлопнула мужа по руке, – я ведь говорила тебе, что это он пригласил нас!

– Говорила. – В голосе Эндрю послышались нотки смеха. – Но я думал, это его хитрая уловка, чтобы убедиться, что наши дорожки не пересекутся.

– Так и было, – ответил герцог, кивая брату. И продолжил таким же приглушенным тоном: – Я думал, ты точно откажешься от сегодняшнего выхода, если я сообщу тебе, что сам собирался здесь присутствовать.

Эндрю рассмеялся и коротко кивнул, сдаваясь, а Беатрис закатила глаза. Она повернулась к Лили. Внимание окружающих по-прежнему было приковано к Беатрис, и было заметно, как притихла публика даже в другом конце зала.

Но слова Беатрис могли слышать лишь пять человек в ложе.

– Если братья общаются друг с другом любезно, значит, злятся. Держитесь от них подальше.

Оживившись, Лили залилась смехом.

Потом Беатрис эффектно повернулась и поерзала на своем месте в передней части ложи, наклоняясь вперед, чтобы помахать какой-то леди с огромным пером на шляпе.

– Интересно, где она это нашла, – буркнула себе под нос Беатрис. – Я просто обязана выяснить это позже. Восхитительно!

– Ты не взял с собой маму? – спросил Эдж у брата.

– Нет, – ответила Беатрис за мужа, оглядываясь на Эджа через плечо. – Она изрядно устала от меня за день, но была слишком добра, чтобы признаться в этом. Работа над портретом идет замечательно. И теперь я даю ей уроки художественного мастерства.

– Маме? – спросил герцог, вскинув брови.

– Конечно. – Беатрис снова покрутилась на месте, чтобы помахать кому-то еще. Она не отрывала глаз от публики. – У вашей матери врожденный дар к творчеству.

Эндрю посмотрел на брата и с недоумением подернул плечами, давая тому понять, что впервые слышит о талантах их матери.

– Ну разве не прекрасный вечер? – Беатрис купалась во внимании других посетителей театра.