Ригор проследовал через лёгкий деревянный мост, оказавшись на другом – подъёмном мосту, который при нападении не разрушался, а попросту приводился в движение при помощи механизмов.

Второй мост поднимался каждый вечер с наступлением темноты, когда запирались замковые ворота, а после примы, на рассвете, снова опускался потому, как в замок спешили окрестные крестьяне, поставлявшие провизию его многочисленным обитателям.

Два дюжих стражника смерили голиарда придирчивыми взорами:

– Судя по одежде и лютне – ты бродячий музыкант, – предположил один из них.

Ригор оскорбился – даже графини де Мюлуз и де Бельфор обращались к нему уважительно! И тем более он – не бродячий музыкант!

– Я – голиард! – стараясь сохранять спокойствие и достоинство, произнёс Ригор. – Сочиняю альбы, кансоны и баллады, а также играю на лютне…

Стражники переглянулись: каков наглец! Много тут вас ходит!

– Сейчас не время для праздников и пиров. – Миролюбиво заметил один из них. – Да и наша госпожа не жалует бродячих певцов. Вряд ли ты сможешь заработать в Монбельяре.

Ригора охватило смятение – ему вовсе не хотелось продолжать свой изнурительный путь по холоду – ибо он надеялся обрести пристанище, пусть временное, и покровительство виконтессы (старой ведьмы, как называли её Колетта и Мадлен). Но всё же усилием воли взял себя в руки.

– Вынужден разочаровать вас, доблестные стражи, но я как раз намеривался засвидетельствовать своё почтение виконтессе и передать ей послание от графини де Мюлуз, – уверенно произнёс голиард.

Стражники растерянно переглянулись. Они прекрасно знали, что граф де Мюлуз – один из влиятельных вассалов бургундской короны.

В подтверждение своих слов Ригор извлёк из седельной сумки свиток, увенчанный печатью графини.

– Надеюсь, значение сего герба – двух борзых собак – вам известно. Ибо оно принадлежало барону де Шальмону, отцу графини де Мюлуз.

Стражники взглянули на свиток.

– Хорошо, я позову начальника стражи, – решил стражник, что постарше.

Начальник стражи оказался высоким худым рыцарем, лицо которого украшал шрам, полученный на Святой земле в битве с сарацинами. Он принял свиток и тщательно осмотрел печать.

– Следуйте за мной, – обратился он Ригору.

Голиард миновал в ворота, скорее похожие на тоннель, ведущий к караульной башне. Начальник стражи подозвал слугу и что-то ему сказал. Затем он вернул Ригору свиток и коротко бросил:

– Ожидайте.

Вскоре во внутреннем дворе появился мажордом, пожилой мужчина, преисполненный собственного достоинства и значимости, облачённый в одежду красно-белого цвета с амфисбеной на груди.

Он смерил визитёра цепким взглядом.

– Моё имя Ригор, – в свою очередь представился тот. – Я имел честь служить при дворе графини де Мюлуз голиардом. Она отправила со мной весточку виконтессе.

Ригор протянул мажордому свиток, увенчанный печатью из красного сургуча.

– Я передам послание госпоже, – заверил мажордом. – Как скоро графиня де Мюлуз ожидает ответа? – вежливо поинтересовался он.

Ригор пожал плечами.

– Увы, я не знаю. Возможно, это указано в письме…

Мажордом, удовлетворённый ответами визитёра, сказал:

– Думаю, вам следует отдохнуть и подкрепиться после дороги. Я распоряжусь позаботиться о вас.

Ригор ощутил укол самолюбия: с ним обращаются как с простым посыльным. Но он смирил свою гордыню и последовал за мажордомом.

* * *

Мажордом и голиард миновали караульную башню. Перед ними возвышался донжон, построенный ещё два века назад. Дабы войти в него следовало подняться по узкой, крутой, каменной лестнице.

Они оказались на нижней площадке донжона. Ригор осмотрелся: перед ним простиралась просторная галерея. Солнечный свет проникал через стрельчатые окна с разноцветными витражами в свинцовых переплётах. Невольно он залюбовался открывшейся картиной, ибо казалось, что воздух галереи наполнен разноцветными красками. Да и сами витражи говорили о том, что хозяйка Монбельяра очень богата.

Мажордом оглянулся и не без удовольствия заметил, какое впечатление произвели витражи на голиарда, ибо они были гордостью Монбельяра. Он не спешил миновать галерею, дав посланнику графини де Мюлуз вволю полюбоваться сей роскошью, которая обошлась покойному виконту в весьма кругленькую сумму золотом.

Сражённый зрелищем голиард, ощутил ещё большее волнение.

«Бог мой… – подумал Ригор. – Виконтесса богаче графини… Даже в Мюлузе я не видел столь прекрасных витражей. Как она примет меня, фактически изгнанника?.. Наверное, она в летах, тучна… Надменна и кичлива… – мысленно рисовал он портрет виконтессы. – И наверняка дурна собой…»

Миновав галерею, мажордом и голиард оказались в жилом помещении, в коем коротала свой вдовий век виконтесса. Сводчатые потолки придавали ему ощущение простора и высоты. Окна здесь также украшали витражи из разноцветного стекла.

Мажордом проводил визитёра в комнату для прислуги и приказал покормить его. Сам же отправился в покои виконтессы.

…Матильда де Монбельяр занималась вышиванием в компании своей верной камеристки Флоранс де Лер. Она закончила вышивку цветка, воткнула иголку в канву[60] и украдкой воззрилась на свою наперсницу.

Невольно Матильда испытывала по отношению к камеристке зависть, ибо её муж Жан де Лер вернулся из Крестового похода. Мало того, у четы де Лер рос сын, недавно ему исполнилось десять лет.

Виконтесса тяжело вздохнула… Увы, она была вдовой и все её дети умерли во младенчестве. Она всё чаще страшилась бесцельно уходящего времени, ведь ей уже минуло двадцать пять лет, а это было не мало.

Матильда порой задумывалась о новом замужестве, но, увы, в Крестовом походе погибли почти все достойные рыцари, чьи замки располагались близ Монбельяра. Да и бургундский правящий дом понёс тяжёлые потери, граф Рено II и его братья также не вернулись со Святой земли, поэтому грандиозные праздники, как в былые времена, на которые собиралась практически вся знать, не устраивались. И составить достойную партию было непросто.

Дверь светёлки отворилась, вошёл мажордом и склонился в почтительном поклоне.

– Сиятельная госпожа, вам послание от графини де Мюлуз. – Произнёс он и протянул свиток.

Матильда, сгорая от нетерпения, приняла его и тотчас надломила печать с изображением борзых собак. Возможно, это приглашение на праздник…

Виконтесса поднялась с кресла и подошла к окну, дабы предаться чтению без свидетелей. Флоранс тотчас оставила вышивание, встала с невысокой скамеечки, на которой она сидела, подошла к мажордому и, одарив его многозначительным взглядом, направилась к двери.

Тот понял всё без слов. Ибо за годы долгой службы в замке Монбельяр научился многому, в том числе читать по глазам, угадывать настроение госпожи по жестам, тону разговора.

Мажордом откланялся и удалился вслед за Флоранс.

Виконтесса, снедаемая любопыством и волнением, развернула свиток и прочитала:


«Дорогая Матильда!

Простите, что вот так запросто обращаюсь к вам, ведь мы виделись последний раз шесть лет назад на крестинах у графа де Бельфор. Прекрасное было время. Я часто вспоминаю ушедшие годы. К сожалению, никто не вернёт Бургундии и их семьям погибших рыцарей, а вам – мужа.

Развлечения в наши времена стали редкостью, ибо нет более того общества, которым мы наслаждались до Крестового похода. Недавно ко мне на службу поступил некий Ригор Жюиф, голиард, молодой человек из почтенной семьи, наделённый многими талантами. Его стихи доставляют истинное удовольствие. Слушая их, я снова почувствовала себя юной, пятнадцатилетней незамужней девушкой, у которой уже были свои тайны. Но, увы, обстоятельства сложились таким образом, что мой муж, граф де Мюлуз, снедаемый ревностью, невзлюбил Ригора и приказал ему покинуть замок. Очень надеюсь, что вы оцените моего протеже. Поверьте, его таланты ограничиваются не только стихосложением и игрой на лютне…

Графиня Беатрисса де Мюлуз де Шальмон»


Виконтесса несколько раз перечитала письмо, затем положила его на стол и позвонила в колокольчик. Вошла Флоранс.

Камеристка сразу же заметила, что госпожа взволнована.

– Дурные новости, Матильда? Неужели письмо графини тому виной?.. – осторожно поинтересовалась она, называя виконтессу по имени, ибо только Флоранс имела в Монбельяре такую привилегию.

– Нет, нет… Новости вовсе не дурные, Флоранс… Я хочу видеть мажордома.

…В покои виконтессы снова вошёл мажордом.

– Скажи Бертран, – обратилась Матильда к своему подданному, – а этот паж, что привёз письмо, слишком юн?..

Флоранс тотчас поняла, что госпожа проявляет интерес к посыльному. Но у неё возник вполне закономерный вопрос: отчего она называет его пажом? Разве пажи доставляют послания своих господ?..

– О нет, ваше сиятельство, на пажа этот юноша вовсе не похож. – Пояснил Бертран. – Скорее на музыканта, ибо на его плече я заметил лютню… Кажется он представился стражникам, как голиард. Ох уж эти новомодные течения… Увы, они дают сомнительное право называться любому бродяге с музыкальным инструментом, хоть музыкантом, хоть голиардом на ломбардийский манер… Так скоро все жонглёры, акробаты и бродячие артисты будут именоваться голиардами, лишь бы угодить нынешней моде и привлечь к себе внимание, кстати на мой взгляд не заслуженное…

Матильда, утомлённая пространными разглагольствованиями мажордома, с мольбой посмотрела на Флоранс. Та сразу же поняла значение сего взгляда.

– А что юноша хорош собой? – без обиняков спросила она.

Мажордом осёкся, он не привык, что его перебывали. Даже виконтесса на правах хозяйки старалась уважать достоинство почтенного мажордома, верно служившего семейству Монбельяр на протяжении двадцати с лишнем лет.

Он растерянно воззрился на виконтессу, затем на камеристку, позволившую себе неслыханную дерзость.