В это мгновение яркая краска залила лицо молодой девушки; по ее телу пробежала дрожь, словно от сильного испуга.

— Все гостиные бельэтажа, говоришь ты? — спросила она, задерживая дыхание. — А комнаты бокового флигеля?

Ландрат с изумлением посмотрел на нее.

— Да как бы мне пришло в голову искать там?

— В комнате прекрасной Доры, в которую в течение многих лет не ступала ни одна человеческая нога? — с язвительным смехом спросила советница. — Вот видишь, Герберт, какие вздорные мысли бродят в этом девичьем мозгу!

— Я видела, что папа незадолго до своей смерти входил в нее, — сказала Маргарита, — он тогда заперся там.

— В таком случае немедленно отправимся туда! — воскликнул Герберт.

Маргарита помчалась вниз за ключами. Через несколько минут она вернулась и встретила Герберта в дверях сеней. Он был не один; его мать, закутавшись в теплые шали и платки, опиралась на его руку, причем, насмешливо посмотрев на внучку, заметила, что тоже хочет присутствовать при «отыскании этого клада».

XXVII

Маргарита поспешила вперед и открыла дверь. Впервые в жизни переступила она через этот порог и видела над своей головой чудный расписной потолок. Свет полуденного солнца падал сквозь красные маки полуистлевших, но еще хорошо сохранивших свой цвет занавесок, придавая всей комнате красноватый отблеск.

Советница, войдя в комнату, замахала по воздуху носовым платком.

— Фу, какая атмосфера и сколько пыли! — с негодованием воскликнула она, указывая на мебель. — И ты, Грета, хочешь уверить нас, что твой отец был здесь последние дни пред смертью? Ведь эта дверь не отпиралась годами… Конечно, не удивительно, что в том коридоре ты видела всякие привидения; там ужасно страшно.

Маргарита молчала; она многозначительно посмотрела на дядю и указала на следы, шедшие по пыльному паркету от двери к письменному столу у окна.

Герберт раздвинул занавески, и солнце засверкало на прекрасных перламутровых и металлических арабесках письменного стола с выгнутой доской и с красивым верхом, состоявшим из шкафика, по бокам которого находилось бесчисленное множество ящичков.

Советница, вытянув шею, остановилась позади сына и внучки и не могла скрыть свое нервное напряжение.

Ключ в замке шкафа легко повернулся в руках Герберта, и дверца отворилась. Ландрат отшатнулся, а его мать чуть вскрикнула. По лицу Маргариты пробежало выражение радостного изумления и глубокой тоски.

— Это она! — воскликнула молодая девушка, как бы освобождаясь от страха и тревоги.

Да, это была прелестная женская головка, когда-то появлявшаяся в зелени жасмина; это была ее лилейная белизна кожи, темно-синие, сверкавшие, как звезды, глаза, над которыми красовались тонкие темные брови. Только не было белокурых кос, ниспадавших тогда на грудь и шею; волосы на портрете были подобраны кверху и в их золотистых волнах блестели рубиновые звезды прекрасной Доры.

Из шкафа вырвался одуряющий аромат; вокруг портрета лежали розы, которые, как бы в виде жертвы, должны были увядать в этом шкафу; пред портретом лежал также тот букет, который Маргарита видела в тот день в руках отца; прекрасная Бланка, вероятно, очень любила розы и их аромат.

— Ну, портрет еще ничего не доказывает! — воскликнула советница. — Это, вероятно, так и есть, как я тебе говорила, Герберт; доказано только то, что этот слабовольный человек попал в сети кокетки.

Ландрат, ничего не ответив, попробовал открыть один из ящичков, однако тот не поддавался.

— Этот шкаф, наверно, такого же устройства, как и письменный стол тети Софии, — сказала Маргарита.

Она просунула руку внутрь шкафа и потянула узкую выдающуюся планку; от этого все ящики по левую сторону отворились.

В нижних ящиках лежало много современных золотых украшений и пестрых бантов. Вероятно, это все были реликвии для осиротелого мужа. Затем следовал ящик, доверха наполненный бумагами. Маргарита услышала, как бабушка, стоявшая позади нее, вдруг стала дышать порывисто и тяжело; лицо, появившееся над плечом девушки, было совершенно бледно, а глаза прямо впились в содержимое ящика.

В этом ящике лежало несколько пачек писем, перевязанных черной лентой. На самом верху виднелся большой конверт, надписанный рукой покойного.

— «Документы, касающиеся моего второго брака»! — громко прочитал ландрат.

Советница громко вскрикнула от негодования.

— Так все-таки! — воскликнула она, всплеснув руками.

— Бабушка, будь милосердна! — умоляюще воскликнула Маргарита.

— Тут не нужно никакого милосердия, Маргарита, — насупившись, произнес ландрат. — Я не понимаю, мама, каким образом ты могла желать, чтобы эти бумаги не нашлись; права этого мальчика все равно были бы утверждены, и свет в непродолжительном времени должен был бы узнать, что существует сын еще от второго брака; нахождение этих документов здесь имеет значение лишь в том отношении, что доказывает нам, близким, что Балдуин не намеревался оскорбить честь своей покойной жены и ребенка ради презрения высшего света.



— Я это знала! — с горящими глазами воскликнула Маргарита, — теперь я спокойна.