— У тебя пока еще нет опекуна, — с улыбкой ответил он.

— Да, пока еще нет; ты ведь не захотел стать им.

— А, тебе уже доложили и об этом? Да, я решительно отказался от этого, потому что моей душе претит все бесцельное.

— Бесцельное? Ах, так! Бабушка права, говоря, что ты отклонил это, потому что с «моим безграничным своенравием» ничего нельзя поделать!

— Ну, эта фраза, безусловно, имеет основания, потому что ты достаточно зла, — сказал Герберт, лукаво взглянув на нее. — Но этого я не побоялся бы, потому что справился бы с «этим безграничным своенравием». У меня есть другая причина, которую ты узнаешь в ближайшем будущем.

Их разговор был прерван появлением обойщика. Ландрат хотел положить для своего отца новые ковры, и пришел мастер, чтобы измерить пол. В то время как Герберт беседовал с ним, Маргарита выскользнула из комнаты.

XXIV

На другой день в бельэтаже царило большое оживление. Обойщики, маляры, трубочисты приходили и уходили. Маргарита была занята с самого утра, и это было очень хорошо; у нее не оставалось времени для размышлений, которые и без того лишили ее сна. Она всю ночь пролежала с открытыми глазами, и в ее голове и сердце бушевала сильная буря.

Портреты из красной гостиной решено было снова повесить на их прежнее место. В первый раз после того, как в сенях стоял катафалк, тетя София отперла коридор, находившийся позади комнаты прекрасной Доротеи, и Маргарита последовала за нею с пыльной тряпкой и метелкой; она хотела сама вытирать картины.

При входе в мрачный коридор Маргарите стало как-то жутко и даже страшно. Таинственное поведение отца в тот день, когда он заперся в комнате прекрасной Доры, его загадочные слова относительно бури, ужасный путь по старому, скрипящему полу чердака пакгауза, который привел ее к трупу безвременно скончавшегося отца, все это потрясающе восстало пред ней.

Маргарита шла так робко и неуверенно, как будто шум ее шагов мог оживить эти стоящие у стен портреты и вместе с ними должны были раскрыться все тайны старого дома, унесенные с собою этими людьми.

Портрет прекрасной Доры все еще стоял лицом к стене в темном углу, куда швырнул его тогда покойный. Когда Маргарита повернула этот портрет, то после многих заурядных лиц, с которых она уже вытерла пыль, этот прекрасный женский образ произвел на нее еще более потрясающее впечатление; она в течение нескольких минут стояла пред ним на коленях, раздумывая о том, чем могли провиниться эти чудные глаза и розовый улыбающийся ротик, чтобы по прошествии целого века вызвать такое озлобление, проявленное покойным в тот ужасный момент!

Фридрих, который, выходя из красной гостиной, заглянул в коридор, рассказывал в это время внизу:

— Наша барышня стоит на коленях пред «той с рубинами». Если бы она только знала, что знаю я! Эта женщина при жизни, вероятно, была настоящим дьяволом, потому что даже в раме не имеет покоя. Эту проклятую картину следовало бы бросить на чердак за трубу, там пусть Доротея разгуливает себе без рамы.

Однако портрет не попал на чердак. Маргарита при помощи обойщика повесила его на старое место, затем отправилась вниз, чтобы немного погреться.

Она села к окну и стала смотреть на покрытый снегом двор. Температура несколько повысилась. Время от времени с ветвей лип падали комочки снега. Зяблики, воробьи и синицы толпились у приготовленного для них корма; голуби спустились и помогали им клевать щедро насыпанные зерна.

Вдруг вся птичья стая с шумом поднялась; кто-нибудь, вероятно, шел по двору со стороны пакгауза. Маргарита выглянула в окно и увидела маленького Макса, который, устремив беспокойный взгляд на кухню, направлялся по снегу прямо к главному зданию.

Маргарита испугалась. Если Рейнгольд увидит мальчика, то будет беда. Она открыла окно и, понизив голос, подозвала к себе мальчика. Он тотчас же подошел к ней и снял свою шапочку; Маргарита увидела слезы на его задорных глазах.

— Бабушка хочет, чтобы ее повернули, а дедушка не может поднять ее один, — поспешно сказал он. — Поденщица ушла, я ее везде искал, бегал по городу и нигде не мог найти; теперь у нас никого нет. Ах, это так плохо! Я хотел пойти к доброй Варваре…

— Иди и скажи дедушке, что помощь сейчас будет, — шепнула ему Маргарита, поспешно закрывая окно.

Мальчик со всех ног побежал домой. Маргарита взяла свой белый бурнус и отправилась в столовую.

Тетя София как раз собиралась уходить. Молодая девушка на бегу сообщила ей, что в пакгаузе нужна помощь, и сказала:

— Теперь я знаю, как можно незаметно пробраться туда; по коридору и через чердак пакгауза; ключ от него у тебя?

Тетя сняла с крючка новый ключ.

— Вот, Гретель, иди с Богом!

Маргарита помчалась вверх по лестнице, причем не могла удержаться, чтобы не бросить боязливого взгляда на окно конторы, но занавеска за стеклом оставалась неподвижной; в сенях было пусто и тихо, а наверху, в красной гостиной, работали только обойщики.

Девушка проскользнула через сени в еще открытую дверь; новый замок в дверях чердака был быстро открыт, и во всем чердачном помещении она не встретила никакого препятствия; все двери были открыты и даже та, которая вела на лестницу, не была заперта.

Облегченно вздохнув, Маргарита вошла в столовую Ленцев; там никого не было, но в приоткрытую дверь кухни доносился тихий шорох. Молодая девушка открыла дверь и заглянула в наполненное чадом помещение.

Старый живописец стоял у плиты и старался налить горячий бульон из кастрюли в чашку; он сдвинул очки на лоб, его лицо выражало тревогу. Непривычное занятие, казалось, доставляло ему много усилий и затруднений.

— Я помогу вам, — сказала Маргарита, закрывая за собой дверь.

Старик поднял голову.

— Боже мой! Это — вы сами, фрейлейн? — с радостным испугом воскликнул он. — Макс выкинул такую штуку, что без моего ведома отправился за помощью в ваш дом; но он — решительный паренек и никогда не вернется домой, не исполнив возложенного на него поручения.

— Он поступил правильно, — сказала Маргарита.

При этих словах она взяла из рук старика кастрюлю и стала наливать в чашку бульон через ситечко, о котором совершенно забыл неопытный повар.

— Это — первое сытное блюдо, которое разрешено моей бедной пациентке, — сказал он со счастливой улыбкой. — Слава Богу, ей теперь гораздо лучше; она снова владеет языком, и доктор надеется, что она поправится.

— Не повредит ли ей, что новое лицо вдруг подойдет к ней? — озабоченно спросила молодая девушка.

— Я подготовлю ее.

Ленц взял чашку и понес ее через столовую в прилегающую к ней спальню. Маргарита осталась, но ей не пришлось долго ждать.

— Где эта добрая девушка, готовая помочь? — услышала она голос больной. — Ох, как это меня радует и утешает!

Молодая девушка переступила порог, и госпожа Ленц протянула ей здоровую руку; ее лицо было бледно, как подушка, на которой она лежала, но глаза смотрели сознательно.

— Белая и светлая, как голубка мира, — с чувством проговорила она. — Ах, да, она тоже любила белое, та, которая ушла от нас, чтобы более не возвратиться.

— Не говори об этом, Ганхен! — боязливо остановил ее муж. — Ты хотела, чтобы тебя положили поудобнее, для этого и пришла фрейлейн Лампрехт, как я тебе говорил; она поможет мне повернуть тебя.

— О, благодарю, мне совсем удобно; если бы даже я лежала до сих пор на крапиве, то думаю, что больше не чувствовала бы этого. Мне теперь так хорошо! Вид этого милого, молодого личика радует меня. У меня тоже была дочь, молодая, красивая и ангел доброты, но я слишком гордилась этим даром Божьим, а потому…

— Ганхен! — перебил ее старик с видимой тревогой. — Ты не должна так много говорить, и фрейлейн Лампрехт не может так долго быть у нас.

— Пожалуйста, дай мне сказать! — раздраженно и взволнованно воскликнула больная. — У меня на груди лежит камень, и я должна снять его. Неужели ты не понимаешь, что несчастная мать должна хоть один раз поговорить о своей умершей любимице? Не беспокойся, Эрнст, мой добрый, верный, — добавила она, овладев собою. — Разве ты не видел, что вчерашнее посещение господина ландрата уже сделало меня почти здоровой? Правда, я не могла видеть его и говорить с ним, но я слышала все, что сказал он; этот благородный человек верит нам, и каждое из его добрых слов служило для меня исцелением! — Она указала на овальный портрет на фарфоре, висевший над ее кроватью, и спросила, устремив взгляд на лицо молодой девушки: — вы знаете ее?

Маргарита подошла ближе. Да, она знала эту головку со свежими губами, васильковыми глазами и золотистым ореолом белокурых волос.

— Прекрасная Бланка, — с чувством проговорила она. — Я никогда не могла забыть ее; в тот вечер, когда господин Ленц принес меня сюда, ее волосы были распущены и ниспадали по спине, как блестящее покрывало феи.

— Да, в тот вечер, — повторила, тяжело вздыхая, больная, — в тот вечер, когда она с бурей, кипевшей у нее на душе, скрывалась в темноте! О, беспечные родители, о, слепая мать, не сумевшая сохранить свою овечку!

— Ганхен!..

Старушка не обратила внимания на замечание и умоляющее лицо мужа.

— Иди, мое милое дитя, — обратилась она к Максу, сидевшему у постели, — иди в кухню к Филине, слышишь, как она визжит? Она хочет сюда, а доктор это запретил.

Мальчик послушно встал и вышел.

— Разве это не прекрасный, восхитительный ребенок? — взволнованно спросила больная, и в ее глазах сверкнули слезы, — разве каждый отец не должен был бы гордиться таким небесным даром?.. А он… удостоится ли он небесного блаженства, когда он взял честь и счастье своего сына с собой в могилу?

— Прошу тебя, милая жена, не говори больше; только не сегодня, — настоятельно просил старик, дрожа всем телом. — Я попрошу фрейлейн Лампрехт, чтобы она пришла к нам завтра, тогда ты будешь сильнее и спокойнее.