Глава XXVI

— Подлей ещё немного холодной воды — горячо. — Жанна закрыла глаза и блаженно, по мере возможности вытянулась в бадье. Вода была тёплая и ласкала тело. Вода — это драгоценность, ей нужно наслаждаться. Так же, как и слуги, она не мылась месяцами.

Когда лежишь так, в тёплой ванне, не думаешь о том, что где-то там, может, совсем рядом, люди убивают друг друга.

Служанка широко улыбнулась и зачерпнула ещё немного воды из ведра.

— Боже, как хорошо! — прошептала баронесса. — Мне кажется, что у меня скоро вырастут крылья…

— Вырастут, обязательно вырастут, госпожа. — Служанка взяла кувшин и окатила плечи хозяйки тёплой водой. — Да и как же не вырасти, если Вас так любят!

Она с улыбкой нагнулась и подняла с пола какую-то склянку.

— Что это? — Жанна села, облокотившись рукой о края бадьи; вода мягко скатывалась с неё, скользя по округлостям подернутого мурашками тела.

Джуди промолчала, с таинственным видом открыла флакон и добавила в воду несколько капель его содержимого. По водной поверхности расплылись круги маслянистой жидкости с нежным насыщенным ароматом.

— Как приятно пахнет! — вздохнула баронесса, почти полностью погрузившись в воду. — Налей ещё немного, Джуди!

— Нет, — улыбнулась служанка и тщательно закупорила флакон. — Я лучше разотру Вас этим перед свадьбой. Уверена, сеньору графу понравится.

— Джуди! — Жанна покраснела и плеснула водой ей в лицо.

— А что? — Джуди вытерла лоб рукавом. — Ведь это он Вам это подарил — так почему бы не отблагодарить его за это?

— Значит, он… — Она мечтательно улыбнулась.

— Настоящее розовое масло, а не та бурда, что тут продают! Я эту баночку спрячу и буду беречь, как зеницу ока.

Она, конечно, умолчала о том, что давно отлила немного в крохотный флакончик, оставшийся от благовоний покойной Беатрис Уоршел, и теперь носила его на груди, словно ладанку.

— Да, спрячь, — рассеянно повторила баронесса, зачерпнула ладонями немного воды и окатила шею.

— Повезло Вам, госпожа, с женихом: и любит, и подарки дарит, и о Вас так нежно заботится.

— Но не грешно ли это? — обеспокоено спросила Жанна.

— В чём же грех? Его к Вам тянет, Вас к нему — чего уж тут такого.

— Но это же от плоти, а всё, что от плоти — грех.

— Вот ещё! Если бы все были святы, люди бы перевелись.

— Как тебе не стыдно, побойся Бога, грешница! — пристыдила её баронесса. — Дабы блюсти добродетель, девушка должна быть целомудренна даже в мыслях, а твой язык приведет тебя прямо в лапы к Дьяволу.

(«Грех думать о нём. Он не должен целовать меня до свадьбы, я не должна оставаться с ним наедине»).

— Вы ведь любите его? — лукаво спросила служанка.

Баронесса задумалась и прошептала:

— Кто знает, всё может быть…

Джуди, в полголоса напевая про двух голубков, достала мыло и скомандовала:

— А ну-ка встаньте, госпожа! Вы тут мечтаете — а вода стынет!

* * *

— Они топчут мои поля, нет ты слышал, Патрик, они топчут мои поля! Какая наглость! Ничего, я их вышвырну, велю всех повесить. Нет, не всех, парочку посажу в подземелье. На одну воду.

— Да, тётя, как пожелаете, — улыбнулся Патрик и помог ей спуститься по лестнице. Сегодня тётя была не в духе, и он всячески старался ей угодить, чтобы не попасть под горячую руку. Да, не повезло крестьянам, что именно сегодня она узнала о том, что кто-то уничтожил озимые на двух полях на северо-западе баронства. Поля вытоптали подчистую.

Баронесса Уоршел велела принести кресло. Укутавшись в тёплую накидку, она заняла своё место на крыльце.

— Можно начинать, — бросила госпожа новому управляющему. Тот кивнул и встал рядом с капелланом, державшим платёжную книгу.

Во внутренний двор потекла унылая толпа крестьян. Они по очереди останавливались перед амбаром, выслушивали из уст священника сумму причитающегося с них платежа, расплачивались деньгами, ставили на землю корзины с овощами, ссыпали в сараи навоз. Несколько слуг вели учёт собранным продуктам и скоту.

— А эти что стоят? — Жанна указала на группку крестьян, жавшихся к стене в стороне от общей очереди.

— Им нечем платить, — объяснил управляющий.

— Порядок для всех один, — отрезала госпожа. — Будут отрабатывать долг работой.

Баронесса откинулась на спинку кресла и недовольно посмотрела на старика, пытавшего доказать неправомерность изъятия у него свиньи и пяти кур.

— Да что же это такое? — Он нервно теребил бородку. — Не прошло и года, как я отдал господину последние деньги; мне не за что платить ему снова.

— А кому принадлежит твоя земля? — потирая лоб рукой, спросил управляющий. — Ты же не выкупал её?

— Куда уж мне! Но урожай был плох, боюсь, мы не доживём до лета…

— Ты же знаешь, всё равно нужно платить. Нет денег — отдавай скотиной или зерном.

— Нет на вас Божьего суда! Может, хоть свинку оставите? — заискивающе спросил он.

Управляющий молчал. Будь его воля, он отпустил бы старика, но, в силу своего положения, ничем не мог помочь бедняге. Тяжело вздохнув, Гарри прошептал:

— Погоди пока со свиньёй. Думаю, обойдёмся курицами. Остальное до Пасхи отдашь монетой.

— Да откуда ж я деньги возьму? У меня дети, внуки, и всем нам жить хочется. А вы за горло берёте, на большую дорогу толкаете!

Старик упал на колени, уткнулся лицом в пыль.

— Гарри, чего ты медлишь? — недовольно спросила баронесса.

— У него нет денег, госпожа, а отдавать свинью он не хочет.

— Что значит «не хочет»? Каждый должен платить за пользование моей землёй.

— Не губите, госпожа! — Старик в мольбе простер руки к Жанне. — Мне дочку замуж выдать нужно!

— Меня это не волнует. Плати или отправляйся к крысам.

Но крестьянин не сдавался и продолжал живописать беды своего огромного семейства — напрасно, «железная баронесса» стойко держалась.

— Так ты отдаёшь свинью или предпочитаешь коротать дни с крысами? — Она начинала сердиться.

— Нельзя мне в подземелье, госпожа, дочка же у меня… Вы бы потерпели со свиньёй до её свадьбы, а я бы после Вам вдвойне отдал.

— Значит, в кабалу хочешь? Ничего, я на тебя крепь быстро составлю, век не откупишься.

Жанна сомневалась. С одной стороны, она должна была посадить его в подземелье, но, с другой… В прошлом году он женил младшего сына, денег у него совсем не осталось. Так, может, простить ему свинью? Держать его в подземелье накладно, да и толку от этого мало — денег всё равно не дождёшься, не откуда им взяться. Да, пожалуй, лучше забрать кур и прибавить ему работу на господина. И пусть каждую неделю чистит господский свинарник и колет дрова.

Чувствуя, что госпожа колеблется, крестьяне, перебивая друг друга, начали повествовать о своих бедах. У кого-то скотина погибла от мора, у другого урожай склевали птицы, третьего ограбили по дороге…

У баронессы разболелась голова; она безуспешно попыталась отгородиться от толпы, напрасно призывала к тишине.

— Убери их отсюда, Гарри! — не выдержав, взмолилась она.

Ей нужно было взять себя в руки, укротить эту толпу и забрать всё, что ей причиталось.

— Замолчите! — встав, крикнула Жанна. — Оброк заплатят все, а потом я разберусь, кому из вас нужно помочь.

Но крестьяне её не слушали; стоит один раз проявить слабость — и люди обязательно этим воспользуются. Их возмущение, того и гляди, могло перерасти в бунт.

Крестьяне обступили подножья лестницы, некоторые даже осмелились взобраться на нижние ступеньки. Они требовали вычеркнуть недоимки из платёжной книги.

Баронесса тщетно пыталась заставить толпу повиноваться себе и чуть не плакала от обиды, когда ей сообщили о приезде графа Норинстана.

— Хвала Господу, он услышал меня! — подумалось Жанне. — Для того чтобы угомонить этих вилланов, нужна крепкая мужская рука.

Роланд без слов понял бедственное положение девушки и конём отогнал крестьян от крыльца.

— Что тут происходит, баронесса? — спросил он. — Эти собаки забыли, кто Вы?

— Они не хотят платить.

— Что ж, это поправимо.

— Эй, земляные черви, — он демонстративно щелкнул хлыстом в воздухе, — вы немедленно отдадите причитающееся баронессе! Иначе, клянусь кровью Христовой, я сдеру с вас вдвое больше.

— Кровопийцы! — крикнул какой-то крестьянин позади него.

Норинстан обернулся, со всего размаха ударил его хлыстом по голове и спине, а потом дал кнутовищем в зубы. Из рассечённой скулы и разбитого рта потекла кровь. Сосед «бунтовщика» хотел за него вступиться, но не решился, встретившись с глазами графа. Такой, как он, шутить не будет.

— Кто ещё хочет со мной поспорить? — Роланд с вызовом обвёл глазами притихшую толпу. Она безмолвствовала.

— Итак, я жду. — Он заткнул кнутовище за пояс.

Через час сбор оброка был окончен.

Велев Дэсмонду проследить за тем, чтобы вилланы покинули замок, и, в случае чего, применить силу, Роланд вслед за баронессой поднялся в комнаты.

— Вы помогли мне, спасибо. — Жанна усадила гостя и села рядом.

— С ними нужно быть строже, иначе они вконец обнаглеют и сядут Вам на шею.

— Да, Вы правы.

— Женщина создана для хозяйства, такими делами должен заниматься мужчина.

Девушка кивнула. Что тут возразишь?

— Вам приличествует растить детей, а не шататься среди мужичья. Такие вещи плохо кончаются.

— Чем кончаются?

— Чем угодно. Без крепкой мужской руки женщины быстро сбиваются с праведного пути.

— Надеюсь, Господу не в чем было упрекнуть меня до сих пор, — медленно произнесла она.

— Вы позабыли о печати первородного греха и Вашей сомнительной верности обетам, — напомнил Роланд. — Не так давно Вы готовы были открыть врата Дьяволу, назначая ночные свидания на берегу реки.