Узнав о мерзостях, что творились в Назарете, король наш, только что высадившийся в Палестине, преисполнился справедливого гнева и направился в Галилею, дабы покарать их.

Брат мой, будучи человеком глубоко верующим, дал обет, что не будет пить вина и знать женщин, пока останется в Назарете хоть один хулитель веры Господней.

— И что, выполнил он обет? — усмехнувшись, спросил баннерет.

— В точности, сэр. Решив осадить город Назарет, наши собратья столкнулись в Панеадском лесу с многочисленным племенем кочевников. Они не веровали во Христа и не желали признавать его единственным Царем живущих. Люди злые сердцем, они притворились друзьями, обещав нам часть своих тучных стад, если мы умертвим назарейцев. Но пищу их сердцу давало не чистое пламя божественного гнева, а черная зависть, коею они питали к живущим в городе. Пригласив к себе лучших из людей наших, вожди их угощали их хмельным вином и услаждали их взоры танцами прекрасных красавиц. Брат мой, в силу данного им обета, пребывал в здравом уме и осуждал товарищей за их невоздержанность. Волею Провидения ему удалось подслушать разговор, который вожди племени вели между собой, думая, что все христиане пьяны и утомлены ласками. Нехристи решили умертвить всех воинов христовых после того, как те займут Назарет. Забыв о сне, мой брат решил немедленно донести обо всем королю, но кочевники вознамерились воспрепятствовать ему, и брату пришлось мечом прокладывать себе дорогу. Одним ударом он снес голову троим, следующим наискось разрубил четверых и…

— Поменьше бы врал, Дэсмонд! — прервал его усталый голос. — Нельзя одним ударом убить четверых. Да и все было совсем не так.

— А как же? — буркнул Дэсмонд. Он так старался, ради него, Роланда, старался, а он…

Все взгляды обратились к Роланду Норинстану, но тот ничего не добавил, никак не поправил рассказ брата. Рассказывать при нем дальше Дэсмонд не решался, но собравшиеся требовали продолжения. Град вопросов обрушился на Роланда, но он отвечал неохотно, односложно. Был ли взят Назарет? — Да, был. — Наказаны ли были подлые кочевники? — Им воздалось по делам их. — Убивали ли Вы язычников? — Как и всякий добрый христианин, только тех, кто закостенел в своем невежестве. — Много ли их было? — Собак не считают.

— Видно, и вправду в Назарете не осталось ни одного язычника, — подумал Леменор, наблюдая за тем, как Норинстан наливает себе эль. Он завидовал графу. И почему иным людям достается всё: и происхождение, и деньги, и слава, и уважение товарищей, и любовь женщин? Не справедливее ли было поделить эти блага между всеми людьми?

Роланд Норинстан был героем, с этим никак не поспоришь, но баннерет гордился тем, что в одном сумел превзойти его — любовь женщины все же досталась ему. Сколько бы подвигов ни совершил в Палестине граф Норинстан, какие бы коварные планы язычников ни раскрыл, Жанна Уоршел предпочла ему другого, и этим другим был он, Артур Леменор.

Из Палестины разговор плавно переместился на родные просторы. Обсуждали минувшее сражение, поименно поминали товарищей, клялись отомстить за их смерть. Как-то само собой всплыло имя «черного рыцаря».

— Это дьявол, говорю вам, сам дьявол был среди нас! — утверждал один из рыцарей.

— Везде Вам дьявол мерещится! — усмехался другой. — Он был из плоти и крови. Отъявленный мерзавец!

— И чем же он отличился? — спросил Леменор. — За последние дни я слышал столько небылиц…

— А здесь услышите еще больше, — хмуро подал голос граф Норинстан.

Глаза у Дэсмонда загорелись:

— Вы тоже видели его, брат?

Роланд молчал. Лоб его нахмурился; разговор явно был ему неприятен.

— Он действительно такой, как о нем говорят, граф? — подал голос Фарден. — Ведь, кажется, этот паршивец орудовал там, где были Ваши люди.

— Я не знаю, что о нем говорят, и вообще сомневаюсь, что этот пресловутый «черный рыцарь» существует, — сухо пробормотал Норинстан.

— Но я его видел! — невольно вырвалось у Дэсмонда. — Он убил этого мерзавца де Буго, загнал ему в глотку его поганый язык!

— Тише, Дэсмонд, успокойся, — зашипел на него старший брат. Артур почувствовал, как тот напрягся, увидел, как граф крепко сжал руку брата, и задумался над тем, что же такого успел незадолго до смерти сказать несчастный Буго. — Не наливайте ему больше, мальчик пьян, и тащить его до постели у меня нет никакого желания, — вслух добавил Роланд и отпустил руку Дэсмонда. Тот виновато потупился.

— И что же сказал де Буго, что же в его словах так возмутило Вашего брата? — поинтересовался баннерет.

— Что бы он ни сказал, я повторять его слов не буду. Мой брат вспыльчив, что, в прочем, в его возрасте неудивительно, так что он воспринял слова Буго болезненнее, чем следовало.

— Так Вы считаете, что «черного рыцаря» не существует? А кто же тогда убил Вальтера Роданна? — с вызовом спросил Хамфри де Лагар. — Я собственными глазами видел, как они разговаривали, а потом видел, как он убил Роданна.

— И не помешали?! — Леменор вскочил с места и метнулся к Лагару. — Вы спокойно смотрели, как убивают Вашего товарища?

— Он мне не товарищ, — пробормотал Лагар, отступая к двери.

— Вы сражались с ним бок о бок — и Вам этого мало?!

Пристыженный Лагар юркнул за дверь. Крикнув ему вдогонку что-то вроде: «Неужели Вы струсили и испугались какого-то паршивого валлийца?!», Артур, тяжело дыша, вернулся к столу:

— Почтим их души, выпьем за помин души графа Вальтера Роданна, барона Найтли де Буго, сэра Арчибальда Фьюрфорда и сэра Уолтера де Манфлейна! Стоя, сеньоры, до дна!

— Я не буду пить за этих тварей. Пусть их души гниют в Аду, — сквозь зубы пробормотал Роланд Норинстан. Он встал и потянул за собой Дэсмонда. — Они не подходящая компания для графа Роданна.

— Чем же?

— Тем, что они ублюдки, баннерет, грязные ублюдки и дважды заслужили смерть. А что касается графа Роданна… Да упокоится его душа с миром! — Граф подошел к столу, плеснул себе элю и залпом осушил кружку до дна.

— Что это с ним сегодня? — в недоумении спросил Фарден, когда Норинстан ушёл, уведя с собой Дэсмонда.

Леменор пожал плечами. Он чувствовал, что Роланд Норинстан знает больше, чем говорит. То, что они поссорились с де Буго — несомненно, поссорились по-крупному, но из-за чего? Судя по опрометчивому заявлению Дэсмонда, речь шла о словесном оскорблении.

Но вот что было странно: Дэсмонд Норинстан и другие свидетели видели «черного рыцаря», а Роланд Норинстан упорно не желал признавать его существования. Может, он его просто не видел, а чужим словам не доверял? Действительно, история о «черном рыцаре» и Леменору казалась надуманной и изрядно приукрашенной, но правдивость её подтверждало множество свидетелей.

Артур не задержался у Фардена: его люди сегодня несли ночной дозор, так что нужно было расставить часовых, а потом раза два за ночь проверить посты.

Двор освещался только бликами света, падавшими из окон монастырской гостиницы. Ночь была влажная и промозглая.

Случайно повстречав Гвена, баннерет почему-то спросил, где сейчас Норинстан.

— Наверное, пошёл к Оснею, они часто за полночь сидят.

Артуру не нравилась эта дружба, не нравилось то, что Осней доверяет графу больше, чем своему помощнику, но что уж он мог поделать?

— После Лайдхема они вообще сроднились, — с досадой подумал Леменор, заступая на дежурство. — А уж сколько денег отписали монастырю на помин души усопших! Граф-то понятно, но вот Норинстану это зачем? Не настолько уж он их всех любил, чтобы так печься об их душах.

Дежурство прошло спокойно, так что утром баннерет благополучно завалился спать, а когда проснулся, оказался посреди развороченного муравейника. Над монастырем витала одна и та же фраза: «Они назначали выкуп!».

— Слава Богу, если валлийцы требуют денег, значит они живы! — бормотал Осней, благодаря Господа за то, что хоть кого-то из пленных не постигла смерть. О том, что с ними сделали валлийцы, он предпочитал не думать.

На глаза его навертывались слезы: вспоминался Вальтер, которого не вернуть за все деньги мира.

Его сентиментальные воспоминания были прерваны новостью, вызвавшей в сердце старого графа новый прилив ненависти к валлийцам: неподалеку от монастыря были найдены двое повешенных. Сам по себе этот факт не был чем-то ужасным — вешали в Англии часто, так что вид болтающегося на веревке человека был делом привычным. Другое дело, чьё это было тело.

Осней помнил, как сам отбирал его среди самых достойных людей, как подробно инструктировал, как напутствовал перед отъездом. Валлийцы обещали ему беспрепятственный проезд — и не сдержали слово. Его гонец был мертв, убит и повешен за ноги.

Другим повешенным был человек, завербованный у валлийцев и за определенную плату снабжавший их сведениями о передвижениях своих сограждан. Последние события доказали, что на него не стоило полагаться, но до этого он их ни разу не подводил.

Ему отрезали язык и уши и положили на землю рядом с горсткой монет — намек был прозрачен.

— Да, вот и мы с вами когда-нибудь будем так болтаться! — пробормотал один из солдат, перерезая веревки. Тела с глухим стуком ударились о землю.

— Вот этот, — Осней пнул носком сапога обезображенное тело шпиона, — падаль, можете оставить его здесь на съедение волкам. Другого похоронить со всеми подобающими почестями.

— Наши племянники отомщены, граф, виновник их гибели отдал душу дьяволу, — крикнул он Норинстану, допрашивавшему дозорных, обнаруживших трупы.

Роланд обернулся и покачал головой:

— Смертью собаки нельзя отомстить за смерть льва.

— Но ведь это он лживо обманул нас, он заманил нас в ловушку!

— Нет, не он. Не думайте об этом, граф, я сам позабочусь о должном возмездии. — Губы его плотно сжались. Он точно знал, что предал его не этот человек, ему он никогда не доверял. Тот же, другой, пользовался его почти безграничным доверием.