Если пять лет назад барон Уоршел радовался тому, что он так удачно нашёл жениха для дочери, то теперь давняя помолвка Жанны с Норинстаном скорее огорчала его, чем радовала.

Жанне исполнилось шестнадцать. В ней ещё больше проявилась красота матери, обращавшая на себя внимание всех, кто ее видел, но, несмотря на это, она всё ещё ходила в невестах. Большинство её сверстниц были замужем и успели родить одного, а то и двух детей, не говоря уже о девушках постарше. За исключением, Мелиссы Гвуиллит, в прочем, в этом не было её вины. Первый её муж (какой-то мелкий валлийский князь, состоявший на королевской службе) оказался бездетным и не слишком докучал молодой жене своим присутствием. Он был убит в пьяной драке на второй год супружеской жизни. Со второй помолвкой барон Гвуиллит не спешил, подыскивая зятя среди англичан. В начале года Мелисса снова стала невестой и, если верить слухам, уже к лету должна была вторично выйти замуж. Таким образом, странное положение юной баронессы Уоршел вызывало много кривотолков.

Предположения Роланда Норинстана о том, что он скоро вернётся в Шропшир, не оправдались: граф вынужден был полтора года проторчать во Франции и Шотландии. Потом скончался один из его близких родственников по материнской линии, и свадьбу пришлось отложить еще на год. Таким образом, Норинстан вернулся в Леопаден только к зиме 1281 года.

Где-то через месяц к нему заехал барон Уоршел, решивший напомнить о необходимости поторопиться со свадьбой.

— Я понимаю, граф, Вы не могли вернуться раньше, но время идёт, а моя дочь уже который год ходит в невестах, — сказал он, пригубив кубок с вином. — Она уже не девочка, и я не хочу, чтобы она осталась старой девой. Если Вы не намерены жениться на ней, то разорвите помолвку. Правда, в этом случае Вы бросите тень на честь моей дочери, и, боюсь, мне будет трудно будет найти ей нового жениха.

— Никогда не поверю, что не найдётся человек, который согласиться взять Жанну Уоршел в жёны! — усмехнулся Роланд.

— С возрастом женщины дурнеют, и с каждым годом им всё труднее найти себе мужа. А я не желаю, чтобы моя дочь пополнила ряды бенедектинок.

— Вашей дочери нечего этого опасаться. Я никогда не поверю, что за эти три года она успела подурнеть настолько, чтобы лишиться всех своих поклонников. — Роланд прищурившись посмотрел на собеседника и многозначительно усмехнулся.

— К чёрту лысому этих поклонников! Кому нужна стареющая девушка, от которой отказался жених?

— Не беспокойтесь, барон, Вам не придётся искать нового жениха для Вашей несравненной дочери. Я не намерен нарушать данное когда-то перед лицом Господа и людьми слово. Мои дела улажены, долг перед Его величеством исполнен — и я могу со спокойной душой жениться.

— Вот и хорошо! — обрадовался Уоршел и добавил: — Нам нужно поспешить со свадьбой. Знайте, граф, хоть я и говорил Вам, что теперь Жанну трудно будет выдать замуж, но, в случае чего, я смогу её пристроить. В этом году она должна выйти замуж и выйдет!

— И кто же, по-Вашему, может польститься на брошенную невесту? — смеясь, спросил Норинстан. По его тону нельзя было догадаться, что этот вопрос задан вовсе не из праздного любопытства: Роланд взял себе за правило заранее узнавать имена потенциальных соперников.

— Хотя бы мой сосед.

— Вы хотите выдать дочь за соседа? — В его голосе слышались нотки задетой гордости. — Не за баннерета Леменора ли?

— Нет, за другого. Но, надеюсь, моя дочка станет Вашей женой.

— И я надеюсь. Свадьба будет пышной, я не поскуплюсь. Можете послать в город за тканью на свадебное платье.

— Я не могу допустить, чтобы Вы полностью оплатили эту свадьбу, — упрямо возразил барон. — Уж не настолько я беден, чтобы быть не в состоянии купить дочери платье!

— Успокойтесь, успокойтесь, барон, я ни в коей мере не намерен нанести урон Вашей чести. Можете заняться нарядом невесты, если хотите. Ну, а я позабочусь, чтобы гости на свадьбе ни в чём не нуждались. Прекрасно. Думаю, можно будет сыграть свадьбу сразу после Великого поста.

Уоршел кивнул. После поста, так после поста — лишь бы эта чёртова свадьба вообще состоялась! У него были свои основания торопить графа: семья его разрослась, лишние нахлебники ему были не нужны. В самом конце позапрошлого года, в канун Рождества, его супруга разродилась долгожданным наследником. Правда, он чуть не стоил ей жизни. Каролина рожала долго, целых два дня, в муках, а после три месяца лежала пластом. Отец назвал сына Элджерноном, в честь деда, и перенес на него часть любви, предназначавшейся ранее Жанне. Время от времени юная баронесса даже ревновала отца к этому вечно плачущему свёртку на руках няньки — дебелой крестьянки, недавно произведшей на свет двойню. Среди слуг ходили упорные слухи, что у её малюток и маленького барона был один и тот же отец. Проверить это не удалось: лишённые материнского молока, поступившего в полное распоряжение сэра Элджернона, они не дожили до того времени, как могло бы проявиться фамильное сходство.

* * *

Леменор с наслаждением вытянул ноги перед камином и откинулся на подушки. Он был сыт и поэтому доволен.

Барон де Фарден покосился на пустой бочонок и лениво закатил его ногой под стол.

— А у Вас тут стало уютнее, — лениво пробормотал баннерет. — Чисто и все вещи на местах. Кажется, появились подушки. Хм, недурно.

— Это всё Марта.

— Марта? Какая ещё Марта? Я что-то не слышал, чтобы Вы женились. Ваша сестра давно вышла замуж, мать умерла… Так кто же это таинственная Марта?

— Баннерет, неужели Вы решили, что мою берлогу приводила в порядок дама? — усмехнулся Клиффорд.

— Разве нет? Помнится, моя мать в своё время вместе со служанками тоже что-то мастерила. Там были какие-то цветочки, деревья…

— Ничего, когда женитесь на своей баронессе, у Вас будет много таких вещиц. Она ведь не белоручка?

— Женюсь? — Артур рассмеялся. — В своё время её жених чуть не оправил меня к праотцам и, вероятно, при случае будет рад окончить начатое дело. Так что, если я и женюсь, то уже на вдове графа Норинстана.

— И, конечно, Вы постараетесь ускорить кончину несчастного графа? — Барон подмигнул другу. — Ведь так обидно видеть яблочко и быть не в состоянии его сорвать?

— Убьёшь его, как же! — хмыкнул Леменор. — После случившегося мне лучше не попадаться ему на глаза. А ничего, кроме поединка, я в таком деле не приемлю.

— Ладно, хватит об этом! Давайте я познакомлю Вас с моей Мартой.

— Марта! — Фарден громко хлопнул в ладоши. — Иди сюда, моя милая!

В комнату вошла молодая женщина в подобранном с боков серо-голубом платье, перехваченном ярким поясом; её волосы были аккуратно убраны под платок, перехваченный вышитой повязкой.

— Ну, уложила Мартина? — Барон улыбнулся и поманил её к себе.

— Да. Он такой проказник — весь в Вас пошёл! — Марта расплылась в улыбке и села ему на колени.

— Баннерет, помните, я говорил Вам о вилланке, что призналась мне в любви? — Клиффорд погладил её по волосам.

— Честно говоря, нет. Я таких мелочей не помню.

— Ну, так это она и есть, моя Марта. Поздоровайся с сеньором баннеретом, — он легонько толкнул её в спину.

Марта соскочила на пол и поклонилась.

— Рада видеть Вас у нас, сеньор баннерет. Надеюсь, Вы всем останетесь довольны, — прощебетала она и застенчиво улыбнулась.

— Это я выучил её правильному выговору, — с гордостью заметил барон, взяв её за руку. — Славная девушка, к тому же, отличная хозяйка.

Марта покраснела и с обожанием посмотрела на Фардена.

— И как тебе тут живётся, Марта? Обижает тебя барон? — с улыбкой спросил Леменор. — Небось, сбежать отсюда хочешь?

— Что Вы, сеньор, как можно! — возмутилась молодая женщина и испуганно бросила взгляд на Клиффорда. — Я люблю сеньора барона, и что бы он ни делал — мне всё в радость!

— Ладно, ступай. — Фарден хлопнул её по мягкому месту. — Нам с баннеретом нужно поговорить.

Марта ещё раз поклонилась и ушла.

— И это серьёзно? — Леменор посмотрел на занавес, за которым скрылась девушка.

— Марта? Не знаю. Она мне нравится…

— Надеюсь, Вы не собираетесь на ней жениться?

Барон промолчал. После, проводив баннерета, он зашёл к Марте.

Она стояла, склонившись над постелью ребёнка, и с любовью смотрела на спящего мальчика. Он был красив, «словно херувимчик», с румяными пухлыми щёчками и чуть слышно причмокивал во сне. Мать время от времени брала его беленькую ручку и прижимала к губам, не решаясь поцеловать.

Услышав шаги барона, Марта обернулась и приложила палец к губам. По лицу её разлилось спокойствие; каждая чёрточка светилась любовью к человеку, подарившему ей такого прекрасного сына.

Ей казалось, что на свете нет женщины счастливее её. Она любима благородным рыцарем, на правах супруги живёт в его замке, может каждый день видеть его, говорить с ним. А ведь всё её счастье как раз и заключалось в том, чтобы хоть изредка, но непременно ежедневно видеть барона, слышать его голос. Большего Марта никогда не желала, а теперешнее её положение виделось ей подлинной вершиной блаженства. И каждую ночь, когда Фарден, наконец, засыпал, она тихо сползала с постели, вставала на колени перед распятием и образами святых и долго-долго молилась за барона и своего сына. Для себя Марта никогда ничего не просила.

Возвращаясь от сияющего достатком Фардена, баннерет вспоминал о второй послевоенной весне, когда он, благополучно растратив заработанное на войне богатство, возвращался из Шоура домой. Но деньги были потрачены не зря: он наконец-то занялся ремонтом замка, приведя в порядок первые два этажа и починив крышу.

Прошлой осенью в баронстве случился неурожай; его последствия серьёзно отразились на состоянии и без того запутанных дел Леменора. Крестьяне — нищие, оборванные, осунувшиеся от скудного питания и потребления лесных кореньев — попадались ему повсюду: на дорогах, полях, посреди грязной жижи на дороге, куда они падали, обессиленные от непосильного труда и нужды. И все они провожали его тяжёлыми озлобленными взглядами. Он знал, что они не помогут наполнить его кладовые зерном, знал, что ему нужно золото, много золота, и то, что ещё год или два — и он присоединиться к группе бродяг, продающих свой меч за бесценок. Тогда ему придётся распрощаться со своей сворой. Его сворой. Нет, он никогда не пойдёт на это. Интересно, его любимцы тоже отощали? Эти бездельники, наверняка, уморили их голодом и съели.