— Мейми, тебя только за смертью посылать! — ещё издалека услышала она голос мужа. — А Присси куда подевала?

— К кресту пошла, за Метью попросить, — задыхаясь, ответила крестьянка.

— Вот ещё удумала, гони девчонку обратно! — недовольно отозвался Сайрас. — До темноты рукой падать, а работы непочатый край. Мне ещё мельнику телку за муку вести.

— А, может, мы её отдавать не будем? — робко предложила Мейми. — Корова-то у нас старая, неравен час, подохнет, а сложно ведь без коровы. Может, прокормим телку, а?

— Не вмешивайся не в свое дело! — рявкнул Сайрас. — Ты бы лучше за дочерью следила, а то к ней один шустрик клинья подбивает.

— Вот уж выдумал! Мала она ещё, чтобы этого бояться.

Мейми задумалась. Вроде, Присси ещё девчонка, какой от неё толк? С другой стороны, кто ж людей знает? Она ведь из скороспелых, а священники до девочек падки. Сначала приголубят, сладкого чего дадут или монетку в ладошку сунут. Довериться ему такая девчонка, а он ей свинью и подложит. А другие люди и того хуже. Увидят хорошенькое личико — хвать да продадут. Чёрт с этим зерном, лучше с ней сходить да проследить, не клеится ли к ней какой-нибудь старый хрыч. Заодно, можно справиться у Слингевей, не купит ли кто у них пару фунтов хорошего нутряного сала. Ничего, переживут они весну, раз все прошлые пережили, то и эту переживут.

* * *

День был ветреный, но ясный. Жанна, получившая разрешение посетить службу в Бресдоке, ждала Артура. Она стояла возле церковной ограды и, передёргивая плечами под накидкой на лисьем меху, напряжённо всматривалась в полоску дороги. Ей удалось уговорить своих провожатых ненадолго оставить её одну, но время неумолимо бежало, и они должны были скоро вернуться.

Джуди нервничала: госпожа клятвенно обещала отцу съездить в церковь и сразу вернуться, а сама задержалась и, более того, назначила свидание бедному соседу; она боялась, как бы барон не узнал об этом. Хотя саму баронессу это, похоже, не волновало.

— Кажется, потеплело. — Жанна полной грудью вдохнула прохладный воздух. — Даже ветер сегодня не такой колючий.

— Может, для Вас оно и так, госпожа, только денёк сегодня ничем не лучше вчерашнего. — Джуди попыталась отогреть дыханием замёрзшие пальцы.

— А почему тогда мне так хорошо?

— Не знаю, пусть Вам сердце подскажет.

— Сердце? — Баронесса удивлённо подняла брови.

— Только оно знает, почему этот день не похож на другие. Хотя, по мне, в нём нет ничего хорошего.

— А разве он так плох?

— Да нет, бывали дни и похуже, — служанка улыбнулась. — Просто ветер слишком студёный.

— Где же баннерет? — Жанна в который раз посмотрела на дорогу. — Он давно должен быть здесь.

— Может, сеньора задержали важные дела?

— Какие? У него не может быть никаких дел, кроме меня.

Баронесса начинала сердиться. Её губки сложились в недовольную гримасу. Как он мог заставить себя ждать! Да ещё здесь, на этом ветру! Определённо, это переходит все границы.

Она решила подождать ещё немного, а после вернуться домой.

На дороге показались всадники. Девушка встрепенулась и улыбнулась: он всё-таки не забыл о ней.

И тут она поняла, что что-то случилось. Обычно баннерет приезжал с Метью, изредка брал с собой ещё кого-нибудь, а сейчас с ним была по меньшей мере дюжина хорошо вооруженных солдат. И среди них — оруженосец, держащий в поводу боевого коня господина.

У Жанны потемнело в глазах; она судорожно сжала пальцы. Безусловно, всё это: и лошади с туго набитыми мешками, и солдаты, и Артур в позвякивавшей кольчуге, — всё это означало только одно, но баронесса не желала этому верить.

— Баннерет, — она окликнула его, — что это значит?

Леменор оставил своих людей на дороге и подъехал к ней.

— Я уезжаю.

— Но куда? — Её опасения подтвердились.

— Долго объяснять, но пришла пора раз и навсегда поставить кимров на место!

— Неужели война? — похолодела она и крепко сжала пальцы.

— Она самая!

— Чему Вы так радуетесь? Неужели в войне есть что-то хорошее? — в сомненье спросила девушка. — Разве она приносит что-нибудь, кроме голода, смертей и нищеты?

Леменор посмотрел на неё так, как смотрят на глупого ребёнка:

— Деньги, баронесса.

Баронесса покачала головой. Она никак не могла понять, как что-то ужасное, каким, несомненно, являлась война, могло вызвать столько сладостных мечтаний в голове Артура.

— Я снова заступаю на королевскую службу. Не стоит отказываться от четырёх солидов в день — уверен, граф Вулвергемптонский добьётся, чтобы мне платили именно по четыре, а не по два в день.

— Так Вы бросаете меня ради четырёх солидов в день? — с укором пробормотала девушка.

— Мне пора. — Он сделал вид, что не расслышал её упрёка. — Вспоминайте меня почаще и ждите с победой.

— Храни Вас Бог! — прошептала баронесса и перекрестила его. — Да пребудет с Вами архангел Михаил и всё его небесное воинство!

Как, неужели уже? Неужели прямо сейчас? Он уедет, бросит её… Нет, это невозможно! Он не должен… Жанна хотела удержать его, отсрочить расставание хоть на миг, отговорить от нелепого решения заступить на королевскую службу, но Леменор уже уехал. Даже не обернулся. Ни разу. А ведь она не сводила с него глаз!

Баронесса всё ещё стояла и смотрела на дорогу, когда её окликнула Джуди:

— Не стойте на ветру, госпожа!

— А почему бы мне не стоять? — резко ответила баронесса. — Я вольна делать то, что захочу. И не тебе, мужичка, учить меня!

Она злилась на баннерета и решила сорвать злобу на Джуди.

— Вольны, — не унималась служанка, — но можете заболеть, а мне за это влетит от барона. Кроме того, раз война…

— Ну и что, что война?

Опять это слово! Вот так бы замахнулась и влепила ей пощёчину, просто так, потому что она была зла на Артура. Да служанке оплеуха лишней не бывает — всегда найдется, за что наказать.

Жанна замахнулась, чтобы тут же привести в исполнение своё желание, но что-то остановило её, и баронесса ограничилась лёгким щелчком по подбородку.

— Вам безопаснее будет за крепкими стенами замка. — Джуди не обратила внимания на такую мелочь, как щелчок, — и не такое видала! Впрочем, ей не на что было жаловаться: не уродиной родилась, кожа хоть и не такая белая, как у госпожи, но всё же лучше, чем у многих. Такую просто так выгребную яму чистить не пошлют! А пощёчина, выдранная прядь — это мелочи, со всеми случается.

— Безопаснее? — Жанна надменно посмотрела на служанку. — Это моя земля, и никто здесь не может причинить мне зла.

— А тут всё равно будет, чья земля, когда до грабежей и убийства дойдёт. Тут и Вас ненароком убить могут.

Эта мысль как-то не приходила ей в голову. Баронесса задумалась и решила, что Джуди права. То, что она стоит здесь, на дороге, его не вернет. Раз он решил ехать, то ничто не изменит его решения. Упрямый осёл!

— Хорошо, я вернусь в замок, — немного успокоившись, ответила девушка.

— А что, если его убьют? — ужаснулась баронесса. — Господи, не допусти того, чтобы его убили! Пусть я никогда не стану его женой, но только чтобы он был жив… Пусть я никогда больше не увижу его, но только чтобы он был жив!

Жанна тут же простила баннерета и теперь желала только одного — чтобы он остался жив. А остальное неважно.

— Мрачные же у Вас мысли, госпожа! Бог не допустит, чтобы с сеньором Артуром что-нибудь случилось, — поспешила успокоить её Джуди, заметив неестественную бледность госпожи.

Баронесса промолчала и пошла к церкви; она вовсе не была уверена в том, что Бог выдал баннерету охранную грамоту от смерти. Войдя в храм, девушка преклонила колени перед деревянной статуей Христа, прося Всевышнего оградить любимого от смерти. За этим занятием её и застали слуги.

По дороге домой баронесса никак не могла отделаться от смутного предчувствия беды, но убеждала себя, что это всего лишь пустые страхи. Уорш — надежное убежище: его стены выдержат несколько приступов, да и на слуг можно положиться, тем более, что у них такой хозяин, как барон Уоршел. Он сумеет защитить свой замок от врагов. А баннерет обязательно вернётся, если баронесса будет молиться за его жизнь Пресвятой Деве и останется тверда в своем сердце.

Мост был опущен, ворота распахнуты настежь. В обоих дворах царила небывалая суматоха. Жанна отыскала глазами отца: он собирался сесть в седло гнедого иноходца; грум держал в поводу Вернета. Неужели и он хочет бросить её?

— Отец, — баронесса спешилась и подбежала к нему, толкнув по пути служанку с белой курицей в руках, — что происходит?

— Как, ты не знаешь? — удивился барон.

— Откуда?

— О, вечное женское невежество! Слово «война» тебе ни о чём не говорит? Кстати, никаких больше поездок в Мерроу.

— Но я уже не маленькая!

— Не возражай! — рявкнул он.

Тон отца не оставлял ни единого шанса на любимые прогулки до деревни. Значит, никаких свиданий с баннеретом? Впрочем, он вряд ли появиться здесь раньше лета.

Жанна нахмурилась, лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию. Ей, во что бы то ни стало, нужно было узнать, долго ли продлится война. Она никак не могла понять, зачем людям в очередной раз убивать друг друга и простодушно спросила об этом отца.

— Война есть война, тут и понимать нечего! — отрезал барон. Женское любопытство не входило в список его любимых недостатков.

Будь на её месте сын, он бы, наверное, ответил:

— Просто Длинноногий решил покончить с этими валлийцами. Всё бы хорошо, туда им и дорога, но, боюсь, как бы он заодно не украл остатки свободы своих подданных, которым он обязан гораздо больше, чем они ему. Ему мало наших денег, мало владеть своими поместьями, ему хочется отобрать наши! Но мы ему не позволим, не будем так глупы, как были раньше. Ничего, придёт время, и мы укажем тебе твоё место, долговязый Плантагенет! Но пока ты прав: вероломным валлийцам давно пора испробовать закона палки.