— Нехорошо это, сеньор, другого человека под монастырь подводить, — покачал головой Адриан и, наконец найдя перчатки, вышел во двор.

Граф в задумчивости постоял несколько минут, раздумывая, что могли бы значить эти слова, а затем, повинуясь скорее интуиции, чем здравому смыслу, последовал за оруженосцем. Он нашёл его на конюшне: Адриан седлал лошадь; к седлу были приторочены дорожные мешки.

— Вы нас покидаете, Адриан? — с усмешкой поинтересовался Роланд, загородив ему дорогу.

Оруженосец с вызовом посмотрел ему в глаза:

— Покидаю. Навсегда.

— Вот как? С чего бы?

— Тошно жить под одной крышей с преступниками.

— К Оснею собрался, гадёныш? — нахмурился Роланд, слегка подавшись вперёд.

— А хоть бы и к нему! Не позволю казнить невиновного.

— Кого же это?

— Того, о ком Вы говорили с Джоном-пройдохой.

— А, так ты подслушивал и теперь хочешь предать своего сеньора? Нечего сказать, хороша плата за еду и кров! Ты никуда не поедешь, — решительно заявил он.

— Поеду, — упрямо насупился Адриан.

— Значит, всерьёз решил? Не передумаешь?

— Нет. Пропустите!

— Ну так и отправляйся туда, где скоро окажется твой баннерет! — Выхватив кинжал, граф заколол оруженосца. Ухватив труп за ноги, он подтащил его к потайному оконцу и, отворив его, выбросил покойника в воду. Обернувшись, Норинстан увидел сэра Энджела. Он стоял возле лошади Адриана и глубокомысленно смотрел на капли крови на земляном полу.

— Тут, кажется, кого-то убили. Как Вы думаете, милорд?

— Вряд ли, — покачал головой Роланд. Свидетель. Это не входило в его планы. Да, Роланд Норинстан, удача явно не благоволит к Вам сегодня. Ладно, попробуем убедить его, что убийства не было. — Это, наверное, конюх. Напился, как свинья, полез седлать лошадь — а та дала ему копытом.

— Да, не повезло бедняге! — посочувствовал сэр Энджел. — А для кого он седлал лошадь?

— Для меня, — не задумываясь, ответил граф, незаметно осматривая рукава: не осталось ли где-нибудь пятен крови?

— Дорожные мешки… — Сэр Энджел внимательно осмотрел навьюченного коня. — Постойте, это же вещи Адриана! Что же это, милорд? — Он поднял голову и вопросительно посмотрел на Роланда.

— Ничего, сэр Эндрю, — улыбнулся Норинстан. — Давайте немного пройдёмся, и я Вам всё объясню.

— А что случилось с этим милым мальчиком? — не унимался рыцарь.

— С ним всё в порядке, он просто сбежал.

— Как сбежал? Куда?

— Идите сюда, — граф поманил его к потайному окну. — Этот паршивец нашёл лазейку и на моих глазах спокойно сбежал через неё. Зачем, Вы, наверное, сами догадываетесь.

— Вы пытались ему помешать?

— Как? Ухватить за шиворот? Пока я пробовал докричаться до лучников, его и след простыл. Остаётся только молить Бога, чтобы он утонул, сукин сын! А вот и эта чёртова лазейка. — Приведя в действие механизм, Роланд продемонстрировал образовавшийся в стене проём.

— А куда он ведёт?

— Посмотрите сами, — предложил Норинстан.

— Кажется, тут отвесная стена, — разочарованно протянул сэр Энджел.

— А Вы приглядитесь: там есть уступы.

Стоило рыцарю выглянул из окна, как Роланд воткнул ему в спину кинжал и вышвырнул обмякшее тело в воду. Перед тем, как с плеском погрузиться в неё, оно несколько раз ударилось о стены.

— Ну вот и всё! — с облегчением вздохнул граф, вытерев кинжал о пучок соломы. Тщательно вытерев капли крови, он избавился от последних свидетельств совершённого преступления, тщательно закрыл и замаскировал окно. Норинстан не боялся, что его кто-нибудь видел: выступы башен надёжно скрывали стену. Ну, а если какой-нибудь часовой и заметил последний полёт сэра Энджела, то, наверняка, подумал, что того сбросили сверху, с парапета, ведь тайна окна в конюшне была известна только хозяину замка. Оставалось ждать, пока оба тела обнаружат, а пока заняться делом Леменора.

Проходя мимо расседланного коня Адриана, граф похлопал его по холке:

— Твой хозяин был самонадеянным глупцом, надеюсь, следующий будет умнее.

Ещё раз оглядев конюшню и убедившись, что всё в порядке, Роланд ушёл.

* * *

В воздухе замирали отзвуки колокола. Мокрый снег прекратился; прорезая крыльями молочно-серое небо, одинокие птицы кружились над припорошенной снегом долиной. Ловя воздушные потоки, они спускались всё ниже и ниже, почти задевая разноцветные стяги.

Граф Вулвергемптонский преклонил колени в молитве и выстроил баталии клином, отрядив небольшой отряд для охраны обоза.

Неизбежность. Необратимость. Предопределенность.

Роланд отказался без условий и гарантий отдать себя в руки короля и требовал крови обидчика. Он считал себя невиновным перед Богом и людьми, Осней думал иначе. Это поле должно было рассудить их.

Пара ворон опустилась на комья земли, почистить пёрышки.

Взметнулись знамёна. Тишина взорвалась; вороны с карканьем поднялись ввысь, закружились над долиной.

Противники начали движение друг к другу. Они двигались медленно, а потом пружина атаки разжалась… Всхрапывая, подгоняемые шпорами, кони врезались в ряды пехоты, сокрушительным ударом ощетинившихся копий пробивая кольчуги, разнося в щепки щиты.

В снежном грязном месиве барахтались раненые. Силясь подняться на ноги, они молились, чтобы очередная атака конницы не втоптала их в твердую холодную землю.

Крепко сжав зубы, рубились солдаты, подсекая секирами ноги лошадей. Волны конницы сметали их своей тяжестью, и, израненные, каждый по-своему, они доживали последние часы и минуты.

Потеряв товарищей, оставшись в одиночестве, оглядываясь по сторонам, пехотинцы искали знакомые знамёна. Если они были близко, они стремились укрыться под их сенью. Если нет, то каждый поступал по-своему. Кто-то принимал неравный бой, предпочитая умереть в бою, а не от ран в плену. Кто-то, обшарив карманы новопредставившихся, пытался скрыться в ближайшем леске. Кто-то сидел и тупо ждал прикосновения секиры смерти к своей шее.

Безусые мальчишки, парализованные страхом, взахлёб молились всем святым. Их ругали, гнали вперёд, призывая отомстить за убитых товарищей, — мол, чего расхныкались, словно бабы, умирать всё равно придётся, так уж лучше встать и показать, чего стоит хороший человек.

«Смерть — дело обычное», — успокаивали они себя. Жена и мать поголосят немного, потом смахнут слезу и скажут: «А всё-таки он погиб не так, как этот трус-сосед, который прятался от войны за женской юбкой. Нам не стыдно смотреть людям в глаза». Пройдет время, и жена забудет о почившем супруге — если, конечно, его смерть не сопряжена с материальными трудностями.

Но каждый, умирая, верил, что там, по ту сторону этой постылой жизни, им будет лучше. Верили и те, кого поднимали в очередную атаку командиры. Но, зная, что тело — темница души, всё же надеялись отсрочить свою встречу с Создателем.

Люди Норинстана храбро сражались, но не могли противостоять натиску превосходящего противника. Но граф не желал отступать: он понимал, что, проиграв, откроет неприятелю дорогу на Леопаден, а потеря родового замка была для него равносильна бесчестию.

Граф Вулвергемптонский искал Норинстана. Вопреки собственной теории «холодной головы», им руководили чувства, а не разум. Он хотел отомстить ему за смерть племянника.

Но, оказавшись лицом к лицу с тем, кого так упорно искал, Осней пришёл в замешательство. Он не знал, что делать дальше. Злость улетучилась; ему вспомнились те времена, когда они были добрыми знакомыми. Осней привык считать Норинстана надёжным человеком, верным другом, сотоварищем по пирушкам, а с привычкой нелегко справиться, нужны сильные аргументы. И он искал их, искал мучительно и болезненно.

Сомерсет Осней старался убедить себя в том, что перед ним уже не тот граф Норинстан, а Роланд с горечью вспоминал прошлые годы, когда они были союзниками, когда его честь ещё не была запятнана из-за досадной, непростительной ошибки.

— Как здоровье Вашей супруги? — наконец спросил Норинстан, сократив разделявшее их расстояние до минимума. — Кажется, она подвержена простудам?

Сомерсет кивнул. Встала перед глазами старушка-жена — сухонькая, с пожелтевшей кожей, в последние месяцы еле передвигавшая ноги. Мужественная женщина, пережившая пятерых сыновей. Жива ли?

Роланд хотел спросить о его сестре, но вовремя передумал. С его стороны было бестактно спрашивать о здоровье графини Роданн. Да и не место.

Осней молчал. Он знал, что должен, но не мог. Он думал, что твердо решился, но не мог. Будто бы они встретились в трактире, а вокруг не шелестела смерть. «Пока ты тут думаешь, предаешься воспоминаниям, он заручится тобой, как охранной грамотой», — думал Сомерсет и втайне радовался тому, что граф медлит: значит, он раскаивается в содеянном.

Когда они снова сошлись лицом к лицу, Сомерсет Осней принял решение; его больше не раздирали сомнения.

— Бог снова свёл нас вместе! — горько усмехнулся он. — Кто бы мог подумать, что мы вот так… А я ведь так доверял Вам!

— Бог свидетель, я не нарушил клятвы! — возразил Норинстан, оглядевшись в поисках потенциальной опасности.

— Я хотел бы верить, но не могу, — покачал головой граф Вулвергемптонский.

— Значит, Вы поверили Леменору, — вздохнул Роланд. — Жаль! Я думал, Вы умнее.

— Вас ждет суд.

— Суд… К чему он может меня приговорить? — усмехнулся Норинстан. — К смерти? Быть растянутым лошадьми за измену, а потом, ещё живым, повешенным. Вы мне это предлагаете, Сомерсет?

— Значит, Вы отказываетесь сложить оружие? — с горечью переспросил Сомерсет.

— Я отказываюсь опозорить честь моего рода.

— Это Ваше последнее слово?

— Да.

— Жаль! — Он помолчал и холодно добавил: — Я вынужден обвинить Вас в убийстве.