— Вы уверены? — покачал головой барон. — Я давно ничего не слышал о графе Норинстане…

— Вот видите, это хороший знак!

— Скорее дурной. Давайте вернёмся и найдём другую дорогу?

— А мне и эта подойдёт. Мы проедем по самому краю, нас никто и не заметит.

На опушке они столкнулись со сторожевым отрядом. Попробовали отступить, но сзади уже сомкнулось кольцо из ощетинившихся пик.

— Говорил я, добром это не кончится! — пробормотал Фарден. — И угораздило Вас перепутать дорогу!

Передние ряды сторожевого отряда расступились, пропуская графа Норинстана.

— Ба, кого я вижу! — усмехнулся он, быстро оценив силы противника. — Никак сам сеньор баннерет к нам пожаловал! Какими ж судьбами?

— Так Вы здесь? — нахмурился Артур.

— А где же мне ещё быть после Вашей милой выходки?

— Знаете ли Вы, сеньор, — граф в упор смотрел на Леменора, — что каждый должен просить у меня разрешение на право проезда по моим землям. Но раз Вы уже здесь, пожалуй, выгонять Вас я не стану, лишь потребую положенной платы.

— Я не стану платить. Я здесь по делам короны.

— Неужели? — Норинстан начинал терять терпение. — Решили обирать моих крестьян за неимением собственных?

— Дайте мне проехать. — Баннерет словно забыл о направленных на него стрелах и пиках.

— Вот как! — глаза Роланда опасно блеснули. — Тогда я Вас отсюда выгоню, чтоб другим было неповадно.

— Попробуйте, если сможете!

— Прикусите язык, баннерет! Пересчитайте своих людей — маловато? Хотите стать рождественскими свиньями?

— Рыцарь не знает страха.

— Подонок, марающий руки чернилами, не смеет называться рыцарем! — вспылил граф. — А уж о Вашей трусости я знаю не понаслышке.

— Это вызов? — побагровел Артур.

— Догадайся, учёный щенок.

— Итак, поединок?

Норинстан промолчал, презрительно скривив губы.

Баннерет порывисто скинул плащ и забрал у оруженосца щит — Роланд не двинулся с места.

— Вы испугались, милорд? — злорадствовал Леменор.

— Трусость — удел таких, как Вы, — бесстрастно парировал Норинстан. — От одного поединка Вы отказались, другого же не получите. Каждому да воздастся по заслугам!

— Что Вы имеете в виду? — в недоумении спросил баннерет, опустив щит.

— То, что Ваше имя смешают с грязью, лишат всего и, кто знает, может, даже отправят на корм крысам. Нет, я Вас сейчас не убью и людям своим не позволю. Вы не дождетесь благородной смерти! На этот раз Вам повезло, баннерет, я не намерен марать руки Вашей кровью.

— Я не понимаю…

— Моя земля не запятнается кровью мерзавца.

— Я требую удовлетворения!

— Кричите, сколько хотите, Вы его не получите. — Он был спокоен, поразительно спокоен. — А если будете настаивать, я упеку Вас в подземелье.

— И это говорит рыцарь?!

— И почище Вас.

— Я повторяю свой вызов.

— Повторяйте, сколько хотите, я не приму его. Радуйтесь тому, что остались в живых.

— Гордец, хвастун! — Леменор досадовал на себя и, оскорбляя соперника, пытался хоть немного оправдаться в своих собственных глазах и глазах товарищей. Ему не хотелось, чтобы его называли трусом.

— Заткнись, смазливый щенок, я теряю терпение! — рявкнул Роланд.

— Так кто из нас двоих трус? — Лицо баннерета побелело от ярости. Как же ему тяжело было сознавать своё бессилие!

— Видит Бог, я долго терпел… Адово пламя, или Вы сейчас же уберётесь отсюда, или сдохнете в моём подземелье!

Мысль о том, что ему суждено окончить свои годы в сыром каменном мешке остудила Леменора, да и Клиффорд давно нашёптывал ему, что лучше отступить.

Но почему граф не хочет захватить его в плен? Не выдержав, он спросил об этом.

— Да потому, мерзавец, что это дорого мне встанет. Выкупа с Вас всё равно не возьмёшь.

— Так убейте меня!

— Чтобы меня потом судили за убийство? — хмыкнул граф. — Не беспокойтесь, я Вам отомщу, и без всякого урона для себя. Только Вам, — добавил он, — против Ваших друзей я ничего не имею и, когда закончиться эта валлийская кутерьма, буду рад видеть их в своём замке.

Ему надоел затянувшийся словесный поединок, и, чтобы не поддаться соблазну и не совершить тяжкое преступление, каковым, несомненно, являлось убийство англичанина англичанином, Роланд дал шпоры коню. Будущее было драгоценнее сиюминутной мести; надо было держать себя в руках и всё заранее просчитать. Если и убивать — то не на своей земле, без свидетелей и чужими руками, чтобы было кого вздёрнуть.

Но отказать себе в маленькой мести он всё же не смог: солдаты улюлюканьем и насмешками проводили баннерета до торгового тракта, недвусмысленно намекнув, что при попытке вернуться или, не дай Бог, убить кого-нибудь из них, с радостью перережут им глотки.

Кое-кто из людей Леменора воспринял это как личное оскорбление и метнул нож в гущу ухмылявшихся солдат графа. И тут же упал с болтом во лбу. И не он один — люди Норинстана умели держать своё слово.

— Назад, назад! — сдерживая пыл друга, скомандовал барон Фарден.

— Зачем Вы скомандовали отступление? — с укором спросил баннерет, когда они оказались в безопасном месте.

— Затем, что нас некому было бы похоронить. Я не хочу платить по чужим счетам. И мои люди тоже.

Глава XXXI

Вдоль просёлочной дороги раскинулась небольшая деревушка, где квартировались солдаты, предпочитавшие проводить свободное время (его у них было много) в соседнем кабачке. Осней не особо жаловал выпивку, во всяком случае никогда не пьянствовал без причины, поэтому даже в это промозглое утро его не было в харчевне — кувшин эля был отложен до обеда.

— Знаете, баннерет, я всерьёз подумываю о том, что ошибся в Вас, — поджав губы, говорил граф. — Я напрасно рекомендовал Вас.

— Почему? — удивлённо переспросил Артур.

— Вы запятнали своё имя. Вы знаете, о чём я, — о той сомнительной истории с графом Норинстаном. Знаете, чего нам этого стоило? Наши ряды раскололись, многие ропщут о лживых наветах и, между прочим, требуют от меня суда над Вами.

— С какой стати? — подбоченился Леменор. — Я чист перед Богом.

— А перед своей честью? Вы не приняли вызова, Вы дали повод обвинить себя во лжи. Признаюсь, я считаю Норинстана невиновным.

— Но я-то знаю, что он предатель! — усмехнулся баннерет.

— Вы уверены, что слышали его голос? Ошибиться ночью несложно.

Леменор покачал головой:

— Я абсолютно уверен. Он был там и говорил с валлийцами.

— И что?

— Они наши враги. И они говорили об убийстве.

— Вы чего-то не расслышали…

— Адово пламя, я слышал его так же, как сейчас слышу Вас! Они собирались перерезать нас, как овец!

— Он не мог. Он щепетилен в вопросах чести и предан короне.

— Но еще больше он предан своим корням. У кого прогнивший корень, тот, рано или поздно, предаст. Предательство живет в нем с рождения.

— Перестаньте, баннерет!

— Поймите, милорд, он наполовину валлиец, валлиец по отцу, а его народ издавна нас ненавидит. Они всегда наносят удар в спину, вспомните Ллевелина и Давида! Признайтесь, милорд, стали бы Вы помогать тем, кто убивает Ваших родных? Эти чёртовы холмы для него Родина, они, а не наши равнины!

— Барон де Фарден говорил, что недавно Вы снова видели графа…

— Да, видел. Негодяй издевался надо мной.

— А Вы?

— Что я? Я ничего не мог поделать.

— Не могли? Опять? — нахмурился Осней. — Почему?

— У него было больше людей, — смущённо пробормотал баннерет.

— Но у Вас был меч.

Леменор молчал. Позор, какой позор! Сегодня же об этом будут говорить все.

— Значит, я действительно ошибся, — сухо заметил Сомерсет; в его взгляде мелькнуло презрение. — Я думал, что Вы чтите кодекс чести и сполна платите за оскорбления, а Вы во второй раз проявили непростительное малодушие. Вы недостойны быть баннеретом, можете возвращаться к себе. Своего позора Вы никогда не смоете.

— Даже кровью и верной службой Господу и королю? — упавшим голосом спросил Артур.

— Вы позорите ряды его армии.

— Я… я докажу, что имею право с честью носить звание рыцаря! Граф Норинстан — предатель, он в сговоре с валлийцами! Они по его наущению убили одного из моих свидетелей — молодого Гордона Форрестера. Но, если потребуется, я найду ещё дюжину свидетелей, поклянусь на Библии, пройду испытание огнём…

— Что толку горячиться теперь, лучше бы подняли в своё время перчатку. Чего уж сейчас хорохорится?

— Но, милорд, дайте мне шанс! — умолял баннерет.

— Хорошо, попробуйте доказать мне, что я ошибался.

— Что, что я должен сделать? — нетерпеливо спросил Артур.

— Необходимо предать мятежников королевскому суду, — спокойно, не обращая внимания на волнение собеседника, ответил Осней. — Я думаю, Вы могли бы…

— Наконец-то! — тихо прошептал баннерет. — Он больше не побеспокоит её.

— Кого её? — переспросил граф.

— Неважно. Мою невесту.

— У Вас есть невеста? — удивился Осней. — Не знал. Кто же она?

— Её зовут Жанна.

— Она дочь какого-нибудь башелье?

— Нет, милорд. Она наравне с малолетним братом владеет замком и баронством по соседству с моими землями.

— Тогда понятно, почему Вы так стремитесь в те края, — усмехнулся граф. — Изменяете войне с невестой! Но какое отношение ко всему этому имеют мятежники?

— Дело в графе Норинстане.

— В отношении него ещё ничего не известно, — напомнил Осней. — Обвинение держится на Вашем честном слове и сбивчивых показаниях Вашего оруженосца.

— А этого мало? — с вызовом спросил Артур.