Ответом ей была злость, исказившая лицо Камерона.

— Да. До моего приезда во Францию она некоторое время была моей любовницей.

— Задолго до твоего отъезда или нет?

Эвери надеялась, что Камерон скажет — задолго. Ей очень нравился Алан, красивый, милый мальчик, и она знала, что Камерон будет ему хорошим отцом, однако ей не хотелось ему говорить, что его опять предала женщина. Если бы эта женщина лишила ребенка отца, это было бы лишь полбеды. История была гораздо непригляднее, и Эвери понимала, что, услышав ее, Камерон еще сильнее возненавидит женщин и окончательно перестанет им доверять. И его ненависть коснется и Эвери, хотя она считала, что не должна страдать из-за преступления, совершенного Энни Ситон.

— Незадолго, — ответил Камерон. — Я бросил ее, когда застал в постели с другим мужчиной, и через месяц уехал во Францию.

— И эта Энни Ситон жила в небольшой деревушке у дороги, ведущей в тот город, где король часто устраивал приемы?

— Да. Я купил этой суке маленький домик на краю деревни. Но что все это значит, Эвери?

— Прошу тебя, Камерон, потерпи еще немного. — Эвери глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Ей не хотелось услышать ответ на свой следующий вопрос, но она должна была его задать. — Ты сказал, что пришел к ней и застал с другим мужчиной. Значит, ты с ней не спал?

— Я спал с ней в то же самое утро, а потом поехал ко двору. По дороге я вспомнил, что кое-что забыл у нее дома, и вернулся. Должно быть, этот кретин, с которым она лежала в постели, дожидался, когда я уеду.

— А она предохранялась, когда спала с тобой? — спросила Джиллиана.

Камерон оторопел. Он не ожидал услышать такой интимный вопрос из уст девчонки. Внезапно он почувствовал, как по спине его пробежал холодок. Он понял, что есть только одна причина, по которой Джиллиана решилась его задать. Он взглянул на их мрачные лица, моля Бога, чтобы его догадка не подтвердилась, но в глубине души чувствовал, что сейчас сбудутся его самые худшие опасения.

— Нет! — воскликнул он. — Она мне говорила, что бесплодна.

— Она не была бесплодной, Камерон, — сочувственно сказала Эвери. — У нее родился сын. Черноволосый, черноглазый, смуглый мальчуган с маленьким родимым пятном в форме звездочки внизу живота. — Эвери поразилась тому, что Джиллиана так спокойно смотрит на Камерона. Сама она боялась взглянуть на его искаженное гневом лицо. — Ваше последнее свидание принесло свои плоды.

— Откуда тебе это известно? Откуда ты вообще знаешь, кто такая Энни Ситон?

— Я с ней не знакома, только слышала о ней. Моя кузина Элспет разузнала все об этой женщине, хотя никто не знает, кто отец ребенка. Скорее всего единственными, кто видел тебя в деревне, были твоя любовница, бывший владелец коттеджа, у которого ты его купил, и тот самый испуганный бедняга, которого ты застал в постели своей любовницы. Мою кузину захватил в плен сэр Колин Макрей и некоторое время продержал в этом коттедже.

— Этот Макрей доводится Энни кузеном, а он знатного происхождения. Она любила хвастаться этим родством, чтобы показать, что она на голову выше всех остальных жителей деревни. — Камерон покачал головой. — Мне кажется, она считала, что знатное происхождение ее кузена заставит и меня взглянуть на нее другими глазами и, быть может, даже жениться на ней. Ты думаешь, она собирается шантажировать меня этим мальчиком? Попытается женить меня на себе, мотивируя это тем, что ребенку нужен отец? Да нет, она не настолько глупа, правда, тщеславия в ней хоть отбавляй.

— Камерон, ее уже нет в живых, — с трудом выговорила Эвери и не заметила в его взгляде никакой боли, лишь ужас и еще — легкое замешательство. — Ее обвинили в колдовстве, повесили, а потом сожгли на костре. Элспет считает, что это сделали в первую очередь потому, что она переспала почти со всеми чужими мужьями и вовсе в этом не раскаивалась, а, наоборот, гордилась своими подвигами. Хотя она и не была колдуньей, после ее смерти вскрылось такое, что люди сочли ее вполне заслуживающей наказания. В глубине сада обнаружили трупы двух мужчин и трех младенцев. Все решили, что, если у нее не получалось устроить себе выкидыш, она просто убивала своих новорожденных детей и закапывала.

— Боже правый! — потрясенно выдохнул Камерон. При одной мысли о том, что он состоял в близких отношениях с подобной особой, ему стало тошно. —А мой ребенок?

— Его она оставила в живых, рассчитывая, вероятно, что ты к ней вернешься, хотя и не могла быть в этом уверена. А когда поняла, что этого не будет, очень на тебя разозлилась. Чтобы тебе досадить, она не окрестила мальчика и никак не назвала его, считая, что, если он умрет, она сможет упрекнуть тебя в том, что твой сын умер некрещеным и безымянным. Так она и заявила священнику.

Эвери замолчала, ожидая, что гнев, кипевший в душе Камерона, выплеснется наружу, однако он, если надо, умел держать себя в руках.

— Подлая сука, — лишь процедил он сквозь зубы и, прищурившись, взглянул на Эвери. — Но ты мне не все сказала.

Эвери кивнула и порадовалась тому, что Джиллиана ободряюще сжала ее руку. Сейчас ей, как никогда, необходима была поддержка.

— Не все. Но остальное не имеет непосредственного отношения к Энни Ситон, хотя в том, что произошло потом, ее тоже можно обвинить. После того как ее казнили, жители деревни отнесли твоего сына в лес и оставили там умирать. — Камерон побледнел, что вовсе не удивило Эвери: история была и вправду ужасная. — Элспет с Кормаком нашли его, принесли домой, окрестили и назвали Аланом.

— В таком случае я потребую отдать его мне, когда буду обменивать тебя с Джиллианой на твоего брата, — холодно заявил Камерон.

Оттого, что он в сотый раз напомнил ей, что она для него лишь пешка в его игре, Эвери захотелось заплакать, но она сдержалась. Нет, не станет она ему показывать, как легко он может ее обидеть. Не доставит ему такого удовольствия. Кроме того, нужно подумать и об Алане. Она должна убедить Камерона в том, что он не может вот так просто забрать ребенка, словно забытую где-то вещь, что Алан еще слишком мал, чтобы его увозили из семьи, к которой он только-только начал привыкать.

— Ты не можешь этого сделать, — заявила она и похолодела, когда он устремил на нее взгляд, полный дикой ярости.

— Он мой сын! — прорычал Камерон и, допив вино, швырнул кубок через всю палатку в тщетной попытке усмирить свой гнев. — В отличие от суки, родившей его, ты не имеешь ни малейшего права решать его судьбу. И я не позволю какой-то посторонней женщине использовать моего ребенка, мою собственную плоть и кровь, в своих интересах, как какую-то безделушку. Я заберу у нее своего сына.

— Нет, не заберешь! — отрезала Эвери, закипая. — Попытайся подумать еще кое о чем, помимо своей дурацкой уязвленной гордости и обиды. Алан еще совсем маленький. К тому времени, когда ты вернешься в Шотландию, он будет жить с Элспет и ее семьей. Они — его единственная семья, и другой он не знает.

— Я его семья!

— Да, но он слишком мал, чтобы понять это. Ты не можешь ворваться в его жизнь и заявить на него свои права, совсем не думая о нем.

— А с чего это твоей кузине вздумалось пригреть у себя моего ублюдка?

— Ты оскорбляешь и ее, и нас подобным вопросом! Думаешь, ей нужен твой незаконнорожденный ребенок? У нее уже есть незаконнорожденный ребенок мужа и собственная маленькая дочка. А твоего мальчика она взяла по доброте душевной, равно как и ее муж. Если бы отец Алана никогда не нашелся, они бы воспитали его и любили, как родного сына. Однако они знают, что у ребенка где-то есть отец, которому не сказали о рождении сына, и они понимают, что он может объявиться и захотеть забрать его себе. Они не позволят тебе отнять его у них, единственных родных, каких он знает. Они считают, что ты должен понять, что тем самым нанесешь ребенку душевную травму. В таком деле нельзя торопиться.

— И, естественно, они не знают, что держат в руках отличное средство против меня, когда я буду пытаться заставить твоего брата жениться на моей сестре, — насмешливо бросил Камерон. — Ты что, считаешь меня идиотом?

— В данный момент — да.

Одарив ее яростным взглядом, Камерон выскочил из палатки. Вздохнув, Эвери откинулась на подушки. Джиллиана пребывала в глубокой задумчивости, и Эвери решила воспользоваться ее молчанием, чтобы привести в порядок мысли. Она была обижена и сердита на Камерона, ведь он оскорбил ее в лучших чувствах. Все его поведение было оскорбительно. Хотя Эвери и подозревала, что ее рассказ всколыхнет в нем застарелые недобрые чувства — горечь, недоверие и злость, — она не ожидала, что они коснутся и ее. Она думала, что доказала ему свою преданность и любовь, а получается, она себя обманывала. Стоило ему услышать о предательстве своей бывшей любовницы, он и на нее стал смотреть с подозрением. То, что он даже на секунду мог вообразить себе, что она способна использовать против него его сына, доказывало, что он не испытывает к ней никаких чувств, кроме вожделения. А вожделение, печально подумала Эвери, очень скоро может смениться безразличием.

— Чем дальше, тем веселее, — пробормотала она, когда в палатку ворвался разъяренный Лерган и зло уставился на нее.

— Что, черт подери, вы сделали с Камероном? — набросился он на Эвери. — Он выскочил от вас так, словно за ним гонится тысяча чертей.

— Расскажи ему, Джиллиана, — попросила Эвери. — Мне хочется немного полежать и подумать.

Эвери молча наблюдала за Лерганом, пока Джиллиана пересказывала ему содержание разговора с Камероном. Тот слушал, и на его простодушном лице отражалось все большее изумление. Когда девочка закончила свой рассказ, Лерган взъерошил рукой волосы и витиевато выругался.

— Эта чертова сука его даже из могилы достала! — прорычал он.

— А он ее любил? — спросила Эвери.

— Нет. Разве что чуть-чуть. Не больше, чем мужчина обычно любит красивую, искушенную любовницу.

— И он содержал ее, рассчитывая, что она будет ему верна, а она выставила его дураком?