– Да. Небольшую. Но врач сказал, что кости черепа, может быть, никогда полностью не срастутся, потому что некоторые фрагменты пришлось удалить. Все равно что склеить разбитый стакан. Держится, но еле-еле. Сейчас, кажется, Люк чувствует себя лучше, чем в прошлом году, он всегда был сильным, но… – Линда замолчала, не в силах договорить. Она просто покачала головой.

– Когда Люка выписали из реанимации и убедились, что он выдержит транспортировку, то переправили его в больницу Дьюка. Тогда я подумала, что худшее позади. Я знала, что он выживет, может быть, даже полностью поправится. – Женщина вздохнула. – Но тут начали приходить счета, а ему предстояло пробыть еще три месяца в Дьюке, чтобы окрепнуть, и пластическая операция на лице. Ну и, разумеется, долгое-долгое восстановление…

– Он сказал мне про ранчо, – негромко произнесла София.

– Знаю, – ответила Линда. – Так он оправдывает то, что делает.

– Но оно того не стоит.

– Да. Не стоит.

– Думаете, все обойдется?

– Не знаю, – сказала Линда, похлопывая по телефону. – Я ничего не знаю до того момента, пока он не напишет.


Следующие два часа тянулись еле-еле, каждая минута длилась целую вечность. Линда поставила на стол пирог, но есть никому не хотелось. Они крошили мякиш и ждали.

Ждали.

Отчего-то София решила, что здесь, с Линдой, ей будет не так тревожно, но стало только хуже. Видео само по себе напугало девушку, но, услышав о случившемся в подробностях, она чуть не упала в обморок.

Люк вот-вот погибнет.

София не сомневалась. Он упадет, или бык снова мотнет головой не в ту сторону, ну или Люк нормально закончит заезд, но бык погонится за ним, когда он будет уходить с арены…

У него нет шанса выжить, если он не бросит выступать. Это вопрос времени.

София мучилась, пока наконец не загудел мобильник на столе.

Линда схватила телефон и прочла сообщение. Она заметно расслабилась и с облегчением вздохнула. Протянув мобильник Софии, женщина закрыла лицо руками.

София прочла: «Все нормально, я еду домой».

Глава 27

Люк

В Маконе он не победил не потому, что плохо выступал, – скорее причина была в быках. От их поведения наполовину зависела та сумма баллов, которую можно было набрать, поэтому результат каждого выступления был в руках судьбы. Первый бык больше вертелся, чем скакал. Люк удержался, и заезд прошел эффектно, но, когда назвали очки, он оказался на девятом месте. Второй бык был не лучше, но по крайней мере Люк на нем усидел, передвинулся на шестое место, потому как некоторые из лидеров были сброшены. В полуфинале ему достался приличный бык, и он получил достаточное количество очков, чтобы стать четвертым. Самым удачным он бы состав не назвал, но Люку вполне хватило для того, чтобы сохранить и даже укрепить свое ведущее положение по общей сумме очков.

Нужно было радоваться. Еще одно хорошее выступление – и ему практически гарантировано место в состязаниях высшей лиги, даже если в остальных заездах он проиграет. Несмотря на нехватку тренировок и сотрясение, он достиг именно тех высот, к которым стремился.

Как ни странно, выступление Люку не повредило. По пути домой он ждал, что головная боль усилится, но она едва давала о себе знать и напоминала скорее слабый шум. Ничего похожего на муку, которую он чувствовал в начале недели. Более того, ему было лучше, чем утром, и Люк рассчитывал, что к утру, возможно, голова совсем перестанет болеть.

Иными словами, выходные удались. Все шло по плану.

Оставался нерешенным только конфликт с Софией.


Он приехал домой за час до рассвета и проспал почти до полудня. Вымывшись, Люк осознал, что ему даже не пришлось пить таблетки, – головная боль, как он и надеялся, прошла.

И тело болело не так, как после первого выступления. Как обычно, ныла поясница, но ничего более серьезного. Одевшись, он оседлал Коня и отправился на пастбище. В пятницу вечером, прежде чем отправиться в Макон, Люк обработал мазью рану на боку у теленка, который напоролся на колючую проволоку, и теперь хотел посмотреть, как малыш себя чувствует.

Воскресенье и понедельник Люк провел, чиня трубы, которые потрескались из-за холодов, во вторник снял дранку на крыше большого дома, а следующие два дня провел, укладывая новую.

Неделя выдалась хорошая – только простой физический труд, – и в пятницу Люк надеялся испытать удовлетворение от всего, что сделал. Но тщетно. Ему мучительно хотелось увидеть Софию. Он не звонил и не писал, она тоже, и отсутствие рядом девушки иногда было сродни пустоте на месте ампутированной руки или ноги. Люк желал, чтоб все было так, как раньше. Чтобы, вернувшись домой из Флоренса, он мог провести с Софией остаток дня.

Но, начав складывать вещи, необходимые в поездке, Люк понял, что София никогда не смирится с выбором, который он сделал. И в отличие от Линды ее ничто не держало на ранчо.


В субботу вечером Люк стоял и смотрел на быков в загоне позади арены во Флоренсе. Он впервые понял, что руки у него не дрожат.

При обычных обстоятельствах он счел бы это хорошим знаком – значит, нервы успокоились. Но все же Люк не мог избавиться от ощущения, что не нужно было приезжать. Час назад, по приезде, он почувствовал тяжелый прилив страха, и мрачные мысли в голове зазвучали громче. Внутренний голос нашептывал, что лучше сесть в машину и поехать домой.

Пока не стало слишком поздно.

Люк не чувствовал себя так ни в Пенсаколе, ни в Маконе. В любом случае выступать там он хотел не больше, чем во Флоренсе, но в основном потому, что сомневался, что готов. Но сегодня Люк испытывал страх совсем другого рода.

И гадал, не почувствует ли его Страхолюдина.

Бык был здесь, во Флоренсе, и, как и в Маклинсвилле в прошлом октябре, Люк не понимал почему. Страхолюдину обычно не выпускали в отборочном туре, а приберегали для наездников покруче – там он, вне всякого сомнения, имел все шансы вновь получить звание самого брыкливого быка чемпионата. Люк понятия не имел, отчего хозяин Страхолюдины решил выставить быка на соревнованиях низшей лиги. Скорее всего агент, стакнувшись с одним из городских автодилеров, предложил хозяину сделку, от которой тот не смог отказаться. Подобное случается все чаще. «Если сможешь удержаться, получишь новенький фургон». Хотя зрителям нравились дополнительные стимулы, Люк охотно отказался бы от состязания. Он был еще не готов вновь скакать на Страхолюдине – да и остальные участники тоже. Проблема заключалась даже не в скачке. И не в том, что Страхолюдина частенько сбрасывал наездника. А в том, как он вел себя потом.

Люк почти час наблюдал за ним и думал: «Этому быку здесь нечего делать».

И ему тоже.


Соревнования начались вовремя – солнце стояло достаточно высоко и не слишком сильно, но грело землю. На трибунах зрители сидели в куртках и перчатках, и очереди за горячим шоколадом и кофе тянулись почти до выхода. Как обычно, Люк ждал в кабине, включив обогреватель. Его окружали десятки машин с работавшими вхолостую моторами – остальные участники тоже пытались согреться.

Один раз Люк вышел из машины, как и многие другие, чтобы понаблюдать за попыткой Трея Миллера прокатиться на Страхолюдине. Едва воротца распахнулись, бык опустил голову и скачком взвился в воздух. Миллер не успел и спохватиться. Когда он приземлился, бык развернулся, как в случае с Люком, и, опустив голову к земле, атаковал наездника. К счастью, Миллер успел добежать до забора, вовремя унеся ноги.

Бык, словно сознавая, что на него устремлено множество глаз, остановился и громко фыркнул. Он стоял на месте, глядя на удирающего Миллера, и на холодном воздухе казалось, что из ноздрей у Страхолюдины валит дым.

Люку достался Хищник, молодой бык с короткой биографией. Животное было многообещающее, и зрителей оно не разочаровало. Хищник вертелся, брыкался, скакал, но Люк до конца чувствовал себя хозяином ситуации и в итоге заработал самые высокие за сезон очки. Когда он спрыгнул, Хищник в отличие от Страхолюдины не обратил на наездника никакого внимания.


Здесь, на третьих соревнованиях сезона, участников было больше, а промежутки между заездами – длиннее. Перед вторым заездом Люку достался Локомотив. Хотя на сей раз он получил не такие высокие баллы, но остался лидером.

Пять заездов спустя Джейку Гаррису достался Страхолюдина. Скачка продолжалась недолго – Джейк продержался примерно столько же, сколько и Миллер. Он доскакал до середины арены, прежде чем упасть наземь, а Страхолюдина развернулся и напал на него. Деваться было некуда. Молодой наездник мог бы серьезно пострадать, но Гаррис, ветеран родео, успел унести ноги в последнюю секунду, едва не оказавшись вздернутым на рога. Двое служителей спрыгнули на арену, чтобы отвлечь Страхолюдину, и Гаррис получил небольшую передышку, которая и позволила ему добраться до забора. Он подтянулся и перебросил ноги через ограду в то самое мгновение, когда разъяренный бык подбежал, готовый выпотрошить наглеца.

А потом, развернувшись и присев, бык обратил внимание на служителей, еще не успевших покинуть арену. Один целым и невредимым добрался до забора, а другому пришлось запрыгнуть в бочонок. Страхолюдина, в ярости от того, что жертва ускользнула, так боднул бочонок, что тот полетел через всю арену, потом еще раз и, наконец, прижал к стене, продолжая пырять его рогами и храпеть. Животное словно обезумело.

Люк наблюдал за ним, ощущая тошноту и вновь думая о том, что этому быку здесь не место. Да и на любом другом родео тоже. Рано или поздно Большой Парень должен был кого-нибудь прикончить.


После первых двух раундов двадцать девять наездников отправились по домам. Остались пятнадцать ковбоев. Люк был первым по сумме баллов, и выступать ему предстояло последним. После небольшого перерыва начался финальный раунд, и, когда стемнело, над ареной зажглись огни.

Руки у него не дрожали, и эмоции он держал под контролем. Люк выступал хорошо, если сегодняшние успехи можно было считать показателем. Он имел все шансы удачно завершить выступления, даже учитывая то, как он чувствовал себя перед началом родео. Тем не менее ужас, который он ощущал, не прошел полностью. Более того, он еще усилился, когда Люк увидел, как Страхолюдина погнался за Гаррисом. Организаторы должны были предвидеть возможную опасность, учитывая биографию этой твари. Например, выпустить на арену пятерых служителей, а не двух. Но даже после того как бык сбросил Миллера, они не усвоили урок. Страхолюдина был опасен. Более того, взбешен.