В сарае Люк быстренько размялся, чтобы разогнать кровь по жилам, и вскочил на быка. Ремонтируя эту штуку, отец наладил ее так, чтобы на максимальной скорости бык двигался интенсивней и вдобавок Люк мог держать пульт управления в свободной руке. По привычке он сжимал руку в кулак, даже когда сидел на живом быке, хотя никто не спрашивал отчего и, возможно, даже не обращал внимания.

Приготовившись, Люк запустил быка на небольшой скорости – в самый раз, чтобы размять мышцы. Потом перешел на среднюю. На тренировках Люк добавлял по шестнадцать секунд, вдвое увеличивая время, которое нужно было продержаться на арене. Отец утверждал, что после этого проще ездить на настоящих быках. Он не ошибался. Зато телу приходилось вдвое тяжелее.

После каждого захода Люк делал паузу, чтобы отдышаться, а после каждых трех – большой перерыв. Обычно в такие минуты из головы вылетали все лишние мысли, но сегодня он то и дело вспоминал про Страхолюдину. Люк сам не знал, отчего думает о нем, но остановиться не мог и чувствовал, как звенят нервы при взгляде на механического быка. Настало время для настоящей тренировки – для заездов на высокой скорости. Отец настроил пятьдесят различных вариантов в случайной последовательности, так что Люк никогда не знал, чего ожидать. Годами эта штука служила ему верой и правдой, но теперь он жалел, что вынужден полагаться на случай.

Когда мускулы кисти и предплечья отдохнули, Люк вернулся к механическому быку и вновь взобрался на него. Три захода, потом еще три. И еще. Из этих девяти он полностью завершил семь. Считая передышки, он тренировался больше сорока пяти минут. Люк решил сделать три захода и на этом закончить.

И не сумел.

Во время второго он понял, что теряет контроль. Люк не испугался. Он тысячу раз падал с механического быка, и в отличие от арены пол вокруг был выстлан мягкой пеной. Люку не было страшно даже при падении – он попытался приземлиться так, как на арене, на ноги или на четвереньки.

Он приземлился на ноги, и пена смягчила удар, как обычно, но отчего-то Люк потерял равновесие и запнулся, инстинктивно пытаясь удержаться. Он сделал три быстрых шага и упал ничком – верхняя часть туловища оказалась за пределами безопасной зоны, и он сильно стукнулся лбом о плотно утоптанный земляной пол.

В голове как будто загудела гитарная струна, вспыхнули золотые искры, мешая сосредоточиться. Все вокруг то погружалось в темноту, то вновь озарялось. Череп пронзила острая боль, медленно перерастающая в нестерпимую муку. Люку потребовалась минута, чтобы набраться сил и встать на ноги, держась за старый трактор, чтобы не упасть. Страх охватил его, когда он осторожно ощупал шишку пальцами.

Она была мягкой, но, потрогав кожу вокруг, Люк убедил себя, что ничего страшного не случилось. Череп, насколько он мог судить, не пострадал. Выпрямившись, Люк перевел дух и осторожно побрел к двери.

Едва он вышел, как желудок у него сжался, и Люк сложился пополам. Накатило головокружение, и его вырвало прямо на землю. После предыдущих сотрясений мозга Люка тоже рвало, и сомнений не оставалось – он заработал очередное. Врач непременно запретил бы ему тренироваться неделю или даже дольше.

Или, точнее, велел бы не ездить больше никогда.

Ничего страшного. Чуть было не произошла беда, но он все-таки уцелел. Он сделает перерыв на несколько дней, несмотря на то что сезон близко. Хромая к дому, Люк пытался увидеть в случившемся светлую сторону. Он усердно тренировался, и перерыв не принесет вреда. Когда он оправится, то будет еще сильнее. Но, невзирая на отчаянные попытки уверить себя, Люк ощущал леденящий ужас.

И что сказать Софии?


Спустя два дня Люк еще не решил, как быть. Он отправился в Уэйк, и, гуляя с Софией по дорожкам кампуса поздним вечером, не снимал шляпу, чтобы она не заметила синяк у него на лбу. Он собирался рассказать девушке про ушиб, но испугался вопросов, которые София могла задать. Да и к чему бы они привели?… На них у Люка не было ответов. Наконец, когда девушка спросила, отчего он такой молчаливый, Люк ответил, что устал после долгих часов работы на ранчо, и не покривил душой, потому что Линда решила отправить скот на рынок перед началом сезона и они провели несколько нелегких дней, загоняя коров в фургоны.

Люк подозревал, что София достаточно хорошо знала его, чтобы заметить перемены в его поведении. Когда на следующие выходные она приехала на ранчо – в шляпе, которую он подарил, и в теплой куртке, – то, казалось, внимательно присматривалась к Люку, пока они ездили верхом, хотя ничего и не говорила. Они проехали тем же путем, что и в первый день, – через рощу, к реке. Наконец София повернулась к молодому человеку.

– Ладно, хватит, – объявила она. – Я хочу знать, в чем дело. Ты всю неделю какой-то странный.

– Извини, я просто немного устал, – ответил тот.

Под ярким солнцем в мозг словно вонзались ножи, свет усиливал постоянную боль, которую Люк ощущал с тех пор, как упал с быка.

– Я уже видела тебя усталым. С тобой что-то случилось, но я не смогу помочь, если ты не скажешь, в чем проблема.

– Я просто думаю про следующие выходные. Все-таки первое выступление в году…

– Во Флориде?

Он кивнул:

– В Пенсаколе.

– Говорят, там красиво. Белые пляжи.

– Наверное. Я их все равно не увижу. Поеду домой в субботу, сразу после выступления.

Он подумал про вчерашнюю тренировку, первую после падения. Она прошла неплохо, чувство равновесия его не подводило, но тупая боль в голове заставила прерваться через сорок минут.

– Будет уже поздно.

– Выступление днем. Я вернусь часа в два.

– То есть… мы увидимся в воскресенье?

Люк похлопал себя по бедру.

– Если приедешь. Но скорее всего я буду как выжатый лимон.

София прищурилась, глядя на него из-под полей шляпы.

– По-моему, ты не особенно радуешься.

– Я хочу тебя видеть. Но, право, не думай, что ты непременно обязана приезжать.

– Может быть, сам приедешь в кампус? Посидим у нас.

– Как-то не очень хочется.

– Ну тогда давай поедем еще куда-нибудь.

– Не забывай про ужин с мамой.

– Значит, я приеду сюда.

София ждала ответа, но Люк ничего не сказал. Девушка, ощутив досаду, вновь повернулась в седле, чтобы взглянуть на него.

– Что с тобой такое? Ты как будто злишься на меня.

Вот она, прекрасная возможность обо всем рассказать. Люк попытался подобрать слова, но не знал, с чего начать. «Я могу умереть, если не брошу выступать».

– Я не злюсь, – уклончиво ответил он. – Я просто думаю о предстоящем сезоне и о том, что нужно сделать.

– Прямо сейчас? – сомневаясь, спросила София.

– Я всегда об этом думаю. И буду думать в течение всего сезона. Кстати, учти, начиная со следующих выходных, мне придется много ездить.

– Знаю, – с непривычной резкостью сказала София. – Ты уже говорил.

– Когда турне двинется на запад, я, может быть, вообще перестану бывать дома на неделе, разве что в воскресенье вечером.

– То есть ты имеешь в виду, что мы будем видеться реже, а приезжая, тебе будет не до встреч со мной?

– Да, наверное. – Люк пожал плечами. – Скорее всего.

– Жаль.

– А что поделаешь?

– Попробуй не думать прямо сейчас о том, как пройдут следующие выходные. Давай сегодня наслаждаться жизнью, ладно? Раз уж ты собираешься разъезжать и я буду реже тебя видеть. Возможно, мы в последний раз проводим время вместе перед долгим перерывом.

Люк покачал головой:

– Да нет…

– Что – нет?

– Я не могу не думать о том, что предстоит, – ответил он, повысив голос. – У нас разная жизнь. Я не занят лекциями, прогулками по кампусу и сплетнями с Марсией. Я живу в реальном мире, и на мне большая ответственность. – София вздрогнула, но Люк продолжал, чувствуя, как с каждым словом в нем все сильнее разгорается негодование: – У меня опасная работа. Я давно не тренировался и знаю, что на прошлой неделе потратил впустую много времени. Начиная со следующих выходных я любой ценой должен побеждать, иначе мы с матерью все потеряем. Поэтому, разумеется, я буду думать о выступлениях, и только о них.

София моргнула, застигнутая врасплох этой тирадой.

– Ого. Кто-то сегодня в плохом настроении.

– Нормальное у меня настроение, – огрызнулся Люк.

– Мог бы и притвориться.

– Чего ты хочешь?

Тут впервые лицо у нее напряглось, и Люк понял, что София изо всех сил старается говорить спокойно.

– Ты мог бы сказать, что будешь рад повидаться со мной в воскресенье, даже если приедешь уставшим. Мог бы сказать, что, если ты задумаешься о чем-то другом, я не должна принимать это на свой счет. Мог бы извиниться и сказать: «Ты права, София, давай сегодня радоваться жизни». А ты говоришь, что твоя жизнь – жизнь в реальном мире – не похожа на учебу в колледже.

– Колледж – это не реальный мир.

– По-твоему, я не знаю? – выкрикнула София.

– Тогда отчего ты обижаешься?

София дернула за повод, заставив Демона остановиться.

– Ты издеваешься? Я обиделась, потому что ты ведешь себя как полный придурок. Намекаешь на то, что ты ответственный, а я нет. Ты сам-то понял, что сказал?

– Я просто ответил на твой вопрос.

– Оскорблением?

– Я тебя не оскорблял.

– И все-таки ты думаешь, что твои дела важнее моих?

– Они действительно важнее.

– Для тебя и твоей матери – да! – закричала София. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но я тоже люблю свою семью! Я думаю о родителях! О том, чтобы получить образование! У меня тоже есть обязанности! И я хочу добиться успеха, точь-в-точь как ты! Между прочим, и я кое о чем мечтаю!

– София…

– Что? Вспомнил про хорошие манеры? Знаешь что, не утруждайся. Потому что я приехала сюда, чтобы побыть с тобой, а ты пытаешься завязать ссору.

– Я не пытаюсь, – буркнул Люк.

Но София не слушала.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она. – Зачем так себя ведешь? Что вообще с тобой происходит?