Николас Спаркс - Дальняя дорога

– Какую?

– Нашу. Я притащил ее вчера. Она маленькая, не очень густая, так что покупателям вряд ли бы понравилась, вот я и подумал, что здесь она придется впору. Ты будешь знать, по чему конкретно скучать.

София прислонилась к нему.

– Я уже и так знаю.

Через час они уже любовались на свою работу.

– Еще не все, – сказал Люк, скрестив руки на груди и рассматривая увитую мишурой елочку. – Чего-то не хватает.

– Ну, с этим мы уже ничего не поделаем, – заметила София и протянула руку, чтобы поправить фонарики. – Она немного пожухла.

– Нет, нет. Просто… погоди-ка, я сейчас приду. Я понял, чего не хватает. Минутку.

Он скрылся в спальне и вернулся, неся небольшую подарочную коробку, перевязанную лентой. Пройдя мимо Софии, Люк поставил коробку под елку и отошел.

– Теперь намного лучше.

Девушка взглянула на него.

– Это мне?

– Ну да.

– Но я тебе ничего не купила.

– И не нужно.

– Может быть, но мне теперь совестно.

– Пустяки. Еще успеешь сделать мне подарок.

София смерила Люка пристальным взглядом.

– Ты ведь знал, что так и будет, правда?

– Это все часть моего плана.

– Что еще ты задумал?

– Открой подарок, – попросил он.

София подошла к елке и взяла коробку. Она оказалась довольно легкой, и девушка догадалась, что внутри, еще до того, как развязала ленту и подняла крышку. София достала шляпу и повертела в руках, рассматривая со всех сторон. Черная, сплетенная из соломы, она была украшена бусинами и лентой, за которую было заправлено небольшое перо.

– Ковбойская шляпа?…

– Красивая. Для девушки.

– А есть какая-то разница?

– Ну, лично я не надел бы шляпу с бусинками и перьями. И я подумал: раз уж ты так часто здесь бываешь, тебе нужна своя шляпа.

София привстала на цыпочки и поцеловала его.

– Отличный подарок. Спасибо.

– С Рождеством.

Она надела шляпу и кокетливо взглянула на Люка.

– Ну и как я выгляжу?

– Шикарно. Ты всегда шикарно выглядишь.

Люк

Поскольку сезон начинался меньше чем через месяц, а София уехала в Нью-Джерси, Люк стал тренироваться больше. Он не только увеличивал продолжительность тренировок на механическом быке на пять минут каждый день, но добавил в программу и силовые упражнения. Люк никогда не был любителем поднимать тяжести, но чем бы он ни занимался на ферме – а в последнее время работа в основном сводилась к продаже елок, – он ежечасно отходил в сторонку и делал пятьдесят отжиманий. В день набиралось четыреста или пятьсот. Наконец Люк добавил подтягивания и упражнения для мышц спины и живота. Когда вечером он падал в постель, то засыпал почти немедленно.

Несмотря на ноющие мускулы и изнеможение, он постепенно чувствовал, как вспоминаются прежние навыки. Равновесие улучшилось, проще стало удерживаться на быке. Рефлексы обострились, позволяя предвидеть повороты и броски. За четыре дня до Рождества Люк отправился в Гендерсон, чтобы попрактиковаться на настоящих быках. Один приятель держал там тренировочный загон, и хотя животные у него были не лучшие, тренировки на механическом быке приносили пользу лишь до определенной степени. Животные непредсказуемы. Хотя Люк надел шлем и защитный жилет, перед тренировкой он волновался не меньше, чем в Маклинсвилле в октябре.

Он старался что есть сил. Сезон начинался в середине января, и нужно было выступить как можно лучше – победить или занять достаточно высокое место, чтобы набрать побольше очков и войти в марте в высшую лигу. В июне уже могло быть слишком поздно.

Мать знала, чем он занимается, и понемногу вновь начала отстраняться. Она и сердилась, и грустила, и Люк жалел, что с ним нет Софии, хотя бы для того только, чтобы ослабить растущее напряжение. Он просто скучал по Софии. Поскольку девушка уехала на праздники в Нью-Джерси, Рождество прошло тихо и незаметно. Люк зашел к матери лишь к вечеру, и держалась Линда очень сдержанно.

Он обрадовался, когда продажа елок закончилась. Хотя они неплохо заработали, в процессе остальные дела на ранчо пришлось отложить на потом, и погода отнюдь не улучшала положения вещей. Список задач становился все длиннее, и Люк тревожился, особенно потому что знал: в грядущем году предстоит много разъезжать. В его отсутствие матери станет еще труднее…

Конечно, если он не начнет с самого начала выигрывать.

Все и всегда упиралось в это. Несмотря на продажу елок, благодаря которой Линда сумела прикупить еще семь пар скота, ферма приносила слишком мало дохода, чтобы хватало на уплату по долгам.

Помня об этом, Люк шел тренироваться и считал дни до Нового года и до встречи с Софией.

Он поднялся рано утром и приехал в Джерси-сити незадолго до обеда. Они провели вечер с родителями и сестрами Софии и, не захотев толкаться в толпе на Таймс-сквер, где проходили новогодние торжества, тихо поужинали в незатейливом тайском ресторане, а потом поехали к Люку в отель.

София лежала на животе, а Люк рисовал пальцем кружочки у нее на спине.

– Перестань, – сказала она, ерзая. – Не получится.

– Что не получится?

– Я уже сказала, что не могу остаться. У меня комендантский час.

– Тебе уже исполнился двадцать один год, – возразил Люк.

– Но я живу у родителей, и они устанавливают правила. Они и так уж проявили чрезмерную доброту, позволив мне гулять до двух часов ночи. Обычно они требуют возвращаться к часу.

– А что будет, если ты останешься здесь?

– Они скорее всего решат, что мы переспали.

– Но ведь мы и так уже спали.

Девушка повернулась к нему.

– Да, но родители не знают. И я не намерена это афишировать.

– Но я приехал всего на одну ночь. Завтра мне уезжать.

– Правила есть правила. И потом, ты же не хочешь ссориться с моими родителями. Ты им понравился. Хотя сестры и были разочарованы тем, что ты приехал без шляпы.

– Я постарался вписаться в окружение.

– И у тебя прекрасно получилось. Особенно когда ты снова начал рассказывать про «Четыре эйч». Ты заметил? Мои родные точно так же, как я, раскрыли рот, когда оказалось, что ты сначала растил тех бедных свинок как домашних любимцев, а потом продавал на мясо.

– Между прочим, ты первая об этом вспомнила.

– Разумеется, – лукаво ответила София. – Видел, какое лицо было у Далены? У нее глаза на лоб полезли. Кстати, как поживает твоя мама?

– Нормально.

– Она все еще сердится?

– Сама понимаешь.

– Она успокоится.

– Надеюсь. – Люк наклонился и поцеловал девушку. София ответила взаимностью и одновременно легонько оттолкнула его.

– Целуй меня сколько вздумается, только не забудь отвезти домой.

– А если я тихонько проберусь в твою комнату?

– Исключено, ведь дома сестра. Это уж как-то слишком.

– Если бы я знал, что ты не останешься на ночь, то, может, вообще не поехал бы.

– Не верю.

Люк рассмеялся, а потом опять посерьезнел.

– Я скучал.

– Нет, не скучал. Ты слишком занят, чтобы скучать. Каждый раз, когда я звонила, ты что-нибудь делал. Между работой и тренировками тебе даже некогда обо мне думать.

– Я скучал, – повторил Люк.

– Знаю. И я скучала. – Она коснулась его лица. – Но к сожалению, нужно собираться. Завтра мы ждем тебя на ланч, помнишь?

Вернувшись в Северную Каролину, Люк решил удвоить усилия. Первое выступление в сезоне предстояло через две недели. За два дня, проведенные в Нью-Джерси, он отдохнул и впервые за долгое время почувствовал себя в форме. Единственной проблемой было то, что в Каролине стояли такие же холода, как и в Нью-Джерси, и Люк с ужасом предвкушал мороз в сарае, когда вышел из бунгало.

Он как раз включил свет и разминался перед первым заходом, когда услышал скрип открывшейся двери. Люк развернулся и увидел, как из теней показалась Линда.

– А, мама, – с удивлением сказал он.

На ней, как и на сыне, был теплый свитер.

– Я заглянула к тебе, а ты уже ушел. Тогда я сообразила, где ты можешь быть.

Люк ничего не сказал. Мать молча вступила в выстланный пеной круг, проваливаясь на каждом шагу, и встала по другую сторону механического быка. Неожиданно она протянула руку и коснулась тренажера.

– Помню, как твой отец привез домой эту штуковину, – сказала она. – Тогда был настоящий бум. После того старого фильма с Джоном Траволтой все мечтали стать ковбоями, и почти в каждом баре установили механического быка, но интерес угас через пару лет. Когда один из таких баров сносили, твой отец решил купить быка. Он обошелся ему недорого, но все-таки дороже, чем мы могли себе позволить, и, помнится, я страшно разозлилась. Он в то время был в Айове, или в Канзасе, или еще где-то, а потом прикатил домой, выгрузил эту махину, развернулся и поехал в Техас выступать. Он обнаружил, что бык не работает, лишь когда вернулся. Пришлось разобрать его на винтики, и у отца ушел целый год, чтобы привести его в рабочее состояние. Затем родился ты, а отец почти перестал выступать. Бык стоял в сарае и собирал пыль, пока однажды он не посадил на него тебя… Кажется, тебе было два года. Я опять рассердилась, хотя бык едва двигался. Я поняла однажды, что ты пойдешь по стопам отца. А я этого не хотела. Мне всегда казалось, что это не лучший способ зарабатывать деньги.

В голосе матери Люк услышал непривычную горечь.

– Почему ты ничего не сказала?

– А что я могла сказать? Ты такой же упертый, как твой отец. В пять лет ты сломал руку, когда объезжал теленка. Но тебя это не напугало. Ты расстроился только потому, что пришлось на несколько месяцев сделать перерыв. Что я могла поделать? – Не ответив на вопрос, Линда вздохнула. – Я долгое время надеялась, что ты перерастешь. Наверное, я была единственной матерью в мире, которая молилась, чтобы ее сын-подросток заинтересовался девочками, машинами и музыкой. Но напрасно.