Крепко сжимая отцовскую руку, Кристина готовилась к тому, чтобы пережить предстоящее испытание. Миллеры жили в домике, который находился через две улицы от дома Джоша. По дороге Джон Хаворт зашел в маленькую лавку и купил несколько булок хлеба, восемь унций вареной ветчины, несколько банок сгущенного молока, сахара, масла и чая. Наконец набил карманы различными недорогими конфетами и продолжил путь дальше, то и дело нагибаясь под веревками с развешанным для сушки бельем. Когда они приблизились к домику, дверь которого была открыта, Джон Хаворт незаметно расправил плечи и поудобнее сжал в руке ладонь Кристины.

У порога их встретили радостным визгом детишки и, окружив Джона Хаворта, стали ловить конфеты, которые он им подбрасывал. Затем капитан повернулся к ним спиной и шагнул в темную комнату, откуда шел тяжелый запах. Жилье было не хуже и не лучше того, что находилось возле Ливерпульского порта, но мысль о том, что его кровный родственник живет в таких условиях, и притом главным образом по причине лени, наполняла капитана гневом.

Комната была грязная и обшарпанная, потолок черный от копоти, стены лоснились от жира. Вдоль стены стояла кровать, и, взглянув на Лизу Миллер, капитан понял, почему кровать перенесли сюда. Лиза выглядела страшно бледной и невероятно худой и вряд ли была способна подниматься вверх по каменной лестнице. Младенец что-то тщетно пытался высосать из сморщенной груди матери. Джон Хаворт ругнулся и раздраженно спросил:

– Где черти носят Эрнеста?

– Куда-то ушел. – Лиза безнадежно махнула костлявой рукой.

Лицо Хаворта стало суровым – таким Кристина редко видела отца. Он сунул деньги в руки дочери и сказал:

– Сходи в лавку, купи свежего молока и еще немного сгущенного, а также бутылочку и соску.

Дети с порога широко раскрытыми глазами наблюдали за тем, как он налил в большой черный чайник воды, поставил его на плиту кипятить, а затем стал чистить и скрести стол, стулья и все, что попадалось на глаза.

Женщина на кровати попыталась выразить немой протест, который Джон Хаворт проигнорировал. Не смущало его и удивление на ребячьих лицах: мужчина – и вдруг занимается чисткой и уборкой! Не иначе у него не все дома!

Отчаянно чертыхаясь, Джон Хаворт убрал с пола мусор, загрузив им грязное ведро, затем принялся драить пол. Он с такой силой скреб деревянные доски с въевшейся в них грязью, словно от этого зависела его жизнь.

Кристина вернулась с молоком и не решилась заговорить с отцом, когда он молча, явно клокоча от гнева, взял молоко из ее рук. Даже она испытала чувство страха. Джон Хаворт вылил полбанки сгущенного молока в бутылочку, разбавил охлажденной кипяченой водой и взял хнычущего младенца из рук матери.

– Держи! – сказал он Кристине, передавая ей младенца и бутылочку и предоставляя самой найти способ, как лучше покормить малыша.

Малыш стал жадно сосать, и Кристина невольно испытала прилив радости. Младенец был очень симпатичный и так здорово смотрелся у нее на руках.

Тем временем Джон Хаворт сунул стакан с теплым молоком в дрожащую руку Лизы Миллер, щедро намазал маслом внушительные ломти хлеба, положил сверху куски ветчины и вручил сандвичи полуголодным ребятишкам, толпящимся в дверях. Когда дети с жадностью съели сандвичи, а малыш заснул, капитан повернулся к Лизе:

– Когда ты ела последний раз, Лиза?

– Мне не хотелось есть.

– Если ты не будешь есть,. младенец умрет.

Он сел рядом, пока она пыталась справиться с ветчиной.

– Эрнест опять без работы?

Лиза кивнула, пытаясь справиться с приступом тошноты, вызванным непривычной едой.

– Похоже, я пришел как раз к угощению, – раздался в дверях невнятный голос, и массивная фигура загородила свет.

Джон Хаворт резко обернулся и сжал руки в кулаки.

– Уйди! – коротко бросил он Кристине, устремляя гневный взгляд на кузена.

Кристине не нужно было повторять дважды. Она в мгновение ока выскользнула из комнаты.

То, что происходило в доме Миллеров, не осталось незамеченным соседями. Несколько женщин с детишками на руках остановились возле дома на расстоянии, которое позволяло слышать разговор кузенов.

– Черта лысого тебе, а не угощения, Эрнест Миллер! – не в силах сдержать бешенства, прошипел Джон Хаворт. – Оставить жену и детей голодными, а самому отправиться в пивнушку! Да ведь она умирает на твоих глазах от недоедания!

– Нет денег, – надулся Эрнест.

Зато их хватает на пьянку! Я оставлю поручение в лавке, чтобы в этот дом ежедневно доставлялась пища! Для Лизы и детей!.. Я давно хотел это сделать – и сейчас непременно это осуществлю! И если узнаю, что ты съедаешь то, что предназначено другим, не думай, что я просто поколочу тебя! Я тебя убью! Глаза Эрнеста растерянно забегали.

– Нет работы…

– Да ведь я сам предлагал тебе работу! – Джон Хаворт стал закатывать рукава рубашки, обнажая внушительные бугры мускулов. Эрнест Миллер был довольно крупный мужчина, однако тело его не было закалено физической работой. Он невольно отступил за порог на улицу.

– Такого больше не случится, Джон! Я клянусь… Я устроюсь на работу. Я позабочусь, чтобы дети были накормлены.

Джон Хаворт медленно двинулся вперед, постепенно ускоряя движения, как это делает пантера, собираясь напасть на жертву. Эрнест вжался в стенку и сделал судорожный вдох, когда Джон Хаворт схватил его за горло.

– Жалкая тварь, у тебя кишка тонка даже для того, чтобы принять бой! Меня тошнит от одного твоего вида! – Джон Хаворт отпустил Эрнеста. – Но твердо запомни то, что я тебе сказал, Эрнест! Я вернусь через три недели, и если узнаю, что ты объедал Лизу, я сдеру с тебя шкуру и прибью ее к стене!

Стиснув кулаки, он зашагал прочь мимо поспешно расступающихся перед ним женщин. Далеко не сразу Кристина осмелилась заговорить с отцом.

– Я не хочу больше сюда приходить, папа! Совсем не хочу! – сказала она.

– Так же, как и я, любовь моя. Но я буду приходить! Подумать только, человек, близкий мне по крови… – Джон Хаворт почувствовал, как в нем поднимается тошнота. – Ты теперь иди и найди Джоша, – добавил он и зашагал в сторону порта.

У Кристины был довольно подавленный вид, когда она поднималась на кладбищенский холм. Джош, следивший за ней со своего наблюдательного пункта, был поражен. Обычно она не шла, а бежала. Джош никогда не видел столь хмурого выражения на ее лице.

– Что случилось? – спросил он, когда девочка опустилась рядом с ним на траву.

– Так, ничего. – У нее не было ни малейшего желания рассказывать кому бы то ни было, даже Джошу, о том, как безобразно обращался с семьей кузен отца.

– Какие-то неприятности у Миллеров? – догадался Джош.

Она вздохнула, легла на спину на траву.

– Папа говорит, что мне не надо больше туда ходить. Он сказал, что если дядя Эрнест не станет обращаться с семьей лучше, то он его поколотит.

– Правда? – Лицо у Джоша просияло. – Интересно бы посмотреть на это. – Джошу трудно было представить, что всегда доброжелательный капитан мог до такой степени разгневаться.

– Но этого не случится… Драться глупо. С этим Джош никак не мог согласиться:

– Вовсе нет! Кто тебе так сказал?

– Папа.

– Но ведь он собирается поколотить Эрнеста Миллера! – торжествующе сказал Джош.

– Ох, мужчины!

В кармане Джоша лежал браслет из разноцветных бусин. Чтобы купить его, Джошу пришлось три недели вкалывать. Он продавал газеты, рубил солому для лошади старого Райли, стоял за прилавком в бакалейной лавке, занимался разгрузкой товаров. Браслет в кармане буквально обжигал его, но, глядя на отрешенное лицо Кристины, он понимал, что просить ее в эту минуту о том самом будет пустой тратой времени. Он лишь сказал:

– В пятницу я бросаю школу.

Кристина повернулась к нему, и Джош заметил, какие длинные и густые у нее ресницы и как мягко они ложатся на щеки.

– Ты не можешь так поступить. Тебе только одиннадцать.

– Мне уже исполнилось двенадцать, и я не собираюсь больше ходить в школу. Вон Джимми Мердок бросил школу и работает такелажником на судне.

– Джимми Мердоку четырнадцать. И потом ты не сможешь работать на море – ведь тебя тошнит.

Он резко перебил ее:

– Я буду работать котельщиком.

– Но тебя не возьмут, Джош! Тебе еще нет четырнадцати!

– Я достаточно рослый, и отец обещает сказать им, что мне четырнадцать. Он говорит, что это принесет деньги и что держать меня в школе – настоящий идиотизм. Сам он начал работать, когда ему было восемь лет.

– Хорошо, что я не стала работать! – горячо сказала Кристина. – Леди вообще не работают.

– Кто говорит сейчас о леди? – удивленно спросил Джош, срывая пучок травы.

– Я говорю. – Кристина вскочила на ноги и уперла руки в неоформившиеся бедра. – Я считаю, что это глупо – мечтать сделаться котельщиком! Я собираюсь быть леди!

Джош захохотал и, держась за живот, стал кататься по земле. Кристина сердито топнула ногой.

– Что здесь смешного, Джош Лукас? Да ты просто не будешь знать, что это леди, если с ней столкнешься!

– Может, это так и есть, никогда не видел леди. Только я твердо знаю одну вещь: чтобы быть леди, нужно ею родиться. – Он вытер слезы, которые появились от смеха, и торжествующе уставился на Кристину.

Кристина вскинула голову.

– Вот тут ты ошибаешься, Джош Лукас! Леди может стать любая женщина, если она выйдет замуж за человека, у которого достаточно денег.

– А где, черт возьми, ты найдешь в Ливерпуле мужчину, у которого много денег, а? – не сдавался Джош.

Кристина упрямо скрестила на груди руки.

– Свет клином не сошелся на Ливерпуле! Бекки Шарп не была леди по рождению, но потом стала ею!

– Кто такая эта Бекки Шарп? – продолжал ухмыляться Джош. – У нас в школе такой нет.

– Ой, Джош, ты иногда бываешь такой глупый!

Кристина опустилась на колени рядом с Джошем и как можно более терпеливо, хотя терпение ее было уже на исходе, объяснила: