Муир поднял голову и различил чей-то силуэт. Шеннон вернулась.

— Я не знала, проснулись вы или спите…

Но это не был голос Шеннон.

Силуэт приблизился, и, несмотря на темноту, Августус разглядел женщину, которая, как он уже понял, была его женой.

Кровь похолодела в его жилах:

— Что вы здесь делаете? Разве я вам не запретил покидать Лондон?

— Венет предупредил меня, — ответила Трейси. — Но что он может, этот юнец? Он ничего не знает о нашей старой истории…

— Такой же старой, как и камни, да, — раздался еще один голос.

Пол спальни затрещал под железным концом трости. Августус обернулся и увидел зловещее лицо старого лорда Джозефа Монро. В семьдесят пять лет отец Трейси был сгорбленным лысым стариком с иссохшей кожей и по-прежнему брезгливым взглядом.

— Если бы вы знали, сколько лет я мечтал об этом моменте! — сказал он дребезжащим голосом. — Мне было бы очень жаль, если бы Господь Бог отправил меня в страну душ до того, как у меня появилась возможность насладиться им.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сухо произнес Августус, — и не имею ни малейшего желания узнать об этом. Убирайтесь!

— Спокойно, Муир, спокойно. — Монро фыркнул.

Августус хотел встать, но Монро приставил ему трость к плечу. Муир оттолкнул рукой трость, но тут в темную спальню вошли еще два силуэта и схватили Августуса.

Это были братья Трейси.

— Что вы здесь делаете? Чего вы хотите?

— Сначала успокоить вас, Августус, — проговорил Монро. — Знайте, что сейчас Шеннон уже в безопасности.

— Шеннон?

— Да. Она уехала вскоре после нашего приезда и теперь уже далеко от Драйбурга.

Монро улыбнулся.

— Я прекрасно знаю, что малышка вам понравилась. Между нами, я должен признать, что это поразительное дитя.

— Она не просто усвоила наши уроки, — добавила Трейси. — Ее импровизации были превосходными. Она очаровала вас. Ах, эти женские выдумки! Надо же: суметь стать необходимой, заставить вас меняться, наконец покорить сердце такого старого медведя, как вы!

— Не удивляйтесь, — сказал Монро. — Мы все знаем. В письмах Шеннон сообщала нам о своих успехах!

— И каких успехах! — воскликнула Трейси. — Кажется, ее ничто не могло остановить. Но кто знает? При других обстоятельствах я охотно поверила бы, что эта шлюшка действительно была бы способна осчастливить вас, Августус.

— Я не верю вам, — процедил Муир сквозь зубы.

— Ваше дело, — усмехнулся Монро. — Тем не менее факт остается фактом. Перед законом и судом Церкви по делам о кровосмесительном прелюбодеянии вы виновны. Вас и ее скоро поместят в надлежащее место.

— Нам не придется представать перед судом, — ответил Августус.

— Вы намекаете на документ об удочерении, подписанный Глэсби в присутствии Уилмота? — спросила Трейси.

Она держала этот документ в руках.

— Этот единственный экземпляр хранится у нас, — сказала она. — Мы сожжем его, и ваша репутация, да и ваша жизнь превратятся в пепел вместе с ним.

— Он не имеет никакой силы, — возразил Августус. — У вас нет главного доказательства, чтобы обвинить меня. Кто в Лондоне вам поверит? — Августус повернулся к Монро: — Ваше слово против моего? Все знают, что мы ненавидим друг друга.

— Кто мне поверит? Никто, признаю, — забавлялся Монро. — Если показаний слуг этого поместья окажется недостаточно, теперь, когда Шеннон получила от нас все, что хотела, она непременно придет в суд, чтобы свидетельствовать против вас. Она вас обвинит, и мы ей в этом поможем. И тогда приговор вынесут только вам. Вам, великому Августусу Муиру! Влюбиться в вашем возрасте! Неужели вы действительно думали, что молодая женщина могла позволить соблазнить себя такому человеку, как вы? — Он вздохнул.

— Я двадцать лет ждал возможности ниспровергнуть вас, Муир. И сегодня, я надеюсь, моя радость столь же сильна, как и ваше разочарование.

Августус посмотрел на Трейси:

— Вижу, за все эти годы вы так и не перешли в другой лагерь. Вы по-прежнему Монро.

— А вы в этом сомневались? Вы упорно держали меня в стороне от всего, что непосредственно касалось ваших дел и нашей семьи!

Августус немного помолчал и спросил:

— Чего вы хотите?

Он мысленно видел, что стоявшие вокруг него довольно улыбаются.

— На троне вскоре утвердится Ганноверская династия, — сказала Трейси. — Вы должны будете употребить все свое влияние, чтобы мои братья стали членами Тайного совета короля.

— Мне вполне подойдет должность в Морском казначействе, — сказал старый Монро. — Увы, я стар! Мне надо заполучить несколько миллионов, те самые, которые вы украли у меня!

— Для себя я ничего не прошу, — добавила Трейси. — Наших дочерей я выдала замуж за ваших самых серьезных конкурентов. Со мной ничего не произойдет даже в случае вашего падения. Ваши зятья с радостью выкупят вашу Факторию. Вам это ничего не напоминает?

Джозеф Монро выпрямился настолько, насколько мог. Он упивался возможностью диктовать свои условия.

— Сделайте то, о чем мы просим, и в Лондоне никто никогда не узнает, что произошло в поместье.

По приказу старика его сыновья освободили Августуса. Тот остался недвижим.

Клан Монро исчез в темноте. Августус слышал звук их шагов и стук трости старого Монро. Дверь его спальни открылась и закрылась. Августус опустил веки.

Он надеялся, что утро никогда не наступит.

Оглядываясь назад, он осознал: ничто не причинило ему столько страданий, как предательство Шеннон.

Но в следующую же минуту Августус открыл глаза. Не подвижные и горящие.

Душевная боль превратилась в далекое воспоминание.

Августус Муир вновь стал самим собой. Его сердце, бившееся с перебоями в последние дни, ожесточилось, став ледяным, как никогда.

— Ладно, — прошептал Августус. — Мы еще посмотрим, кто имеет право диктовать условии…

Бэтманы

1718 год

В тот день, когда ирландский город Дерри, расположенный к северу от Ольстера, пал под натиском английских войск, он был переименован в Лондондерри.

Побежденные католики сохранили право ходить по улицам города и заниматься торговлей, но с наступлением ночи они должны были отправляться на торфяные болота, простиравшиеся за крепостными укреплениями.

Восьмого марта 1718 года из Дублина приехал лорд Клемур.

Когда английский парламентарий увидел, в какой нищете влачат свое жалкое существование католики на торфяных болотах, он сказал с надменным видом:

— Это хорошо.

Этот толстый мужчина в растрепанном парике, уполномоченный лондонским парламентом, рассчитывал как можно скорее выполнить свою миссию и уехать из, как он говорил, «ужасного гнезда шершней», каким ему катался Ольстер.

Он попросил отвезти его в тюрьму Лондондерри, где имел беседу с губернатором Эндрю Саттоном, молодым человеком, подававшим большие надежды, сыном английского героя, павшего в битве при Дроэда, который исполнял обязанности управляющего исправительным введением города и вершил такой над его тремястами включенными.

Лорд Клемур, удобно усевшись в кресле из коровьей кожи в рабочем кабинете Саттона, набил свою длинную трубку листьями груши и добродушно сказал:

— Мне нужна плоть для костра.

Такие слова удивили управляющего.

— Терпению парламентариев Вестминстера приходит конец, — продолжал Клемур. — Считается, что Ирландия усмирена с момента подписания в 1691 году Лимерикского договора, и тем не менее мы постоянно слышим об очагах сопротивления, об этих негодяях, которые собираются в шайки в лесах и попирают интересы короны. Разве я не прав?

— Увы, вы правы, милорд. Мы полагаем, что их около тысячи, в основном это католики. Но их трудно арестовать, поскольку их поддерживает население.

Клемур с отвращением махнул рукой.

— Необходимо покончить с этими налетами, грабежами, убийствами! Парламентарии не только высказались за ужесточение санкций, они также решили смягчить недовольство лондонцев, устроив для них публичную казнь банды ирландских сволочей! Они хотят показать толпе лица этих негодяев ирландцев и дать повод повеселиться. Я был в Дублине, потом поеду в Белфаст, чтобы там, как и здесь, отобрать лучшие образчики ирландцев, приговоренных к смерти. Дайте мне все, что у вас есть самого подлого, и я избавлю вас от хлопот!

Эндрю Саттон колебался.

— Вы предвидите осложнение? — удивился Клемур. Управляющий тюрьмой предпочел проявить осторожность:

— По правде говоря, я предвижу много осложнений, милорд. Первое касается выбора осужденных. Я вам уже говорил: главари банд — хотя руки у них по локоть в крови — выглядят героями в глазах местного населения особенно если они грабили англичан и лишали их жизни.

Клемур выпустил несколько колец дыма.

— Это как раз те личности, которых я должен приведи в Англию по желанию парламента.

Саттон покачал головой.

— Пусть они еще доедут до Англии.

— Как я должен понимать ваши слова?

— За четыре года моего управления тюрьмой не было ни одной публичной казни. Я вешаю осужденных вдали от любопытных глаз. Некоторые из этих людей — настоящие народные кумиры, и если один из них выйдет отсюда, можете не сомневаться, что найдутся десятки желающих освободить его. — В заключение он добавил: — Если я не осмеливаюсь вывести их на эшафот, расположенный в двухстах метрах отсюда, неужели вы считаете возможным провезти их в Лондон через вересковые заросли Ольстера?

Лорд смотрел на дым, шумно дыша, словно ничего особенного не происходило.

Саттон продолжал настаивать:

— Есть ли у вас достаточно сил, чтобы защитить конвой с узниками? Ваши люди знают местные дороги?