Сьюзен Льюис

Дай мне шанс

Лесли

Пролог

Ничего не случилось, ничего не произошло, тем не менее ощущение угрозы, слепой опасности носилось в воздухе. Это ощущение возникло еще до того, как машина сползла в кювет. Казалось, сам ветер принес предупреждение о чем-то столь ужасном, что невозможно даже вообразить.

Но пауза между предчувствием кошмара и им самим была краткой. Затем автомобиль просто-напросто спихнули с дороги. Водитель ругался, отчаянно сражаясь с рулем. С оглушительным треском что-то тяжелое вдавливалось в металлический бок и упрямо толкало в канаву. Потом, буквально в долю секунды, целый рой парней, вооруженных «узи» и винтовками «М-16», окружил машину. Шофера выволокли наружу и швырнули на землю. Выстрел в голову. Окно, возле которого она сидела, разбилось вдребезги, дверь отлетела в сторону, и она услышала чей-то крик — приказ выходить.

Ноги отказывались ей служить. Тело онемело. Ужас, охвативший ее, был так силен, что она не могла двигаться. Но если она не выйдет, они убьют ее. И она вышла.

Окружающий пейзаж казался обманчиво красивым и безмятежным. Мимо них по шоссе быстро проносились машины. Всем хватало ума не вмешиваться.

Ее подтащили к другому автомобилю и затолкали на заднее сиденье. Нацепили наручники, покрашенные лаком для ногтей. Как только металл обхватил ее запястья, она от ужаса почувствовала влагу между ног.

Машина тронулась с места. Салон наполнял запах оружейной смазки и пота. К горлу подкатила желчь. Усилием воли она загнала ее обратно. Вспомнила про Тома и попыталась не думать о нем. Он отправил ее сюда, в Картахену, на север страны, полагая, что здесь она будет в безопасности. Они должны были уехать через пару дней.

Она журналистка, американка. Задание выполнено — о трагедии детей, выброшенных на улицу, о детской проституции в Боготе, в Колумбии, написано. Она обнародовала множество имен сутенеров, прокуроров, педофилов, европейских агентов, которые способствовали приезду определенной категории туристов в эти края. Итальянцы, шведы, французы, испанцы слетались сюда насиловать нежные детские тела. Дети чудом выживали, а наркотики помогали им приглушить боль и притупить чувства. Но не поэтому ее схватили. Никому не было дела до детей.

Том… Как скоро он узнает, что ее похитили?

Некоторых заложников удерживали месяцами, даже годами. Чаще всего их в конце концов убивали. Она знала, что умрет. Никогда больше ей не увидеть Тома. Горло перехватило. Сырой, отвратительный воздух заполнил легкие, она содрогнулась и поспешно выдохнула. Кто-то заговорил. Она не понимала незнакомый диалект. Это обращаются к ней?

Наконец машина остановилась. Ее вытащили, завязали глаза и куда-то повели. Пели птицы, где-то залаяла собака. Она ощущала сильный аромат цветов. Внезапно нахлынуло видение: на земле лежит ее мертвый водитель. Ее затошнило. Содержимое вывернулось одним рывком.

— Стерва! — выругался один.

Сукин сын!

Они стояли в стороне и ждали, пока она вытирала рукой рот. Она сдернула повязку. Они не препятствовали. Ее похитители были в масках, видны только глаза.

Они шли по густому саду, по тропическим зарослям. Вот и дом. Он, без сомнения, уже пережил свои лучшие дни, а сейчас стоял неухоженный и всеми забытый.

Ее повели вверх по лестнице, втолкнули в полутемную комнату. Включили свет, и она увидела истертые половицы и старомодную кровать. Темная, низкая мебель вдоль стен, окна заколочены досками. Ее затопил страх. Он заполнил ее всю. На лодыжки надели цепи и толкнули на кровать. Слезы стекали по пыльному лицу, оставляя дорожки.

Ее оставили одну.

Она пыталась представить, что произойдет дальше. Они наверняка свяжутся с Томом, может быть, по телефону, но скорее — письменно. Сообщат, на какую частоту ему настроиться. Сколько времени это займет? Несколько часов? Дней? Нет. Это не партизанская операция, поэтому не будет никаких записок, никаких переговоров, никакой торговли. Только требования, мгновенные ответы или смерть. Том будет вынужден уступить. Расследование, которым он занимался целых полгода, придется прекратить, результаты уничтожить. Доказательства, которые он собрал и которые должны были смести с лица земли наркодельцов Толима, а также половину правительства страны, были бы написаны ее кровью, появись они в печати.

Через несколько часов дверь открылась. Вошедший был шокирующе красив — высокий, худой, в карих глазах затаилась насмешка, кончик носа слегка напоминал птичий клюв. Над узкой верхней губой изогнулись аккуратно подстриженные усы, дорогой костюм скрывал худобу. Она видела его всего один раз, но тотчас узнала. Он был тем человеком, который, прикрываясь словами об очищении общества, забирал детей с улиц и отдавал их извращенцам. Ее репортажи о его деятельности вызвали такой резонанс во всем мире, что после публикаций ему пришлось скрываться.

Он говорил спокойно, с улыбкой; она уловила слабый акцент в его речи. Он сообщил то, что она уже знала: кто приказал ее взять и почему. Сейчас она, а следующий — Том.

С ним были двое других, они стояли в тени. Он шагнул вперед, и она поняла, что никто не спасет ее от этого. Они брали ее по очереди, а она пыталась думать о другом, уйти от ужасающей боли, крови и слез, от непереносимости унижения. Все, что они делали с ней, они снимали на пленку, которую, она знала, пошлют Тому. Она предпочла бы умереть, но не позволить Тому увидеть. Когда все закончилось, она поняла; этот мир больше не для нее.

В следующие два дня не появлялся никто, кроме мальчика, который приносил еду и воду и стоял над ней, пока ее тело совершало то, что должно совершать. Боль раздирала ее. Тело ей больше не принадлежало, сознание часто покидало ее. Мысленно она говорила с Томом, душой она была с ним, несмотря на расстояние, они были едины, просто разделены надвое. Она напрягала слух, вслушивалась в себя, желая услышать Бога, но тщетно. Она разговаривала со смертью и с жизнью, и они рвали ее на части, а страх тянул к земле.

На третий день он вернулся еще с двумя. Они сняли цепи, стащили с кровати и заставили встать на колени. Потом он приставил дуло к ее голове. Она закрыла глаза и почувствовала, как моча потекла по ее ногам. Позорный струящийся звук давил на уши. Никто не двигался.

Затвор щелкнул. Ее зубы впились в губу, сердце прыгнуло и застыло. Кто-то подошел. Металлическое дуло перестало касаться ее виска. Она упала вперед, всхлипывая и содрогаясь. Все. Сейчас она не умрет. Воздух снова просачивался в легкие. Ее грудь напряглась. Она задыхалась. Она хватала воздух. Она хотела жить. Несмотря на то, что они сделали с ней. Она пережила бы это. О, слава Богу, слава Богу! Она все еще жива.

Потом пистолет снова приставили к ее голове. На этот раз они выстрелили в нее и убили.

Глава 1

«Уж чего-чего, а успеха она добиваться умеет, а вот по женской части ей придется как следует над собой поработать».

Сэнди Полл отбросила журнал и попыталась успокоиться. Как следует над собой поработать! Можно подумать, что она какая-то недоделанная! Как будто Господь в один прекрасный воскресный день немного заскучал от своих занятий и так и не завершил над ней свои труды.

Да, с богатством у нее все в порядке, но вот счастье…

Подняв журнал, Сэнди выбросила его в мусорную корзину и крутанулась на стуле к монитору компьютера. На самом деле она совершенно счастлива, и у нее есть для этого весьма серьезные основания. В двадцать шесть лет она совладелица театрального агентства «Маккен — Полл» и исполнительный директор «Уорлд уайд энтертейнмент». Правда, это только лондонское отделение фирмы, но ему принадлежит весьма значимая часть деятельности, и хотя у нее за спиной мощная команда испытанных советников и опытных консультантов, вся ответственность лежит на ней. Это совсем не так уж плохо для ребенка «от сохи», чьи сестры работают в автобусном депо, а братья или сидят на пособии по безработице, или ожидают увольнения; чей отец только что написал из тюрьмы после шестилетнего молчания, а мать перемежает игру в лото с лечением варикозных вен.

Сэнди старалась иметь с ними дело как можно реже, но посылала деньги всякий раз, когда они просили, а это случалось часто. Более того, мать даже побывала у нее месяца два назад, и это оказалось ужасно.

Сэнди давно стала другим человеком, жила среди других людей, другой обстановки, к ее мнению прислушивались. Совсем иная жизнь по-прежнему текла на Фэйруэдер-стрит. Да, манеры матери слишком далеки от образцовых. Дело не в том, что Глэдис, с напудренными щеками, запахом дешевого шампуня и всем тому подобным, хотела шокировать дочь. Просто она такая, как есть, а если кому-то не нравится, что ж, ей жаль, но она вовсе не собирается меняться. По правде говоря, мать явно чувствовала себя не в своей тарелке во время визита, и Сэнди, с трудом преодолев раздражение, махнула рукой и перестала ее стыдиться.

Просматривая электронную почту, Сэнди отхлебнула кофе, который принесла с собой, быстро посмотрела на часы и сделала пару заметок на память. Было чуть больше семи утра. Как обычно, она самая первая в офисе, все остальные появятся не раньше девяти, и это время — самое ценное из всего длинного рабочего дня.

А еще Сэнди Полл была столь же деловой женщиной, сколь и страстной, нетерпеливой любовницей. Но сейчас у нее не было на это времени. А ведь когда-то из-за ее неудержимого темперамента мать отказала ей от дома, и она поселилась отдельно, нанявшись в службу сопровождения. Тогда Сэнди познала иного способа заработать на жилье и даже на еду. Но она не всегда спала со своими клиентами, в отличие от до сих пор живущей с ней вместе Несты, ее самой лучшей подруги, которая все еще состояла в службе сопровождения и гордилась этим.