Nicols Nicolson - Да, и в наше время нашлись люди!

— В общем, заживление идет нормально, — заверил Константин Владимирович, когда девушки ушли, унося использованные бинты. — В плечевом отделе еще есть воспаление, поэтому я поставил еще один дренаж для оттока жидкости. Ввел тебе новый антибиотик, надеюсь, через день-два воспаление пройдет. А дальше — покой, хорошее питание и уход, тебя быстро поставят на ноги.

— Извини, Константин Владимирович, но я смогу оплатить свое пребывание в твоей клинике позже, в настоящее время не располагаю наличными средствами, а отцу звонить не хочу, он сразу примчится сюда.

— Ничего платить не надо. Придет время, сочтемся.

— Если так, то соглашусь.

— Оставляю тебя на попечение Айгуль. Ты поговори с ней, пусть поедет в гостиницу, поспит нормально, отдохнет. Она не отходит от твоей постели уже неделю. Это по ее требованию установили здесь кровать. Палата конечно со всеми удобствами, есть душ, туалет, маленькая кухня, но это палата, здесь не очень удобно отдыхать. Молодой девушке надо заниматься собой, переодеваться, а в твоем присутствии, я думаю, Айгуль будет стесняться.

— Я девушку совсем не знаю, но мне она очень понравилась. Такое чувство, будто Айгуль все время была со мной и мы вместе провели не дни, а годы.

— А ты знаешь, что она считает тебя своим мужчиной?

— Это как? У нас с ней ничего не было. Правда, чувствую, что у нее ко мне какое-то особое отношение, не только на словах. Это внутри нее. И мне это, признаюсь, приятно. Чувствую себя рядом с ней как-то очень легко и невесомо.

— Вот так, Влад, вот так. Учти это и береги ее. Айгуль никому не позволяет сделать тебе больно, даже дотронуться без ее разрешения к тебе нельзя. Я не в счет, мне можно, я доктор.

— Ситуация, однако.

— Ладно, я пока покину тебя. Вечером загляну. Выздоравливай.

Не успела за доктором закрыться дверь- в палату вошла Айгуль.

— Ты как? Больно? — поинтересовалась девушка.

— Нормально, терпеть можно. Еще раз хочу сказать тебе спасибо за спасение. Если бы не ты, отбросил бы копыта в Шуваре. Как ты там оказалась?

— Наша рота преследовала банду Сатуева. Он решил наказать жителей Шувара, обвинив их в пособничестве правительственным войскам Сирии, захватившим его сподвижника Саид-хана.

— Саид-хана взял в плен Амирхан.

— Я знаю. Но Сатуев этого не знал, поэтому решил напасть. Наши связисты перехватили вашу передачу открытым текстом в эфир, и мы поспешили на помощь. Издалека были слышны выстрелы и разрывы гранат. Боялись опоздать. В Шувар мы вошли, когда стрельба велась только в одном месте. Потом выяснилось, это ты отбивался до последнего патрона. Поскольку ваша группа большую часть банды уничтожила, нам осталось только добить остатки, и прирезать подранков. Мне сильно захотелось посмотреть на человека, лично уничтожившего двадцать три бандита. Пробравшись в развалины дома, я увидела тебя. Весь в крови, живого места на тебе не было, но на устах витала улыбка. У твоих ног, навзничь лежал Сатуев с ножом в глазу. Таким должен быть настоящий воин, подумала я в тот момент, и решила прикоснуться к тебе, сказать спасибо. У тебя был пульс, и ты дышал. Что было дальше, ты в общих чертах знаешь.

— Конкретней можно?

— Как мы забрали тебя на базу, никто не видел. Я умышленно разбросала на твоей позиции личные вещи и часть оружия, непригодного к использованию. Хотела создать видимость твоей гибели от разрыва гранаты. На базе я, как могла, перевязала тебя, напичкала лекарством. Понимала, что без медицинской помощи ты погибнешь, поэтому попросила о помощи нашего лидера.

— Он не отказал?

— Я ему дала денег.

— Ты богатая девушка?

— Сатуев с собой таскал в поясе много долларов, я забрала все триста пятьдесят тысяч. Сто тысяч отдала Масуду Барзани. Он нашел возможность перевезти нас сюда. Кстати, Центральный госпиталь он рекомендовал.

— Кто-то из моей группы уцелел?

— Когда собрали трупы бандитов, старейшина помог опознать твоих товарищей. Хасан погиб, ты был накрыт его разорванными осколками гранаты останками, а Махмуд, возможно выживет, если за ним прилетят русские. У него множественное осколочное ранение обеих ног, к счастью без переломов. Я помогала его перевязывать.

— А почему меня не оставили в селении?

— Я потребовала тебя забрать к нам.

— Зачем?

— Только, пожалуйста, не смейся.

— Не думал даже.

— Я влюбилась в тебя, как только увидела первый раз. Сердце мне сказало, что ты тот мужчина, которому я могу отдать всю себя, и мое решение одобрит Аллах.

— Поэтому ты считаешь меня своим мужчиной?

— Не только я так решила. Я была у нашей племенной ведуньи, тетушки Халиды. Она, не видя тебя ни разу, в точности описала твое лицо, фигуру. Указала, какие ранения ты получил. Посоветовала быстрее доставить тебя в хорошую больницу, иначе ты погибнешь, и я потеряю свою вторую половину души. Халида сказала, что ты сильный, победишь болезнь. Возьмешь меня в жены. Дети у нас будут здоровыми и очень красивыми, два мальчика и одна девочка. Я знаю тетушку с детства, ее пророчества всегда сбываются.

— Спорить со знающими людьми я не буду, им видней.

— Значит, ты меня не прогонишь, когда излечишься?

— Айгуль, я не злой демон, я не способен прогнать девушку, которая мне нравится. Расскажи о себе. Готов слушать твой звонкий голос, журчащий как хрустально-чистый горный ручей, бесконечно. И еще хочу сказать тебе, что… Что-то я потерял способность балагурить. Сам в это еще не могу поверить, но чувствую, что ты и есть та самая моя половинка. Будто всю жизнь мы были вместе, и я не хочу расставаться с тобой никогда. Извини, что нескладно, но все как-то сошлось в одну точку в мгновение, не могу осознать все случившееся. Знай: я рад, что всего меня осколками искромсало, готов еще раз пойти в такой бой, который приведет меня к тебе. Понимаешь?.

— Понимаю, мой хороший…

Немного помолчав, держа друг друга за руку, продолжили говорить, ведь нам так много нужно было рассказать друг другу, обо всей нашей прежней жизни, которую всю мы, не зная того, были рядом нашими душами.

— Рассказывать почти нечего. Мне двадцать четыре года. Родилась в Тикрите, это в Ираке. Маму звали Ясина, отца не видела никогда. Мама, умирая, сказала, что отец был русским офицером.

— Вот откуда у тебя знание русского языка?

— Нет, мама специально меня учила. В рядах нашего движения много русскоязычных бойцов. Я знаю английский, французский, и естественно арабский язык.

В школу пошла в Тикрите. В двенадцать лет вступила, по настоянию мамы, в партию «Демократический союз». С тех пор не выпускаю из рук оружие. Десять лет провела в рядах «Пешмерги» — это наши курдские военные силы. В этом году истек обязательный срок службы, никто меня удерживать не мог. Год назад окончила институт в Тикрите, по специальности — интегрированные компьютерные системы управления.

— Так ты говорила, что все время была в составе «Пешмерги».

— Одно другому не мешает. В институте я выполняла порученное задание.

— А как умерла твоя мама?

— Два года, как погибла под Алеппо, — упустив голову, грустно произнесла Айгуль. — Тогда много погибло наших. Мама командовала батальоном, а боевиков ИГИЛ было в разы больше. От полного разгрома батальон спасли русские, вызвав авиацию. Ты знаешь, а мама чувствовала, что погибнет. Накануне боя мы долго говорили, вспоминали мое детство. Мама никогда не говорила плохо о моем отце, всегда тепло о нем отзывалась. Когда я вынесла ее из боя с тяжелым ранением в грудь, последние слова были об отце. Мама сказала, что он достойный мужчина и русский офицер.

— Ты тоже во мне рассмотрела русского?

— В той куче крови и грязи рассмотришь! Мне сердце сказало, что ты мой. Русский ты или не русский мне все равно. Вот сейчас, когда избавила тебя от бороды, ты мне еще больше нравишься. Не заводи больше бороду, пожалуйста.

— Да как-то без нее все время обходился. И еще, Айгуль, тебе нужно отдыхать, не все время со мной сидеть, может, пойдешь в гостиницу, нормально поспишь.

— Нет, мой Влад, я не оставлю тебя одного, и это не ревность. Я чувствую, что когда мы находимся рядом, между нами укрепляется незримая связь. Думаю, мое присутствие поможет тебе в быстрейшем выздоровлении, а я лучше узнаю тебя. Иногда, взглянув на тебя, я ощущаю, как по телу растекается тепло, становится спокойно.

Следующее утро мы встретили в одной постели. Никаких греховных мыслей и действий, просто Айгуль уснула со мной рядом. Места на кровати клиники хватило с избытком.

Выздоравливал я действительно ударными темпами. Через две недели мне были показаны прогулки в парке, правда, сидя в кресле. Сидеть было не очень комфортно, раны на ягодице напоминали о себе болью и желанием почесать. Медленно заживает плечо. Нет, рана закрылась, воспаления нет, просто разорванные мышцы никак не желали восстанавливаться, поэтому общая подвижность левой руки пока ограничена.

Спустя три недели я расхаживал по парку, опираясь на костыль, естественно, под неусыпным наблюдением Айгуль. За время, проведенное рядом с девушкой, я, как мне кажется, влюбился в нее. Мне в ней нравилось все: улыбка, походка, движение рук и забота, которую она проявляла к своему мужчине. Айгуль готова была выполнить любую мою просьбу, такое вот восточное воспитание.

На днях я не удержался и позвонил отцу, одолжив телефон у Константина Владимировича.

— Влад, сынок, здравствуй, — радостно кричал в трубку отец, — мне сообщили, что ты погиб, выполняя важное задание. — Ты не представляешь, как я рад тебя слышать, слава Богу — ты жив. Господи, как я переживал. Что с тобой, как ты себя чувствуешь, где ты? Почему так долго молчал? Мы тебя уже мысленно похоронили и оплакали, сам понимаешь… Молодец, что дозвонился! Прямо от души отлегло, сейчас за твое здоровье выпью! Да, что там выпью — напьюсь от радости!