— Так я уже бабушка?

— Наша дочка прожила очень мало, умерла в младенчестве.

— Извини. Я тоже после возвращения и лечения больше не смогла иметь детей, по этой причине развелась со вторым мужем и больше ни с кем не решилась связать судьбу. Да, и когда все выяснилось с моим здоровьем, шла Вторая мировая война. Она, к сожалению, не обошла стороной нашу семью. Всеволод погиб в Испании, сражаясь в рядах интернациональной бригады. Владислав сгорел в самолете, защищая небо Франции. Стас дрался в рядах французских «маки», получил тяжелое ранение в грудь, еле выходили. Отец и Степан не воевали, они спасали бежавших из плена в Швейцарию русских солдат и офицеров. Всего я не знаю, но через какие-то подставные компании, отец отправлял людей в СССР кружным путем через Иран. У нас в замке в одно время находилось на лечении двадцать девять русских солдат. Мама, я и Лидия, на некоторое время переквалифицировались в сестер милосердия. Один раз немцы, чувствовавшие себя в Швейцарии как дома, попытались, напасть на замок, но получили достойный отпор. Арсенал, созданный в замке моим дедом, всегда содержался в образцовом порядке и в исправном состоянии. Жандармы целый день собирали трупы возле стен Тараспа. Замок, за весь период своего существования, ни разу не был взят противником, и в тот раз удалось доказать его неприступность.

Заговорила я тебя совсем. Ванечка, расскажи лучше о себе. Хотя, постой, Иван Константинов и Клаус Фишер, один и тот же человек. Ты не назвался своим именем, значит, тебе есть, что скрывать. Ванечка, ты шпион? — сказала фрау Вольф, невольно прикрыв рот ладошкой.

— Ну, зачем так категорично заявлять?

— Разве я не права? Тебя с детства воспитывал НКВД, он и дал тебе специальность в руки, к иному выводу я прийти не могу.

— Давай оставим эту тему. А где мой отец? И почему я ношу его фамилию, а не твою?

— Слава Богу, — фрау Вольф перекрестилась, — этот скот давно сдох у расстрельной стенки. — Поверь, Ванечка, я имею все основания так его называть. Он плодотворно «потрудился» на допросах. По его информации расстреляны и развеяны в лагерную пыль, не менее трех десятков, ни в чем не повинных людей. Пока сидела, в тюрьме была налажена работа внутренней почты. Добрые люди много сообщили нелестного об этом слизняке. А фамилию Константинов тебе записала умышленно, в России она довольно распространена, правда сейчас об этом сожалею. После войны направляли несколько запросов в отношении тебя. Находили кого угодно, но о тебе ни единой весточки. Честно сказать, я уже и не надеялась встретить тебя живым.

— Как видишь, выжил.

— Прости меня Ванечка, за все прости.

— Да я уже в душе давно тебя простил. А когда увидел на выставке, захотелось просто поговорить, узнать, почему я при живой матери рос сиротой.

— Теперь понял?

— Давно понял, сегодня просто убедился. Ты пыталась строить новую страну, а твоего ребенка воспитывали чужие люди. Нет, я тебя не осуждаю, в то время, да и сейчас многие приносят в жертву свои семьи ради великой идеи. Для себя сделал вывод, если хочешь хорошо служить стране, оставайся холостым и не привязывайся к кому-либо.

— Жить одному тяжело и сложно, человек должен жить в обществе себе подобных. От одиночества можно с ума сойти. Вот ты в СССР один, нет рядом никого из близких, кровных родственников. А в замке Тарасп они живут, и с радостью встретят своего родственника, тем более твой дед, на которого ты очень похож, еще при здоровье. Поехали в Швейцарию.

— Спасибо, но в другой раз. Не думай, что я отказываюсь от тебя, честно не могу.

— Значит, все же ты, Ванечка, шпион.

— Мама я обещаю, что побываю у тебя в гостях вместе с женой, но только не в этот раз.

— Когда тебя ждать?

— Я не знаю. Выпадет очередная командировка, тогда и приеду.

— Вот возьми, — фрау Вольф протянула молодому человеку визитку, — здесь указаны все телефоны, по которым сможешь меня найти.

— Спасибо. Извини за беспокойство, но я вынужден уйти.

— Ванечка, я о тебе расскажу всем нашим родственникам. Пусть твой дед порадуется, узнав, что его внук выжил.

Молодой человек давно покинул номер, а с глаз фрау Вольф, безостановочно текли слезы.

Наше время. Можайск, дача Говоркова.

— Извини, Влад, что вновь увожу тебя от Москвы за тридевять земель, — улыбался Николай Васильевич, разливая чай по чашкам, — но здесь я уверен, что у стен нет любопытных ушей.

— Надеюсь, здесь и любопытных глаз поменьше.

— С этим я соглашусь полностью. Ты пей чай, а то остынет. Я тем временем поведаю о своих изысканиях.

Покопавшись качественно в архиве твоего деда, я наткнулся на любопытный документ, вот возьми, посмотри.

Взял и смотрю, какие-то бессвязные фразы, много слов написано по-немецки, по-английски, прочесть невозможно.

— Николай Васильевич, эти письмена, больше похожи на бред умалишенного человека, — сказал я, возвращая листок Говоркову.

— Я аналогично подумал, впервые на него взглянув. Потом включил мозги. Твой дед никогда не общался, и не имел отношений с разного рода придурками и помешанными, и бесцельно этот лист бумаги он бы не хранил. Значит, в нем изложено что-то очень важное. Я утащил его домой, решив на досуге с ним разобраться. Разобраться помог случай.

У меня заместителем по инженерно-технической части трудится бывший начальник восьмого отдела УКГБ по Москве и Московской области Савинский Сергей Тихонович. Чтобы тебе было понятным, восьмой отдел занимался шифрованием. Так вот на одном из совещаний, вместо того, чтобы слушать, Сергей Тихонович, что-то чертил и писал на бумаге с задумчивым видом. Все ушли, в том числе и Савинский, а лист на столе остался. Полюбопытствовал, чем занимался мой подчиненный. Знаешь, чуть пятой точкой стул не развалил от удивления. На листике была написана и нарисована такая же белиберда, как и на листке из архива твоего деда. Короче, это специальный способ кодирования информации, он применялся еще в начале двадцатого века, и о его существовании многие забыли, в отличие от Сергея Тихоновича. Он научил меня им пользоваться, и мне удалось прочитать документ. Он изложен примерно так.

«Меня инструктировал Иволгин. Я должен доставить кейс в Страсбург, а потом в Париж. Недалеко от Страсбурга, у меня должны забрать кейс люди Иволгина. За это мне обещали деньги. Я не знаю, как попал в публичный дом. Кто на нас напал, я не видел, спал. Спросите Иволгина, он все знает.»

— Странный какой-то текст, — еще раз перечитав, сказал я.

— Согласен, странный. Человек отвечает подобно роботу, или находится под воздействием препарата.

— Если предположить, что автором слов является Сажин, то все выстраивается в логическую цепочку. И говорит он под действием наркотиков, которыми его кто-то накачал. Опрашивает Сажина дед, не зря же он шифровал его высказывание таким сложным образом.

— Тогда удиви меня, Влад, своими умозаключениями.

— Хочу сразу сказать, что услышанное вами — это мое предположение, документально оно не подтверждено.

КПСС хочет помочь арабским террористам в борьбе с Израилем. Обычно помогают оружием, продовольствием и амуницией. Тащить перечисленное через несколько границ сложно и хлопотно. Проще дать денег, чтобы необходимое вооружение и продовольствие «соратники» могли купить на месте. И надо дать денег много, чтобы «друзья» ни в чем себе не отказывали. Где-то в недрах ЦК КПСС такое решение рождается. Кстати, вы называли фамилию одного из секретарей ЦК, но этот уважаемый старикан, наверное, ничего нам не поведает. Ответственное лицо из ЦК загружает в кейс передаваемые ценности, их характер и объем мне неизвестны, но полагаю, что-то очень ценное. Мой дед, возглавляя отдел, занимается разработкой плана по безопасному перемещению ценностей во Францию. Подбираются надежные сотрудники во все группы, проводится их предварительная проверка и инструктаж. Все отправляются на исходные позиции. Мне не давала покоя связка Сажин-Иволгин. Прочтенный у вас текст помог мне все понять. Эти два деятеля, видя, что государство разваливается, партия теряет ведущие позиции, затеяли свою игру, проще говоря, решили украсть кейс с ценностями. Помните фразу — «Недалеко от Страсбурга, у меня должны забрать кейс люди Иволгина». Полагаю, никаких денег Сажин бы не получил, в лучшем случае пулю в лоб. Лишние свидетели Иволгину не нужны. Он бы и остальных участников операции прикончил, не своими руками, естественно. Все шло строго по плану до Мюнхена. Там случилась какая-то накладка. Возможно сотрудник ЦК, загружавший кейс, заподозрил Иволгина в намерениях присвоения ценностей, сообщил кому-то. И этот кто-то, сработал очень чисто, никаких улик не оставил и ценности похитил. Почти тридцать лет Сажин их пытается найти, Иволгин его подгоняет. Не зря же депутат Государственной Думы через день появляется в нашем здании, я осторожно наводил справки.

— Молодец, все разложил по полочкам. Я тоже пришел к подобным выводам. А помогла мне в этом беседа с «коммунистическим профессором», как ты его называешь. Профессор рассказал мне, что в 1989 году в отдел хранения материальных ценностей и взносов, приняли молодого сотрудника — Радионова Петра Львовича. В ЦК поговаривали, что Радионов, приходится родственником Романову, Члену Политбюро ЦК КПСС. Правда или нет, не знаю, но профессор подчеркнул, что с момента прихода в ЦК Радионов поддерживал отношения с Иволгиным Сергеем Архиповичем, несмотря на разницу в возрасте. Основой для товарищеских отношений был футбол, а конкретней — они болели за команду «Спартак» (Москва).

Я поинтересовался Радионовым. Оказалось, что после развала Союза он пристроился на работу в «Газпром». Пятнадцать лет проработал в Германии в представительстве «Газпрома», занял кресло заместителя начальника финансового отдела. Потом вернулся в Россию. Зарегистрировал небольшое предприятие, занимающееся добычей «белого камня» в Домодедовском карьере. Предприятие приносит ему стабильный и неплохой доход, так как «белый камень» востребован при возведении особняков местной элиты, а также в строительстве культовых сооружений православной церкви по древним технологиям. Женой и детьми не обзавелся.