Nicols Nicolson - Да, и в наше время нашлись люди!

— Это почему?

— Потому, что у фактурных воинов, моего типа, из-за бруствера мускулы выглядывают, тем самым демаскируя позицию.

— Ха-ха, ну, вы и выдали, курсант, — хлопал себя по бокам подполковник, и откровенно ржал. — Ваши предложения.

— Егора замаскируем под бомжа, посадим на паперти, поработает тайником.

— Сам бомжуй, — возмутился Стратонов.

— Нет, Егор, я буду на себя отвлекать внимание наружки. Вот Васька Федоровский тебе принесет послание, а Гришка Блинков его изымет.

— А чего это ты, Влад, раскомандовался? — возмутился Егор. — Тебя никто начальником десятки не ставил, у нас есть офицер — руководитель, пусть он решает, у него больше опыта в этом деле.

— Стратонов, вы неправы, — поднял предостерегающе руку Трегубов, — вы должны научиться самостоятельно принимать решения, а не заглядывать в рот начальнику. — Давать свои предложения, отстаивать свое мнение. Вот Головко предложил оригинальное решение, а вы ударились в дискуссию, и все время тычете в меня пальцем. Добрый дядя — преподаватель не будет рядом с вами сидеть по месту службы. Учитесь самостоятельности, пока это возможно.

Три часа потратили на прорисовку схем, распределение ролей, отработку сигналов и способов связи без мобильных телефонов, и телефонов вообще. Стратонов так и не согласился исполнить роль бомжа, предубеждение у человека, ничего не поделаешь. А Сергей Мальцев согласился, я ему помогал освоить способ нанесения морщин на лицо и руки, с использованием жидкого латекса. Мы даже испробовали формирование на лице разнообразных рубцов, ран и нарывов. Честно скажу, отвратительное зрелище, представляю, как удивятся завсегдатаи возле храма. Одним словом готовились к проведению учений основательно. Естественно, нам помощь оказывали все преподаватели центра, но в наш фокус с «живым тайником» мы никого, кроме Трегубова не посвящали.

Все предыдущие задания наша десятка отработала без сбоев, сегодня последнее — закладка и изъятие информации из тайника. Для наших оппонентов мы сообщили только участок улицы Строителей, где будем осуществлять наши действия. Кстати, храм также находился на этом отрезке улице. В положенное время, наш «бомж» скрытно от всех занял место на паперти церкви. Удивительно, но никто из постоянных «обитателей» не возмутился.

Неспеша я шел по улице. Две пары пешего наружного наблюдения я выявил и не старался сбросить их. Наоборот, демонстрировал им подготовку к закладке тайника. Однозначно «наружка» проводила видеофиксацию всех моих телодвижений. Пусть фиксируют, мне главное стянуть на себя внимания максимального числа курсантов-оппонентов, чтобы Васька Федоровский мог беспрепятственно положить закладку в тайник, а Блинков — ее забрать.

Подойдя к подъезду девятиэтажного дома, я быстро зашел в него, и пройдя насквозь (он был проходным), вышел с обратной стороны дома. Секунд через пять услышал топот множества ног и команду:

— Оставайтесь на месте и медленно поднимите руки, так, чтобы раскрытые ладони было хорошо видно.

— Извините ребята, — спокойно ответил я, — если подниму обе руки, то обязательно замочу штаны, очень писать захотелось. — Закончу, обязательно подниму.

«Наружка» окружила меня со всех сторон, а я продолжил свое «мокрое» дело.

— Теперь я весь в вашем распоряжении, — застегнул молнию брюк и поднял руки.

Четверо, по паре человек, уцепились в руки, а еще четверо подхватили под ноги, и не говоря ни слова, понесли через подъезд к припаркованному микроавтобусу. В салоне мне одели наручники, а на голову матерчатый непрозрачный мешок. Везли недолго, минут пять, значит, на территорию центра доставили.

Два часа проводили личный обыск, тщательно рассматривая каждую деталь одежды. Я стоял в аудитории полностью голым, даже трусы забрали на исследование. Их старший — Витька Петрыкин предлагал пригласить проктолога, чтобы убедиться в отсутствии закладки в определенном месте. Ну, не дебил ли!? Как бы я ее мог быстро извлечь оттуда в случае необходимости или спрятать что-нибудь габаритное?

Спустя еще час в аудитории появился посредник и сообщил, что тайниковая операция нашей десятки успешно завершена два часа назад.

— Ты, козел, Влад, не мог сказать, что зря теряем время? — орал Петрыкин. — Стоишь тут, рожу корчишь, сейчас врежу по причиндалам, ухмылочка враз слетит.

Сделать Витька ничего не успел — в бессознательном состоянии даже великие мастера — рукопашники бой вести не в состоянии. На Витьку я не обижаюсь, эмоции его захлестнули, но и бить себя я никому не позволю, да еще обзывать. Проигрывать тоже надо уметь. Дернувшихся было его товарищей, предупредил, что лазарет центра всех пострадавших не примет и до выпускных экзаменов все выздороветь не успеют. Думаете, это было бахвальство с моей стороны? Отнюдь. Инструктор Митрохин, как и обещал, сделал из моей груды костей и мяса отлично тренированного бойца. Груды кирпичей я не крошил кулаками, но черенок лопаты одним ударом ломал, словно спичку, с очень приличной скоростью. Обычно в спарринг мне Митрохин выделял двух соперников, с одним я расправлялся быстро. Первенство центра по рукопашному бою я выиграл.

— Головко, вы поступили очень жестко со своим товарищем, — распекал меня начальник центра генерал-майор Мудрик Иван Савельевич. — Вы — лучший курсант, спокойный, уравновешенный, и вдруг пустили в ход кулаки.

— Я не мог бросить Петрыкину в лицо перчатку за нанесенное оскорбление в виду отсутствия таковой, да и дуэли уставом не предусмотрены. Нужно следить за своим языком, я не давал ему повода для причисления меня к животным.

— Понимаю, но можно было, как-то мягче сгладить конфликт.

— Человек, не умеющий совладать с эмоциями и оскорбляющий своих товарищей, не может понять добрых слов.

— А вы контролировали свои эмоции?

— Да. В противном случае, я бы ударил кулаком, а не раскрытой ладонью. Тогда бы последствия были бы иными.

— Вы ударили раскрытой ладонью?

— Да. Можно сказать, отвесил оплеуху в ухо.

— А если бы ударили кулаком?

— Виктор не успел наговорить лишнего, и я, таким образом, предотвратил развитие конфликта. Если бы я бил в полную силу, то могли наступить более тяжелые последствия.

— Легкое сотрясения мозга, по-вашему, легкие последствия?

— Да. На будущее будет думать, что и где говорить, а если не поймет, то кто-то отобьет ему бестолковку всерьез.

— Значит, извиняться перед Петрыкиным вы не намерены?

— Не намерен, а его извинения могу принять.

— А если он подаст рапорт?

— Что он в нем напишет? За свой длинный язык получил оплеуху, от которой сомлел, как девчонка. Над ним весь центр смеяться будет, и на новом месте службы могут подтрунивать. Думаю, Петрыкин ничего писать не будет, но зуб на меня заимеет.

— Как у вас, Головко, все просто. Тогда я своей властью, лишаю вас увольнения в город до окончания учебы. Прошу больше не вступать в конфликт с Петрыкиным и его товарищами.

— Есть, товарищ генерал — майор.

— Идите, я вас больше не задерживаю.

Вернулся в свою комнату, и тут же попал в руки Егора. Он восхитился моим поступком, сказал, что за такие слова нужно бить морду основательно, а не хлестать по щекам. Разубеждать товарища не стал.

Помывшись, прилег на кровать, решил провести анализ случившегося, и спрогнозировать возможные последствия. Витька, если судить объективно — не прав по всем статьям. Нельзя оскорблять сослуживцев словом и намереваться нанести увечья действием. Он перешел невидимую грань — это не красит сотрудника СВР. Я тоже хорош. Мог бы просто оттолкнуть этого щегла, как назойливую муху. Но тогда бы сослуживцы Виктора могли бы посчитать меня слабаком, а мне это совершенно не надо. В общем Петрыкин получил по заслугам, а полезет вновь, огребет в большем объеме. Чем мне это грозит? Думаю, ничем. Генерал-майор Мудрик не станет докладывать «наверх», это ему не выгодно. А если доложит, то у меня есть «крыша» — Сажин. Полагаю, он вступится за своего протеже. Делаю вывод: ничего мне не грозит. К таким выводам я пришел после разговора с генералом, а за ужином конфликт имел продолжение.

Мы всем десятком сидели за одним столом — ужинали и делились впечатлениями о ходе учений. К нам подошел Виктор Петрыкин в сопровождении двух своих товарищей.

— Что расселся, бугай, жрешь кашу в два горла? — зло глядя на меня сказал курсант. — Думаешь, все закончилось? Для тебя все только начинается. Теперь ходи по центру и оглядывайся, чтобы случайно на голову не упал кирпич.

— Витя, это кому ты говоришь? — с улыбкой спросил я. — Нас за столом десять человек. Конкретизируй претензии, если они у тебя есть.

— Головко, не надо прикидываться дурачком, сказанное адресовано тебе.

— Глупый ты глупы, Витя. В присутствии более десяти человек пытаешься угрожать мне убийством, ай, как не хорошо может получиться. В уголовном кодексе статья за такие слова предусмотрена. Лучше иди за свой стол, покушай, успокойся. Наличие пищи в желудке, способствует оттоку крови из головы, авось у тебя наступит просветление, и ты поймешь, что угрожать своим коллегам не надо.

— Ты, падла, будешь меня учить, что мне делать и чего не делать, — кипятился Виктор, — да я тебя сейчас на куски покромсаю. Петрыкин выхватил из кармана небольшой охотничий нож.

— Спрячь ножичек, Витя, порежешься, а в лазарете только дежурный фельдшер, — спокойно сказал я, поднимаясь из-за стола. — А еще, я очень не люблю, когда у меня перед лицом железками машут.

— Мне все равно, что ты любишь, — проорал Петрыкин, кинувшись в мою сторону, удобно перехватив нож.