— Ты уже почти год у нас, Дерия, но до сих пор я знаю о тебе не больше того, что могу видеть. То, что у тебя хороший стиль, что ты любишь красивую обувь, — но все это на поверхности. У меня такое чувство, что ты себя чувствуешь пятым колесом в телеге, и я бы с удовольствием все это изменила, но я просто не знаю как.

Дерия продолжает полировать бокал, хотя он уже давно безукоризненно блестит:

— Я просто такая, немного сдержанная. Разве это плохо?

— Но ты ведь сама от этого несчастлива, — возражает Симона.

Это констатация факта, а не вопрос. В голове Дерии упрямство снимает оружие с предохранителя и хочет выстрелить чем-то острым в ответ. Она с трудом берет себя в руки и даже не знает почему. Потому что Симона хочет как лучше? Потому что она, может быть, права?

В конце концов она преодолевает себя и заставляет себя улыбнуться, отчего становится больно:

— Просто невозможно сразу изменить свои взгляды.

— Но ты могла бы хотя бы попытаться и чуть-чуть приоткрыться.

— Ну ладно, — говорит Дерия и в тот же момент решает уволиться. — Что ты хочешь знать обо мне?

— Давай начнем с того, что ты мне расскажешь, где купила свою прекрасную сумочку.

Сумочка была подарком. Роберт когда-то привез ей сумочку из Парижа, а теперь, когда Симона упоминает эту сумку, Дерии приходит на ум, насколько не к месту она продолжает носить ее. Она никогда об этом не задумывалась.

— Она правда тебе нравится? Хочешь, она будет твоей? Я тебе ее подарю.

Маленькая морщина образуется между бровями Симоны.

— Собственно… я просто хотела непринужденно побеседовать с тобой.

Дерия кивает. Естественно. Она все еще полирует бокал и не решается отставить его в сторону, потому что ее руки внезапно начинают дрожать. Симоне не нравится сумка, может быть, она считает ее ужасной. Ее просто захотелось поболтать о разных неважных вещах.

Значит, Дерия еще раз выставила себя на посмешище и доказала, насколько она не способна к общению, насколько ее утомляет повседневность. Ей точно придется уволиться.

После такого решения она чувствует себя лучше. Симона может думать о ней все, что хочет, но скоро ей больше не придется стоять напротив нее, уже совсем скоро.

— Извини, — опять фальшивая улыбка. — Мой бывший муж купил мне эту сумку. Он привез ее из Франции, как мне кажется. Я бы спросила его, но мы недавно развелись, и контакт с ним…затруднен.

— Ой! Как неловко с моей стороны. Извини.

Достойно восхищения то, как считает Симона, что она легко умеет выйти из неудобной ситуации.

— Да не стоит.

Симона на какое-то мгновение кажется смущенной:

— Ах, тут я только вспомнила, что сегодня перед обедом здесь был какой-то мужчина и спрашивал о тебе. Он был где-то за полчаса до твоего прихода. Я хотела сказать тебе еще раньше, но забыла. Сорри.

— Мужчина? — Дерию охватывает озноб. — Что за мужчина, как он выглядел?

«Это преследователь», — проносится у нее в голове. Она смотрит на большие окна и почти уверена, что где-нибудь увидит его силуэт. Но ничего не видно.

Симона наклоняет голову:

— Он выглядел очень приятно. По-настоящему хорошо.

«Хорошо», — думает Дерия. Значит, худой и высокий. Это мог быть и ее преследователь.

— А что точно он сказал?

Волнение Дерии, казалось, испугало Симону:

— Он просто спросил, тут ты или нет.

— Он назвал мою фамилию? Он знал, как меня зовут?

— Да. Он знал и твое имя, и фамилию. Он зашел и очень вежливо сказал: «Добрый день, вы можете мне сказать, работает ли у вас Дерия Витт?», а я сказала: «Да, но она придет только через полчаса».

Дерия кусает губы. Кто же это мог быть?

— А он спросил, когда я заканчиваю работу, или нет? И ты его сегодня уже больше не видела?

— Ни то, ни другое. Нет. Но чего ты так разволновалась? Ты очень побледнела. Ты думаешь, что это был твой бывший муж?

Представить себе это оказывается не лучше, чем то, что преследователь мог узнать ее фамилию:

— Не знаю. Может быть.

И снова ее взгляд скользит по окнам. Пока что еще не стемнело, лишь смеркается. Однако, когда закончится ее смена, на улице уже будет темно и ей придется идти пешком домой, не зная, не спрятался ли он за одним из углов и не наблюдает ли за ней.

— Симона, послушай. Посетителей не так уж много. Как ты думаешь, я могу тебя оставить тут одну и уйти? Это всего лишь час, а я у меня уже несколько сверхурочных часов.

Симона опирается на один из стульев за прилавком и скрещивает руки на груди:

— Да просто какой-то мужчина спросил о тебе. Это не причина, чтобы сразу же убегать.

Ну нет, это уже причина.

— Нет, конечно нет. Но если это был мой бывший муж, я должна это выяснить.

Она заговорщически понижает голос:

— Ему суд предписал определенные условия, понимаешь?

Это ложь, но она срабатывает, потому что это именно то, что хочет услышать Симона.

Симона поспешно кивает:

— О, я понимаю. Вот задница! Да, конечно, тогда на сегодня заканчивай работу. И говори, если тебе когда-нибудь что-то понадобится.

Дерии не нужно раздумывать, есть ли у нее лишние деньги, она заказывает такси. Едва добравшись домой, она звонит в REWE[1] и говорит, что заболела.

В кафе она может сказать об этом завтра, а сейчас она разыскивает нужный номер телефона. При этом она в своем карманном календарике находит данные Ханны Зайдель, ее врача. Во время развода она регулярно посещала ее, но теперь, поскольку она живет одна, уже давно у нее не была. Может быть, нужно поговорить с ней об этом преследователе? О ситуации с коллегами у Тони и… о Якобе.

Прежде чем надолго задуматься, она набирает номер. И только собирается положить трубку, как Ханна подходит к телефону. Краткими фразами Дерия описывает ей, что с ней случилось. Собственные слова беспокоят ее, заставляют руки дрожать, несмотря на то, что она стирает пыль с комода, хотя на нем нет ни пылинки.

— Естественно, мы можем встретиться, — говорит Ханна Зайдель своим обычным спокойным уравновешенным голосом, да так, что Дерия невольно вспоминает свою седую бабушку с вязанием на коленях, хотя Ханне нет даже сорока лет и у нее огненно-рыжие волосы, а пестрыми платьями она напоминает повзрослевшую Пеппи Длинныйчулок. — Вы звоните в нужный момент. Только что одна из моих клиенток перенесла визит, поэтому завтра после обеда у меня найдется время для вас. Встретимся в парке, как всегда?

Дерия невольно улыбается. Значит, даже зимой Ханна остается верной своим необычным привычкам и ведет собеседования под открытым небом.

— С большим удовольствием. Замечательно, что вы так быстро все устроили.

— Для вас — всегда, Дерия.

Следует пауза, а Дерия уверена, что Ханна сейчас думает о том, спросить ли о ее новом романе. Она всегда об этом спрашивала, всегда. От «Зеркальных капель» Ханна была в полном восторге, поэтому она с нетерпением ждет появления второй книги Дерии. Когда книга была издана, она посчитала ее очень милой.

И с тех пор Ханна спрашивает ее о следующей книге, всегда. Однако Дерия до сих пор вынуждена разочаровывать ее.

— До завтра, — говорит Ханна, а Дерия ждет, пока та положит трубку.

Затем она тихо говорит:

— Мне очень жаль.

Потому что Дерия постепенно уже готова к тому, чтобы признаться самой себе, что новой книги не будет. Никогда.

После обеда стало свежо, поднялся ветер, но было солнечно. Дерия только что купила новое теплое пальто, большой шарф, две пары перчаток и несколько шапочек и как раз вовремя входит в банк. Ей кажется, что за ней кто-то наблюдает. Не столько тот мужчина — теперь она думает, что он не целенаправленно преследовал именно ее, а просто случайно погнался за первой попавшейся женщиной. Ей просто не повезло. Однако официально она сейчас больна и лежит в постели — поэтому лучше не попадаться коллегам на глаза во время покупок или в парке.

Она встречает Ханну, как всегда, на скамейке у пруда, где та наблюдает за детьми, которые кормят уток и лебедей.

— Странно, — говорит Ханна словно про себя. — Присаживайтесь. — Она ожидает, пока Дерия поставит свои пакеты и усядется рядом с ней на скамейке. — Вы так не находите? Мы — взрослые женщины и называем себя защитницами животных, не так ли? Разве вы не были вегетарианкой?

— Правильно, — говорит Дерия. Удивительно, что Ханна еще до сих пор помнит об этом.

— Я за это время стала веганкой, — говорит Ханна. Она все еще носит на ленточке на шее обрамленную золотом звезду из стекла, точно так же, как и раньше. — И я знаю, что для животных и для экологической системы пруда довольно большая катастрофа, когда уток кормят остатками хлеба. И все равно мне не хочется подойти к детям и сказать им об этом. Я не хочу лишать их радости, вы это понимаете? При этом пара мгновений радости все же не является большой ценой за здоровье уток, а вы как думаете, Дерия?

Дерия не уверена, что они действительно говорят об утках, детях и хлебе. С Ханной она никогда не уверена, о чем они, собственно, говорят. Это состояние нравится ей, потому что оно оставляет некоторые пути, даже бесконечные возможности, когда можно сказать «я имела в виду иное». В общем, путь для отхода.

— Может быть, и нет, — говорит она. — Но, может быть, из этих нескольких моментов радости вырастет нечто иное. Может быть, что эти дети позже станут защитниками природы, потому что у них сохранятся такие прекрасные воспоминания об утках, которым они сейчас бросают хлеб.

Ханна смотрит мимо детей и мимо уток. Один лебедь держится на большом расстоянии от других плавающих птиц. Дерии он кажется жирным, может быть, он пресыщен и уже не хочет видеть этот проклятый хлеб.