Сейчас, она была единственным, в моей жалкой жизни, чего я хотел. Единственное, что я никогда не смогу иметь.

Без сомнения, пришло время уезжать. Ради всего хорошего. Но я никогда не утверждал, что не был дураком, и хотел получить еще немного.

Заставив себя подняться, я взобрался на высокую стену и перепрыгнул на другую сторону. Тяжело приземлившись, я заворчал. Почти весь комплекс спал, и, пересекая парковку, я поднял лицо к душному воздуху и глубоко вдохнул.

Я мог чувствовать, как тревога заполняла воздух, темная энергия, которая окутывала меня, требовала, чтобы я вернулся в небытие, где находился.

Но бл*дь, я хотел не этого.

Поднявшись по лестнице, я вошел в тихую квартиру. Дверь в комнату Кристофера была настежь открыта.

Успокоив дрожь в ногах, я прокрался по квартире. Остановившись у двери Эли, попытался сконцентрироваться на чувствах, которые действительно испытывал.

Когда я первый раз пришел сюда, я чувствовал только злость.

Сегодня, я чувствовал только чертову печаль.

И я знал, это была она.

Она.

Повернув ручку, я прокрался внутрь ее комнаты.

Ночь просачивалась в окно, играя тенями на стене. Эли лежала, развалившись по всей кровати, ее тело было слегка повернуто. На ней были маленькие кружевные трусики и соответствующий белый топик. Темные, густые волосы сбились в кучу, длинными прядями спускаясь вниз.

И ее лицо...

Я потер свою грудь.

Она была так красива, и эта красота ранила. Так чертовски сексуальна, прекрасна и хороша. Как сияющий свет во мраке, который освещал во мне что-то, что уже так давно было мертво.

Заперев за собой дверь, тихо пересек комнату, чтобы не разбудить ее. Я просто смотрел на нее, пока медленно раздевался до трусов.

Мне нужно почувствовать ее.

Боже.

Мне нужно почувствовать ее.

Кровать прогнулась, когда я медленно опустился позади нее и притянул в свои объятия. Облегчение волнами затопило меня, как если бы я мог вынырнуть на несколько минут на воздух.

С ее губ сорвался довольный вдох, а щека устроилась на моей груди.

— Джаред, — с облегчением выдохнула она. Нежные пальчики проползли через грудную клетку, пока не сцепились на противоположной стороне.

Я глубоко вдохнул, запоминая совершенство, что держал в своих руках. Она уничтожит меня таким образом, которым я никогда не должен был ей позволять. Последний месяц был как чертов сон, которому я должен был дать шанс на жизнь.

Притянув ее к себе, я зарылся носом в ее волосы.

Но это было всего лишь…

Мечтой.

Я не могу иметь этого.

Эли приподнялась на локтях и искрение, зеленые глаза открылись.

— Я беспокоилась за тебя, — ее голос скрипел, пока она искала мое лицо в сумерках комнаты. — Я пыталась дозвониться до тебя.

С силой моргнув, я пытался избежать той боли, с которой не знал, как справиться.

— Я ненавижу, что ты переживаешь за меня, — я посмотрел на нее, зная, что это одновременно ложь и истинная правда.

Эли прильнула к сгибу моей руки. В ее тепле, невозможно было не найти комфорт. В течение нескольких секунд, она прижимала меня к себе, путешествуя мягкими пальцами по голой груди. Казалось, что она колебалась, прежде чем медленно поднялась на руки и колени, оседлав меня. Она просто повисла надо мной, смотря на меня так, как будто я значил для нее так много. Когда она на меня так смотрела, то видела вещи, которые не должна была видеть.

Я имею в виду, черт, да я точно знал, что она видела. Я знал это. Я знал, что она видела те вещи, которых там не было в действительности.

Глядя мне в глаза, она медленно опускалась вниз до тех пор, пока не коснулась губами розы, в центре моей груди.

— Ты скучаешь по ней, — прошептала она.

Я хрипло задышал, когда ее слова ударили меня. Мое сердце сжалось, так чертовски сильно, и я пытался дышать через боль, сковавшую грудную клетку. Воспоминания, которые я весь день блокировал, нахлынули на меня. Эли разрушила все барьеры, которые я так чертовски старался удержать на месте.

Спусковой крючок, и я был бессилен против него.

Я подумал, может, мне стоило разозлиться на нее за то, что сказала что-то до смешного очевидное. Но я не мог. Потому что в ее словах было все, что я хранил втайне. Это была не жалость, или какая-то, бл*дь, слабая попытка сочувствия, которую я даже не нуждался.

Эли понимала.

Сжав ее волосы в кулак, я притянул ее ближе, потому что мне нужно было видеть ее.

Я нуждался в ней. Каждую чертову секунду, каждого чертового дня.

Страх накрыл меня с головой. В горле пересохло, но слова, что мучили годами, искали свободу. Я не мог остановить себя от разговора, рассказать Эли, потому что нуждался в этом:

— У меня нет права, Эли, но я скучаю. Я так по ней скучаю. Я бы сделал все... отдал все... чтобы вернуть все назад.

Печаль омрачила ее лицо, и я ненавидел, что был этому причиной. Я так много раз предупреждал, что ей не нужно мое дерьмо. Что мне нечего дать взамен, я только беру. А я, бл*дь, брал, брал и брал.

И я снова здесь, разрушаю что-то хорошее.

Когда я остановлюсь?

Меня переполняли эмоции: вина, злость, страх.

Эли опустилась вниз и снова поцеловала розу. Стиснув зубы, мои руки, как тиски, сжались в ее волосах, пока она ласкала след моего греха, полностью скрыв его своим ртом и дыханием, осыпая меня всем, чего я не заслуживал.

Приподнявшись, в ее глазах блестели невыплаканные слезы.

— Я здесь для тебя, Джаред. Ты знаешь это, правда... Ты можешь поговорить со мной. Можешь рассказать мне, — бубнила она, почти не переставая. — Пожалуйста, поговори со мной.

Я зажмурил глаза. Видения замелькали.

Эли взяла мое лицо, заставляя посмотреть на нее.

— Все хорошо... Ты можешь доверять мне.

Я не мог отвести взгляд от глаз, что смотрели на меня так пристально, как будто она действительно верила, что так может быть.

Потому что это не было, черт возьми, хорошо.

В этом всегда была проблема с Эли. С ней я всегда притворялся. Притворялся, что это нормально — ощущать все таким образом, притворялся, что это нормально, так сильно заботясь о ней. Притворялся, что, возможно, однажды, все это действительно станет нормально.

И я, бл*дь, не мог остановиться.

Она коснулась своими губами моих.

— Поговори со мной… пожалуйста, Джаред... я здесь.

Схватив ее немного сильнее, я быстро облизал губы, мой голос был резким:

— Я был таким безответственным, Эли... чертовки безответственным. Глупый ребенок-панк.

Как те придурки, которых я бил в тюрьме, потому что они были не благодарны за то, что имели.

Безмозглый.

Позорный.

Непростительный.

Эта ненависть вспыхнула, нанося удары, как этого требовал мой дух.

Глубоко внутри, ревели системы предупреждения, которые никогда не умолкали. Они кричали на меня закрыть свой рот, прежде чем будет слишком поздно. Прежде чем я не смогу взять слова обратно.

Но с Эли уже было слишком поздно.

Закрыв глаза, я заговорил:

— Я был так взволнован этим утром. — Мое тело дернулось, когда я полностью погрузился в воспоминания. Я так долго был подавлен. Это своего рода шокировало, как я все еще мог помнить в точности то, что чувствовал. Но после стольких лет, это было здесь, как вопиющее напоминание, что у обещаний, которые я дал, нет никаких шансов. — Я думал, что я на вершине мира.

Подняв подбородок, я увидел ожидающие глаза Эли. Они просто смотрели на меня, понимая слишком сильно. Протянув руку, я соединил себя с Эли, намотав на палец прядь ее волос. Я сконцентрировался на движении, как будто держа Эли таким образом, я смогу удержать ее, и она не ускользнет.

— Я помню, как в то утро, она стояла позади меня, когда я готовился к школе перед зеркалом. Она обняла меня за талию и сказала, что не имеет значения, насколько я становлюсь старше, я всегда буду ее малышом. За неделю до того, как мне исполнилось шестнадцать, когда бы я ни заходил в комнату, она бросала свое занятия, что бы ни делала, чтобы осмотреть меня. Ее взгляд блуждал по мне так, как будто она видела что-то, что исчезает. Она просто продолжала говорить, что не может поверить, как быстро прошло время.

И я никогда не предполагал, что время стремится к концу.

Мой тон стал суровее.

— Она забрала меня из школы, в этой чертовой машине, которую отец пообещал мне, если я получу хорошие оценки и не буду попадать в неприятности.

Слюна скопилась в задней части моего горла. Тяжело сглотнув, мой лоб наморщился, когда я потерялся в том дне.

— Она везла меня, всю дорогу рассказывая истории. — Я вздрогнул, вспомнив, каким мягким и нежным был ее голос. — Через ветровое стекло, она продолжала смотреть на небо. У нее был этот взгляд на лице, Эли... как будто она была немного расстроена. Она сказала, что день чувствовался почти таким же, как и тот день, когда я родился. Что небо было голубым, а воздух холодным.

Я так отчетливо это помнил.

— Я была так взволнована твоим рождением, — сказала она, ее темные глаза были полны любви. — Я продолжала думать, что ты родишься рано, потому что я была огромной. — Она рассмеялась, послав мне знающую улыбку. — Но твоя бабушка сказала мне не беспокоиться, что я узнаю, когда придет время. Мы с твоим отцом сидели снаружи, когда я почувствовала тебя, и я знала, что в это день встречусь с тобой. Такое чувство, что это было вчера.

Из легких вырывались хриплые вдохи. Пальцы Эли дрожали на моей челюсти, ее прикосновения ошеломляли посреди слабости, охватившей мой дух.

— Она повезла меня на мой экзамен по вождению. И я вышел из здания со своими правами, думая, что я самый крутой чувак в мире.

Отвращение закипало под кожей. Опаляющее. Сжигающее. Очерняющее.

— Она бросила мне ключи и сказала: «Я думаю, что это принадлежит тебе». — Я почти усмехнулся. Я никогда не забуду гордость, звучавшую в ее голосе.