Ксюша Левина - Чёртов мажор

Они, конечно, решили, что всё не так, как было на самом деле — всё выглядело максимально ужасно. Конечно, мы не святые и… ладно. Твоя мать откопала моего отца и сказала, что его дочь соблазнила её сына. Эти двое тут же выехали и встретились у твоего дома. Вуаля, мы собрали родительское комбо.

Твоя мать сидела, сложив руки на коленях, мой отец стоял посреди комнаты, скрестив на груди руки. Ты привёл себя в порядок, вежливо попросив дать минутку передышки, и снова выглядел великолепно. Пока мы стояли и оттирали с лиц помаду с открытой дверью в ванну — видимо, родители боялись, что мы быстренько успеем потрахаться — шипели друг на друга “Это ты виноват!” и “Нет, это ты!”. Мда… Оба, милый, мы оба были виноваты.

Мы сели на стулья напротив твоей матери, и папенька соблаговолил сесть рядом с ней. Теперь это была настоящая очная ставка.

 — Я… — начал отец, но договорить не смог. Побледнел.

Я встала, нашла в холодильнике бутылочку минералки и как-то сходу наткнулась на стакан. Со стороны смотрелось, будто я тут уже была… А на деле просто помнила, где у тебя вода, потому что сама недавно брала бутылку.

 — Ты прямо освоилась, — прошипела Софья Марковна, папа побледнел ещё больше, я закашлялась, а ты… закинул ногу на ногу и самоуверенно посмотрел на мать.

 — Ну конечно, мам. У нас всё серьёзно, ты же слышала Нелю.

 — Что?! — взревел отец.

Больше всего на свете, без шуток, он боялся моего залёта. Я нисколько не сомневаюсь, что тогда он был на грани сердечного приступа. Это был настолько напряжённый и дебильный момент, что, будь моя воля, я вернулась бы и всё отмотала. Пришибла бы тебя за миг до поцелуя, лишь бы ты не говорил того, что сказал.

 — Неля беременна, и мы хотим пожениться.

Твоя улыбка не спасла. Отец ринулся к тебе, Софья Марковна почему-то тоже. Я завизжала и встала между всеми вами, хотела разнять, но ты взял меня за талию, прижал к себе и развернулся спиной к моему папеньке, будто хотел меня укрыть.

 — Ты чего? — шепнула я.

 — Хрен знает, — шепнул ты.

Папенька кричал, пока не покраснел, потом снова побледнел. От воды отказался.

 — Папенька! Вы переходите все границы, я взрослая! — заявила я и чуть леща не схлопотала.

Но папенька бы так не поступил. Он поступил хуже.  Отряхнул руки, будто они были перепачканы и… вышел из квартиры.

 — Придурок, — крикнула я тебе в лицо, толкнула в грудь и бросилась бежать за отцом.

Только он уже сел в машину и уехал. Я смотрела, как пылит, покидая двор, папенькина тачка. Из припаркованного «мерса» вышел уже твой папенька, подошёл ко мне, глядя свысока. Смотрел он не как ты, это был премерзкий ужасный взгляд человека, готового ударом раздавить букашку.

 — Бабки? — просто спросил он.

 — В жопу себе засуньте, я буду рожать, — мстительно прошипела я, чтобы вогнать в крышку твоего гроба последний гвоздь.

 — Сука, — ответил твой отец, но я уже шла на остановку, обняв себя руками — неожиданно стало очень холодно…

* * *

 — Пап! Папа! — кричала я и бросала камешки в окно его комнаты. — Пап, блин! Да не буду я самовыпилом заниматься! Пап! Не бросишь же ты меня тут на улице?

 — Наркома-а-анка! — завыла бабка со второго этажа.

 — Спасибо, что сообщили! — съязвила я.

 — Сейчас ментов вызову!

 — Пап! Меня менты сейчас заберут! Ау!

 — Наглая! Бестактная девчонка! — завыла другая бабка.

 — А вам-то что?!

 — Ночь на дворе! Чего орёшь?! — третья бабка.

 — А это концерт по заявкам! — ответила я. — И по заявке от Виктора Ипполитовича... шоу программа… «Блудная дочь»! Поддержим аплодисментами! — я начала кривляться от дурной самозащиты.

 — Наркоманка! — повторила бабулька. — Ещё и пьяная, вы посмотрите!

 — Кошмар! А я её помню в песочнице!

 — Сына сгубило, и эту сгубит…

Брат-которого-нельзя-называть…

Твою ж мать.

Папа выглянул из окна и вцепился в подоконник, теперь мы смотрели друг на друга не отрываясь, будто бабки вокруг превратились в условный “народ” во время дуэта главных героев.

 — Папенька, — шепнула я.

 — Ты же просто хочешь домой, — тихо сказал он, так, что я и услышать не могла. Я это прочитала по губам… Чёрт. — Я тебе не нужен.

И он захлопнул окно, а потом, видимо, и дверь в комнату, потому что больше не появился. Бесить бабок было бессмысленно, им пора по будкам, в злых собаках я больше не нуждалась.

Когда зазвонил телефон, у меня не было вариантов, кто это беспокоит мою скромную персону.

 — Чего? — вздохнула я. Холодно было до жути, и от волнения стучали зубы.

 — Ты как?

 — Никак, торчу под окнами, папа не пускает домой.

 — Сейчас приеду.

 — Да пошёл ты…

Я скинула вызов и забралась на капот папиной машины, раскинула руки и уставилась на небо. Оно уже было усыпано звёздами.

 Прежде чем пойти к папе, я долго сидела в кафе поблизости и набиралась храбрости, так, что уже совсем похолодало и стемнело. Казалось, будь вечер тёплым — мне не было бы так погано и страшно. Ну не бросит же меня папа? Хотя его логика ясна… У меня есть телефон, я могу позвонить маме или условному “женишку”. Твою мать, роскошно то как!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

 Сейчас папенька будет ненавидеть меня за то, какая я плохая дочь, как дерзила ему и ни во что не ставила, прикидываясь взрослой… И как я показывала зубы, а потом залетела от какого-то незнакомого ему парня и…

Горячие слёзы от вселенской несправедливости, покатились по щекам, потому что мне было до ужаса стыдно, настолько, что щёки стали горячими и наверняка алыми. Папа, блин, не заслужил! Я просто… хотела его внимания… Только для меня! Не для брата-которого-нельзя-называть, не для Мани. Для меня! Я всегда была номером два, всегда! Я тот ребёнок, который остаётся один, когда родители расходятся после смерти первенца. Я одновременно тот ребёнок, который становится ненужным подросшим щенком после рождения маленького. Я напоминаю им брата, а Маня — новую жизнь. Я для папы — чужая девочка, которая вернулась уже взрослой и которую он совсем не знает. Я для мамы — неизвестный человек, которого она и не воспитывала совсем.

А теперь папенька, который, по сути, ни в чём не виноват, не пускает меня в дом, и я не могу его обвинять, но так одиноко, так горько на душе мне никогда не было. А ещё мне дико стыдно за те три секунды чистого, сочного, как свежий апельсиновый сок, счастья от твоего сегодняшнего поцелуя...

Сейчас, будучи уже взрослой матерью троих детей, я прекрасно понимаю… что родители не могут “ненавидеть” своих детей. Они могут в них разочароваться, но в то же время на пятьдесят процентов это будет разочарование в себе. Мы только пожинаем собственные плоды, когда наши дети совершают ошибки. И папенька в тот вечер, скорее всего, ругал себя, а не меня. Он думал, что навсегда меня теряет. И, наверное, не пришёл к Мане вечером пожелать спокойной ночи, а может, даже отвёз её к своим старым знакомым, которые иногда с ней сидели. В тот вечер мы с папенькой оба много думали, и мне казалось, что я его… потеряла…

Ты затормозил во дворе, выскочил из машины, оставив дверь открытой, и бросился ко мне. Почему-то ты был жутко напуган, стащил меня с капота папенькиной машины, взял, как ребёнка, на руки, заставив обвить ногами твою талию. Придерживал мою голову за затылок у своего плеча и обнимал.

 — Нель, ты дрожишь… — сообщил ты и потащил меня в машину.

 — Не поеду с тобой, — сопротивлялась я. — Не хочу, верни на место. Лучше замёрзну.

Я попыталась вырваться и случайно пнула папину машину по колесу, отчего завыла сигналка. Папа решил, что я так его вызываю… Снова загорелись окна в доме, по одному… обещая, что это конец. С каждым новым я чувствовала, как лопаются новые ниточки надежды. А потом папенька вышел, звякнула сигналка, он смерил меня взглядом, в котором я не прочла ничего хорошего.

 — Ты таким образом нас хотела познакомить? — усмехнулся он. Холодно, язвительно.

 Я выдохнула, кажется, весь воздух из лёгких и согнулась до боли в прессе, что-то хрипло выдохнула. А потом увидела в руках папы сумку и впала в настоящую истерику.

Папа меня тебе отдал, кинул на твоё сиденье мои скромные пожитки, поцеловал меня в лоб, похлопал тебя по плечу и ушёл.

Мне было больно. Папа отдавал меня тому, с кем мы просто играли…

My life is brilliant.

У меня замечательная жизнь.

My love is pure.

Моя любовь чиста.

I saw an angel.

Я видел ангела,

Of that I'm sure.

Я уверен в этом.

She smiled at me on the subway.

Она улыбнулась мне в метро.

She was with another man.

Она была с другим мужчиной.

But I won't lose no sleep on that,

Но я не собираюсь страдать от бессонницы,

'Cause I've got a plan.

Потому что у меня есть одно предположение.

You're beautiful. You're beautiful.

Ты прекрасна. Ты прекрасна.

You're beautiful, it's true.

Ты прекрасна, это правда.

I saw your face in a crowded place,

Я увидел твоё лицо в толпе

And I don't know what to do,

И теперь не знаю, что мне делать,

'Cause I'll never be with you.

Потому что мне никогда не быть с тобой.

Мы молчали так, словно уже всё обсудили и пришло время просто это переживать снова и снова. На деле после прощания с папой никто из нас не проронил ни слова. Но ты вёз меня к себе, а мне казалось, что эта квартира больше никогда не будет защищена от вмешательства злых сил.