- Нельзя! Он же потом обедать не будет, Илька, ты что?

- Заставим… Дим?

- ???

- Это… Если я ещё, когда раз! Так ты того, и правда, молча! Ну, выпори там меня, ну, хоть и бронепроводом там, что ли…

- Хм… Ладно… нет, но что на тебя нашло-то? Да ты плечами не пожимай, я ж понимаю, - возраст у тебя, то, сё. Илюха, но ведь и я… Думаешь, мне легко? Ладно, ладно, пошли коньяк пить! Тише ты с гипсом своим, чёртик из коробочки!..

…Чёртик из коробочки. Да, так всё и было. Так я в Митькиной жизни и появился, из коробки, - в смысле, из ящика, - от какого-то оборудования ящик был, что ли… После того, как я от бригады Корженя свалил, на вокзале мне нехуй ловить было, кроме смерти. Ну, я и кантовался там-сям, на ярмарках больше, на разных, там ведь тоже, на каждой свои все, ну а Коржень, сука недорезанная, меня искал, это я уже знал. Знать-то знал, да хули толку, из Кургана этого вшивого я свалить один хуй не мог. Ни денег, ни шиша, - а валить надо было, и я придумал там фишку одну, схемку, как Митька говорит. Пятьсот рублей я потихоньку насшибал, но пятихатки этой всё же маловато мне было, лето ведь кончалось. А на паровозе не свалишь, вокзал закрыт для меня. Я чо придумал, - я решил на выезде из города где-нибудь, Зайково там есть такое, на электричку какую-нибудь сесть, и сайонара Курган! Там уж как-нибудь до Челябинска, и вперёд, на Запад! Но сначала я решил помыться, я вообще за собой следил, ни вшей, ничего такого… Ну ладно, помыться, так помыться, а где? В Тоболе, где ж ещё. И тут-то я на Бому и налетел. Нос к носу, блядь. Раз Бома тут, так значит, и остальные где-то рядом трутся… Я его прошу: - Витёк, молчи ради бога, вот пятихатка у меня, на, возьми… Куда там! Засвистел, урод, свист там у них такой свой, особый… Ну, короче, я щемиться оттуда, по свалке какой-то, на берег выскочил, - а они за мной, чуть-чуть только я от них оторвался, - ну, на берегу, смотрю, тачка какая-то, и мужик какой-то молодой возле неё на корточках сидит, камешки в Тобол кидает. И ящик этот тут же, в сторонке чуть, - ну, и куда мне деваться, плавал я тогда как топор, - я в ящик…

- Ну и что - гипс? Мыться-то, один чёрт, надо. Ну, про ванну, понятное дело, забыть придётся, душ - так вот, как-нибудь…

- Митя, а как ты в госпитале мылся?

- Хм, сравнил. У меня же вся грудь была замотана, я ж на Минутке этой сучьей, пулю в дыхалку словил. Ну, там, протирали сначала меня, пока я сам… Сестричка там одна… - и мой Митька краснеет, надо же! - Я те поухмыляюсь! И этот туда же. Женя! Чтоб вас, обоих, навязались на мою голову…

- Ладно, Мить, я ж так просто. Ну?

- Что - ну?

- Как мылся-то?

- Да говорю же, - обтирался. Но это ладно, у нас же там, в Ростове, много пацанов лежало, особенно после Грозного, после Нового Года… кто с чем, и с руками, и с ногами, а то и без… А, чёрт! Как вспомню, хоть и почти десять лет уже прошло… В общем, пакет берёшь, на руку его, скотчем обматываешь, и в душ. Понял?

- Да я так и хотел, вообще-то, такое, что-нибудь. Класс, Дима!

- Да ты что довольный-то такой, Илья?

- Ну, как! Вот у тебя шрамы, у Аристова твоего, вообще… у Прыгуна вот даже, и то шрамы, - я глажу Женьку по бархатистому голому плечу, он довольно жмурится. - А теперь вот и у меня.

- Да, это не лечится, - раз дурак, то это навсегда.

- Д’има, эт’о Ил’я дур-рак, д’а?

- Хм, а ты что, Женя, не знал? Мы-то с тобой умные, так ведь?

- Та-ак в’ед! Ха-ха-ха!

- Ну-у, запрыгал, Попрыгун попрыгунский… - я легонько поворачиваю Женькину голову лицом к себе. - Я! С тобой! На ры-бал-ку! Не поеду!

- Илюшка, отстань ты от него…

- Не поедешь, да? Гад. Я тогда сейчас домой уйду!.. Пошутил… Ты со мной так не шути, понял, а то точно уйду, понял… А вот узнаешь! Илья, ты иногда такой гад… И что? Ты зачем так говоришь? И Диму вон сегодня как обидел… Он простил, а я не прощу… Нельзя же обижать тех, кто тебя любит, вот прощаем мы тебе с Димой всё, вот ты и… Не прощу, я не Дима!.. Пусти… Д’има! Он шип’ает! Он д’умает, што он с г’ипс’ом, та-ак его бит нел’зя!

- Ил! Чёртик из коробочки, да что с тобой сегодня?!

- Он н’е ч’орт’ик, он д’ургак!

- Р! Женька, р-р! Повтори.

- Р-р. Д’ур-рак!

- Конечно дурак! - радостно соглашаюсь я с Прыгуном. - Ещё какой, я ж вас люблю! Вот я и дурак. И вы дураки, раз меня любите… Ди-им, давай пиццу закажем…

- Да заказывай, фиг с тобой, только мне без грибов этих поганых… Вот же чёрт! Устроил всем нервотрёпку, а сам празднует! Выпорю.

- Д’авай, Д’има! Йа его д’ершат буд’у!

- Держать, Женя, ж-ж. Дер-ж-жать!

- Д’ер-рж-жат!

- Молодец, Прыгунок…

Вот Митька спрашивает, что со мной сегодня. Возраст… Хм, да при чём здесь возраст. Так, психанул, и всё. А может, и возраст. А может, я и правда, дурак. Да что значит, - «может»! - дурак и есть. Я смотрю на Прыгуна, он рассказывает Митьке, как ловить судака на «закидушки», помогаю ему иногда, перевожу его жесты, а сам думаю, - что бы со мной было, если бы не Митька? Меня бы уже не было, вот что. А я дурак… Через неделю будет ровно год, как мы с Митькой вместе, год, как он меня спас, год, как я выпрыгнул, словно чёртик из коробочки…

…Ну, вот. Ящик, значит. Сижу я в нём, трясёт меня, понимаю я, что хуёвая это защита, да что же делать? Эти сейчас набегут, - слышно их уже, - выглядываю тихонько… Вот они. Почти все. Даже Юлька-Малайка, подстилка Корженя, сука, - и та бежит, палкой машет. И к мужику, а он уже не на корточках, а стоит и в мою сторону поглядывает, видел он, как я в этот ящик нырнул, - ну, думаю, вот и всё, а под рукой вообще ничего нет, ни палки там какой-нибудь, ничего… Думаю, щас как дёрну, и в Тобол! Лучше утону, чем они меня, я ж помню, как они бомжа того, так ведь просто, с нехуй делать, даже не обдыхавшись ведь тогда они были. А Коржень Митьку, - ну да, Митька это был, кто ж ещё, - так вот, Коржень Митьку спрашивает, где, мол, этот? Какой? Ну, белобрысый тут такой, сюда бежал. А Митька: - бежал, да убежал, и вам тоже, молодые люди, я советую отсюда удалиться. Ну, Коржень с Толяном к Митьке, им же всё по хую, им по семнадцать, короли они тут, остальные пятеро не в счёт, - шестеро, то-есть, это вместе с Малайкой. Ну, Митька особо их не бил, хотя, если б он всё знал, то мог их и покалечить, но он же не знал ни шиша, он и меня не знал, не любит он просто, когда толпой за одним гоняются, да ещё с дрынами и кирпичами там, он же спецназовец, он же такой… Ну, он Корженю с ноги в пятак и дал, хм, не везёт тому с ебальником его, да как дал-то! Без криков там, как в кино, без замахов-разворотов - нет, мне даже показалось, что лениво как-то ногу поднял Митька, и Коржень от этой ноги мячиком отскочил, и уже на карачках от Митьки по берегу уползает, соплями с кровью за собой дорожку помечает. А Толяна вообще, по морде ладонью хлопнул, за загривок взял так нехотя, в Тобол кинул, и хорош с него. Побежали они. Только уже не толпой, а врассыпную, в разные стороны побежали, кто куда. Тараканы подвальные… А Митька хмыкнул, руки так брезгливо в реке сполоснул, платком вытирает, к ящику моему подходит, и говорит: - Ну, это ты, что ли, белобрысый? А по-моему, ты не белобрысый, какой же ты белобрысый, ты же пепельный. А ну, вылезай, чёртик из коробочки! Я и вылез…

- Ну, тогда он маме и говорит: - Мама, ты же обещала! Ведь я всем уже похвастал, и Илье, и Диме… Не торопись, Жека, я ж не успеваю!.. Да. Ну, он и говорит, я тогда к ним уйду совсем жить, если ты собаку обещала, а теперь говоришь, что нет… Ох, Попрыгун! Кто б тебя пустил бы сюда!.. И Дима бы не пустил… Ну, ладно, дальше-то что?.. Ого, Митя, прикинь, в это воскресенье он нас зовёт с ним на базар ехать, щенка выбирать!

- Я знаю, Ил, мне Лена уже рассказала, какой Прыгун ей концерт закатил, по заявкам. Да не смогу я в это воскресенье. Женя! Я не смогу, понял? А почему на базар, там же, наверное, одни дворняжки? Илья, объясни ему, - дворняжки.

- Да откуда же мне знать, Митя, как «дворняжка» будет? Погоди-ка… - я, как могу, изображаю дворнягу, - ну, маленькая такая, - ушки такие, - хвостик такой, колечком, - ну, что ещё? - маленькая, понял, Жека, и шерсть, - во, - в разные стороны…

Попрыгун сначала насмешливо наблюдает за моей пантомимой, потом до него постепенно доходит, он расстроено хлопает на нас с Митькой ресницами, он же хочет добермана…

- А ка-ак тогд’а? Ил’я, Д’има, йа та-акуйу не хоч’у! Не хоч’у с шэрст’ю, йа хоч’у ка-ак у Гл’юкоз’ы…

- Хм, как у Глюкозы… Так, ладно, завтра я позвоню по клубам, по собачьим, будет тебе, Женя, как у Глюкозы… Ил! Лови его, он же меня щас!.. Прыгун! Мама дорогая, вот же темперамент!

- Сидеть! Всё, всё, ус-по-кой-ся, Жека. На вот яблоко… Это, Дим, а как же? В смысле, - у Прыгуна с его мамой денег столько и не будет, породистые собаки ведь дорогие, наверное.

- Уверен, что дорогие, породистые и должны быть дорогие, так ведь и должно быть, так ответственности больше… Хм, хотя…

- Ну да. Я же ведь дворняжка, Дим, а ты же ответственно ко мне отнёсся…

- Псих ты, псих и есть.

- Ну ладно, я ж шучу! Дим, а всё-таки?

- Всё-таки… Копилку свою тряханёшь, всё-таки. Для Прыгуна ведь не жалко? Женя, Илья за щенка заплатит. Не жалко, Ил?

Попрыгун с Митьки на меня глазищами хлоп-хлоп, ну, ёлки с дымом, аж серые искры из них сыпятся!

- Да ты с ума сошёл! Нет, конечно, а хватит? Три тысячи у меня, ну, может, чуть меньше.

- Да не знаю я, завтра позвоню. Не хватит, я добавлю… Женя, я добавлю, а поводок с ошейником я тебе обещаю, сто пудов!.. Прыгун! Илька, он целуется… Всё, задушишь! Эт-того ещё не хватало, плачет, ну, ё-моё…

- Блин! Женя! А ну! Пошёл в ванную, у-мой-ся и-ди. Иди, сказал.

Прыгун останавливается в дверях, хлюпает носом, смотрит на нас с Митькой, показывает, КАК он нас любит, и упрыгивает в ванную. Я тут же выскакиваю из-за стола, - не хуже Женьки! - и к Митьке на колени, он аж охает, да и фиг с тобой, поохай, поохай, мне ж хочется!