- Врёшь ведь, но ладно, это ты хорошо врёшь.

- А ты чего спросил?

- Да так. Пустяки это, Митя, а можно я тебя серьёзно спрошу, про важное?

- Спроси. Значит, я серьёзно и отвечу, если про важное.

- Да. Вот, только честно, без ботвы. Скажи, ты вот никогда не жалел? Что взял меня, что мы вместе, нет, погоди, я не про постель, вообще…

- Я понял, о чём ты… Жалел? Счастье, - какая же тут может быть жалость! Нет, конечно, я каждый день, - по сто раз на день, - я жалею о чём-нибудь, с тобой связанным. То жалею, что мало тебя отругал, то жалею, что сильно наорал на тебя, то… Жалею, что мало времени у меня для тебя, что ты растёшь быстро, а то жалею, что ты медленно растёшь, жалею, что мы не ровесники, что мы вместе не росли… Да много о чём жалею.

- Здорово… Слушай, а о Ямахе не жалеешь?

- Тьфу ты! Да пропади она пропадом, Ямаха твоя! И чего жалеть-то, целая ведь…. Погоди, ты чего про Ямаху вспомнил?

- Ну…

- Гну! Говори.

- Дима, только без крику, ладно, а то я говорить не буду, ладно, ну, короче я чего подумал, гипс - фигня, его снимут, ну, недельки три, не больше, а осенью погоняться ещё можно будет… Дай договорить! Вот. А тормоза бы мы с тобой новые поставили, - Nissin! - воще! - я их сегодня под подушку суну… - во-от, и погоняться бы… Ну чо ты ржёшь?! Чо смешного? Ржёт… Сам на Триумфе в прошлом году до снега рассекал, блин…

- Да не-ет… Илька, я просто… Просто так, радуюсь, что ты без башки, чёртик из коробочки. Ладно, видно будет…

- Да? Йес-с!

- Цыц, глохни мне тут! Я ж не обещаю ничего, говорю же, - видно будет.

- Ладно, ладно, видно, так видно, я ж ничего, видно будет, тебе же виднее, ты ж у меня старший брат, ты же…

- Ил, поганец, кончай, вот хорошо, что Попрыгун у нас не слышит, а то бы разбудили пацана.

- Это да… Дима, если честно, мне таким Женька даже больше нравится, ну, что он не слышит, да и не уродство же это, пустяки, а кстати, как ты думаешь, почему мало кто видит, что Прыгун красивый пацан?

- Почему? Право, не знаю, Ил… Может быть, большинство обращают внимание на его глухоту, а может… а может, он сам свою красоту мало кому показывает, только тем, кого он любит, кому доверяет, как ты сам думаешь?

- Не знаю, я и спросил поэтому. Ну, может быть, конечно, только я доволен, я не хочу, чтобы все знали, что он красивый!

- Вот ты и… Даёшь, Илья, ты что? Погоди, я понял, - ты ревнуешь! Прыгуна ревнуешь, бля, Илька, это же ни в какие ворота, сначала вон меня ревновал, теперь Прыгуна…

- Ди-им, я тебя не ревную уже…

- Правильно, так что же я выдержал, какие ты мне концерты закатывал, жуть просто! Помнишь, как из дому чуть не удрал? То-то, смешно тебе сейчас, а мне и тогда не до смеху было, и сейчас я в этом ничего смешного не нахожу.

- Ну всё, Дим, забыли, вправил ты мне тогда мозги, всё, я понял всё…

- Ты смотри, Илья, Женя ведь не я, если ты ему такую сцену устроишь, то ведь перепугаешь пацана до смерти, вот тогда я тебя точно, без шуток, без слов…

- Дима, Дима, не буду, что ты, я же так, ну да, люблю я вас обоих, может, поэтому нервы и треплю, но я же и правда, люблю!

- Ну, и хорошо… Хорошо, Илька!

- Конечно, хорошо! И ты не жалей, Дима, ни о чём там таком, что мало ругал, или много, а как захочешь поругаться, так и… хм, вон, в ванную пойди, да поори там. Ладно, погоди, Дим, кончай, я это, я знаешь, чо сказать хотел, это, Ducati вон заказы на новый свой супер принимает, через год только продажи начнутся, а заказы принимают, а кто не успеет, тот опоздает, а всего-то четыреста штук в год будут делать, ну, этот, как его…

- Desmosedici?

- Точно. Не знаю я, что это значит, - но круто!

- Блин, да ты знаешь, забыл, наверно, хм, склероз в столь юном возрасте, - «Десмо», это десмодромный принудительный привод клапанов, - то есть, не только открываются, но и закрываются тоже принудительно, а «седичи», - по-итальянски «шестнадцать», по числу самих клапанов… Илька, гадость, хорош щипаться!

- Да, точно, я забыл, а прикинь, Дима, это же даже не версия, это же самый что ни на есть настоящий гонщик! Двести лошадей, это реальных, а не с поддувом, больше чем у «Зизера» Кавасаки последнего, у того же нечестно считают! А? И всего-то четыреста байков в год, и не очень-то и дорого, полста штук, ну, евро понятно, это в Европе…

- Ни… Ни хрена себе! А позволь-ка поинтересоваться, с каких это пор, пятьдесят тысяч евро для тебя, сударь мой, это не очень много? И ведь это ещё без растоможки в России! Да не дыши ты мне в ухо…

- Так Митька! Так в Инете ведь какой базар был? Все же думали, что такой байк тыщь двести будет стоить, вот, а он так вот, и четыреста штук всего в год…

- Так. Это вот твоё бурканье-сопение мне в ухо, как я понимаю, означает, что ты меня уговариваешь и нам тоже заказ сделать.

- Ну-у-у… Да.

- Нет.

- А…

- НЕТ!!! Обалдел ты совсем, такие байки, они ведь на обычных дорогах даже в опытных руках, - это инструмент самоубийства. Да ещё за такие бабки, блядь! Нет. Подешевле способы есть на тот свет с гордостью удалиться, хотя, конечно, и не столь эстетичные… Нет, нет, и нет.

- Нет? Ну, что ж, «Джиксер», - тоже крутой снаряд…

- Мама…

- Митя…

- Илька, ты что, опять хочешь?..

- Да-а, я всегда хочу, а ты что, не хочешь, что ли, только не ври, во-о, видишь, как у тебя зашевелился, ха…

- Мне же вставать рано, аудит же у нас… гори он огнём… давай, И-ил… Давай, чёртик из коробочки, патология ты моя, ненасытная, только давай… 69, ладно?

- Да как хочешь, а почему не в задницу, не хочешь ты, что ли?

- Хочешь. Но 69 хочешь больше… Тише ты, с гипсом своим…

Я на правом боку, я обхватил Митьку рукой с гипсом, Митька на левом боку, он мнёт мне попку, а я знаю, что ему нравится, когда я то напрягаю половинки, то расслабляю, чуть двигая бёдрами. А Митька не шевелится, ему и не надо, я так у него сосу, что ему и двигаться не надо, я у Митьки сосу, как у себя бы не сосал, а как же иначе, я ведь его люблю. А он неуч здоровенный, так и не научится, по ходу, да я и так его люблю, и даже нравится мне, как он сосёт, как мальчишка неумелый, хотя чего тут уметь, но мне нравится, и нравится вот так вот бёдрами двигать, это ведь я его в рот трахаю, так ведь выходит. А вот чего он умеет, так это весь мой член к себе пропускать, я не умею, задыхаюсь, а у него получается, и это ведь значит, что мы полностью подходим друг для друга, да и Митька так же говорит, раз мне нравится всё, как он делает, а ему нравится, как делаю я. Ага, Митя, вот как тебя пронимает-то! Я ещё плотнее прихватываю головку Митькиного члена губами, чуть прижимаю самый кончит зубами, и сильно сосу, стараясь всё делать острее, ещё острее… Ну, так ему долго не выдержать, его не то, что трясёт, судороги просто Митьку бьют! Ладно, а теперь легко, нежно, ласково, бля, я щас кончу, я выпускаю Митькин член изо рта, просовываю снизу здоровую руку, хватаюсь за ствол, прижимаю Митькин меч к низу его живота, вжимаюсь ему лицом в бёдра, под яички, сильнее, о-о-о, та-ак, зубы скрипят, что ли, кончаю, ка-ак это, КАК ЭТО ХОРОШО!.. Так, сейчас, выдох, и снова за Митькин член, и снова головка, гладкая, и не горячая, и как раз она мне по рту, в самый раз, и больше и не надо, так, головку под язык, и уздечку языком, и прижать к нёбу, соснуть, выпустить, снова в рот, прижать, ещё сильнее, Митька, гад, ты мне синяки на заднице оставишь, а он мой член не отпускает, и пока мой член у Митьки во рту, он и не ляжет. Ага, Митька дышит совсем уж прерывисто, его губы замирают у меня на члене, яички его подтянулись под самый член, да, щас он кончит, а иногда я до последней секунды этого не замечаю, а сейчас ясно, что Митька кончает. Я обхватываю губами бороздку вокруг головки, и надо сильно-сильно втянуть… Поехали… Ого, больше чем обычно, так-то во второй раз Митька не очень. Да. Здорово я его раскочегарил, всё, последние капли, всё равно, вот сколько раз и с Митькой уже, и с Прыгуном, и до них, в детдоме когда, а толком я так и не пойму, что за вкус. Ну, в детдоме я старался, чтобы вообще ничего не чувствовать, понятно, а вот сейчас всё равно не могу вкус уловить, но я всё же уловил, что у Митьки и у Женьки он разный… Всё, кончил Митька, тянет меня к себе.

- Знаешь… знаешь, Ил, я когда-нибудь умру от этого. Боги, ведь до тебя я и представить себе не мог, что это ТАК может быть, а уж было-то по всякому, думал всё знаю…

- Вот видишь, всё-таки, какой ты!

- Чего ты? Какой?

- Да такой, блин! Сам говоришь, чтобы не ревновать, а чего тогда сам-то, вспоминаешь, было у тебя…

- Это невозможное что-то, это же до тебя всё было, я что же теперь, и вспомнить не могу?

- И не моги!.. Не можи, не моги… Не ржи!

- Не ржи? Или не рги? Всё, всё, чёртик ты, однорукий…

- Слушай… Нет, ладно.

- Ещё что? Так, Илья, давай по уговору, - начал, так договаривай.

- Да пустяки, Митя, просто… нет, не пустяки. Скажи, Дима, только вот скажи, как у нас принято, по-честному, важно это, скажи, - неужели ты меня не ревнуешь, вот к Женьке, ты же знаешь, что мы с ним…

Я, сев на коленки, внимательно смотрю на Митьку, а он молчит, смотрит на меня, чего он не отвечает, бля, кажись я чего-то не того спросил, но ведь это важно, чего же он, бля, я… мне страшно, что ли…

- Тихо, тихо, Илюша, чего ты, иди сюда… Вот… Ты что, испугался, что ли? Не надо, это твоё право, - задать мне этот вопрос, и с Женей ты тоже имеешь право… Погоди, я знаю, что ты хочешь сказать, - мол, если я признаю это право за тобой, то значит, я оставляю такое право и за собой, быть с кем-нибудь, а не только с тобой… Нет. Такого права у меня нет, да оно мне и не нужно. А к Прыгуну я тебя не ревную, представь себе. Странно, должен ревновать, но не ревную…