Александра Девиль - Чужой клад

Полина решила, что будет безопасней узнать новости в лавке. Предлог, чтобы зайти туда, она нашла быстро: сказала приказчикам, что к купленной накануне шали хотела бы приобрести еще и веер под цвет. Один из приказчиков кинулся показывать ей веера, а другой в это время с любопытством наблюдал из окна за домом Василисы.

Полина словно между прочим спросила:

— А что это у вас на улице за толпа? Там, вроде, и приставы мелькают. Наверное, вора поймали?

— Хуже, барышня, хуже, — сказал приказчик, почему-то понижая голос. — Тут у нас убийство-с произошло.

— Да что вы? — всплеснула руками Полина, изображая испуганную барышню, готовую хлопнуться в обморок. — Какой ужас! И кого же убили?

— Василису, сестру лекаря Егора Чашкина, зарезали-с ножом насмерть. — Приказчик вздохнул. — Бедный его сынок Николай Егорович: только отец скончался, а тут и тетку убили-с…

— А убийцу нашли? — спросила Полина, оглядываясь по сторонам, словно в лавке мог кто-то прятаться.

— Не нашли-с, но Федосья, служанка-с, видела этого злодея. Она вчера вечером-с возвращалась, только в калитку зашла-с, а ей навстречу мужик выскакивает. Толкнул ее так, что она упала, а сам побежал. Другая, может, на ее месте и разбилась бы, но Федосья-то баба здоровая-с. Она тут же подхватилась на ноги и заголосила на всю улицу. Люди скоро сбежались, но злодея того и след простыл-с. Говорят, будто его на углу закрытая коляска ждала-с.

— Ну а хоть приметы убийцы служанка разглядела?

— Да какие приметы-с? Мужик в рубахе, патлатый, с бородой-с, глаза страшные-с. Похож на настоящего разбойника из лесу.

— А за что же он убил бедную женщину?

— Да, видать, ограбить хотел, а потом и дом поджечь-с. В доме все разбросано было, одна дверь выломана, свеча сброшена на пол, подстилка уже начала гореть-с. Федосья едва успела потушить пожар-с.

— Ограбить, говоришь? Да разве Василиса была богата?

— Ну, может, какие-то денежки ей братец и оставил-с, но немного-с. Однако ж разбойник, наверное, думал-с, что у нее что-то припрятано-с.

— А почему все решили, что убийца — разбойный мужик, а не какой-нибудь переодетый барин? — осторожно намекнула Полина.

— Ну, как же? Косматый, в рубахе, с бородой…

— Да мало ли знатных господ, которые носят бороды? Вот хоть вчера здесь, в вашей лавке, был такой покупатель.

— Да, верно… — приказчик почесал затылок и слегка призадумался. — А тот вчерашний барин чего-то нас тут про семейство Чашкина расспрашивал-с. Как думаешь, Кузьма, рассказать о нем приставам? — обратился он ко второму приказчику.

Тот, отвлекшись от окна, с расстановкой ответил:

— Ну, ежели спросят — расскажем, а сами не будем называться. Приставы-то, небось, всех соседей будут расспрашивать, да и в нашу лавку заглянут-с.

Полина подумала, что и вправду в лавку скоро могут зайти полицейские, встречаться с которыми ей вовсе не хотелось, и она, расплатившись за веер, поспешила удалиться.

Теперь, после разговора с приказчиками, у нее хотя бы появилась надежда, что приставы могут пойти по верному следу. Впрочем, вряд ли служители закона станут много трудиться, чтобы найти убийцу простой женщины.

Покидая роковую улицу, Полина еще раз оглянулась на толпу возле дома и заметила фигуру в офицерском мундире. «Наверное, приехал племянник Василисы, — подумала девушка. — Может, хоть он похлопочет, чтобы убийство тетки было раскрыто».

По пути из Москвы в Лучистое Полина, мысленно войдя в роль судейского чиновника, размышляла об обстоятельствах преступления.

Она вспомнила, что бородач требовал у Василисы карту, на которой отмечено место клада, будто бы оставленного ему в наследство, а Василиса заявляла, что это не его клад, а чужой. Отсюда можно было сделать вывод, что злоумышленник пытался отобрать чужое достояние, но ему это не удалось, поскольку карта каким-то образом попала в руки Чашкину. Еще Василиса говорила, что незваный гость погубил некоего Гридина — возможно, того человека, которому принадлежала карта. Но ведь напоминание о Гридине не встревожило пришельца, — он был озабочен лишь тем, чтобы получить карту. Кажется, он даже не собирался убивать Василису, когда она под угрозой отдала ему ценный свиток. Ярость убийцы была вызвана тем, что женщина, присмотревшись, кого-то в нем узнала. Видимо, именно это показалось ему самым опасным. А Василисе не хватило одной секунды, чтобы назвать имя преступника. Если бы Полина знала круг знакомых лекарки и ее брата, она могла бы сейчас строить какие-то догадки и, возможно, даже прийти к правильному выводу. Но неосведомленность и неизвестность делали ее беспомощной.

Девушка подумала о том, что когда-нибудь непременно должна встретиться с Николаем Чашкиным и рассказать ему о подробностях гибели его тетки — может, он догадается, кем был убийца. Но сделать это Полина могла лишь после того, как бабушка выздоровеет и согласится на участие внучки в опасном деле, связанном с семьей Чашкиных.

Размышляя о горестных событиях в этой семье, Полина старалась отвлечься от мыслей о собственных бедах и разочарованиях — как прошедших, так и тех, которые, возможно, еще уготовила ей судьба.

Уже через два дня после возвращения Полины из Москвы Анастасия Михайловна почувствовала себя значительно лучше и, едва окрепнув, тут же позвала внучку для серьезного разговора.

Теперь пожилая дама уже не лежала, а сидела, обложенная высокими подушками, и цвет ее лица заметно улучшился, а глаза приобрели характерный для нее живой блеск, который особенно радовал Полину, поскольку свидетельствовал о бодром состоянии духа бабушки.

— Ну, рассказывай, красавица, как съездила в Москву, — велела Анастасия Михайловна. — Только все рассказывай, без утайки.

— Да что рассказывать-то? — смутилась Полина, удивленная необъяснимой проницательностью бабушки. — Я ведь тебе уже говорила, что съездила благополучно, аптеку Шмидта нашла быстро. Или, может, лекарство тебе не подошло?

— Нет, лекарство хорошее, спасибо тебе и Францу Ивановичу. Если б не лекарство, я б еще долго в постели валялась и с тобой бы сейчас так бодро не говорила. А вот ты, милая моя, видно, многого мне недоговариваешь. Может, объяснишь своей старой бабке, какую гадалку ты искала в Москве возле трактира «Пирожник»?

— Ах, вот оно что, — пробормотала Полина. — Значит, это Ермолай тебе доложил…

— Не он доложил, а я его расспросила. Мои слуги не имеют привычки от меня что-либо утаивать. Ну, так зачем тебе понадобилась гадалка? Ты хотела поворожить на Куприяна?

— Нет, разумеется, нет! Полина чуть ли не с гневом отвергла подобное предположение. — Да я вовсе и не ходила ни к какой гадалке, я просто так сказала Ермолаю, для отвода глаз. На самом же деле я собиралась пойти к Василисе… правда, так и не дошла.

— К Василисе? А зачем это было скрывать от Ермолая? Ты ведь шла к ней за травами для меня? Или… — Анастасия Михайловна вдруг замолчала, пораженная внезапной догадкой. — Да… говорят, Василиса известна в Москве как повивальная бабка и лекарка по женским делам. Уж не ходила ли ты к ней за советом и помощью для себя? Признавайся, не молчи! Все равно я не успокоюсь, пока не узнаю всей правды.

— Бабушка, да я и не могу от тебя ничего скрывать, я только не хотела навредить твоему здоровью, тебе же нельзя волноваться!

— А я волнуюсь гораздо больше из-за неизвестности, чем из-за правды. И я уже достаточно окрепла, чтобы поговорить с тобой откровенно. Расскажи все, как было. И себе душу облегчишь, и мне.

Полина уже внутренне приготовилась рассказать бабушке о своей злосчастной связи с Киприаном, которая едва не закончилась беременностью. Девушка согласна была выслушать любые упреки, согласна была наложить на себя самую суровую епитимью, чтобы искупить свой грех. Но она не осмеливалась посвятить бабушку в страшные подробности своего визита к Василисе. Известие о том, что судьба столкнула внучку лицом к лицу с безжалостным убийцей, могло оказаться чрезмерным даже для сильного духа Анастасии Михайловны. И Полина решила пока об этом промолчать, ограничиваясь лишь откровенностью — и без того достаточно болезненной — о своих любовных разочарованиях. Опустив голову, она сбивчиво призналась:

— Я ходила к Василисе, потому что… потому что у меня на несколько дней была задержка месячных, и я хотела узнать… Что?..

Увидев, как вытянулось и побледнело бабушкино лицо, Полина тотчас поспешила добавить:

— Но мне не понадобился ее совет, у меня в тот же вечер все началось и прошло благополучно! Ты только не волнуйся, пожалуйста, с моим здоровьем уже все в порядке!

— А почему тебя настолько встревожила эта задержка, что ты даже мне не рассказала? Значит, было отчего тревожиться?

Под строгим и проницательным взглядом бабушки Полина не могла солгать. Теребя в руках платок, она пробормотала:

— Я виновата, прости меня. Не послушалась твоих советов, неосторожно и глупо влюбилась…

— Худоярский взял тебя силой или увлек? — Голос Анастасии Михайловны прозвучал резко, отрывисто.

— Он слишком хитер, чтобы применять силу. Конечно, он увлек меня, обманул, вызвал жалость своим рассказом о несчастной женитьбе и других бедствиях…

— Каков злодей!.. Ему, мерзавцу, вечное проклятие зато, что обидел сироту. А ты… ты от меня все скрывала, все таила в себе? Я-то думала, что ты во мне видишь друга, а оказалось…

— Бабушка, конечно, ты мой самый лучший друг! — воскликнула Полина, поцеловав Анастасию Михайловну в обе щеки. — Но я ведь боялась тебя испугать, растревожить! А еще боялась, что ты запретишь мне ехать к Василисе и брать у нее те особые травы…

— И запретила бы! Если бы оказалось, что ты беременна, пусть даже от такого негодяя, как Куприян, я не позволила бы тебе вытравить плод. Это грех, и это повредило бы твоему здоровью. Или ты думаешь, что твоя старая бабка не может быть выше молвы, выше предрассудков? — Анастасия Михайловна тяжело вздохнула. — Эх, милая моя Полинушка… Разве я когда-нибудь была ханжой и учила тебя прятаться от жизни? Разве я запрещала тебе читать откровенные книги — такие, как «Опасные связи», например? Я-то думала, что ты станешь умнее, научишься разбираться в людях. Неужели ты не заметила, что Куприян и Иллария похожи на виконта де Вальмона и маркизу де Мертей из «Опасных связей»? Что они так же играют судьбами людей и все вокруг разрушают? Но, видно, книжного опыта не хватит, пока не наберешься своего…