— Ты же когда-то приглашала меня к себе, вот я и приехала.

— Вы одна или с бабушкой?

— Одна, бабушка осталась в Лучистом. Она заболела, и я приехала в Москву за лекарством. Его здесь в аптеке приготовят на завтра. А я вот пока к тебе пришла поговорить, посоветоваться.

— Что ж мы на пороге-то стоим? Входите в дом, барышня, разговор у нас, видно, будет важный.

— А ты одна в доме?

— Одна. Федосья, работница моя, пошла подсобить своей хворой подружке. А гостей никаких я сегодня не жду, так что можем с вами поговорить без помех.

Полине даже стало неловко оттого, что знахарка, кажется, догадалась о сокровенном характере того дела, которое привело сюда барышню из Лучистого.

Глава восьмая

Свидетельница преступления

В доме Василисы все было проникнуто ощущением недавней утраты. Скромно обставленная комната едва освещалась двумя маленькими окнами, которые сейчас и вовсе были задернуты шторами. В этом печальном полумраке еще ярче казались огоньки восковых свеч перед образами. На маленьком столике стоял портрет мужчины, обвитый траурной лентой.

— Это твой брат Егор Лукич? — спросила Полина.

— Да… это его лет десять назад нарисовали, когда он еще служил. — Василиса всхлипнула и перекрестилась. — Царство небесное моему Егорушке, святая была душа…

— Царство небесное, — повторила Полина. — Но ты крепись, не плачь. Тебе еще силы нужны и здоровье, чтобы помочь племяннику. Ты же сама говорила, что он для тебя вместо сына.

— Да, Николушка — мой свет в окне. Жаль, что на похороны он не смог приехать, так был далеко… Но да ведь служба. — Наверное, Егор Лукич тосковал, что редко видит сына? — А он с Николашей виделся незадолго до своей смерти. Полк тогда еще был расквартирован недалеко, в соседней губернии, так Егор и поехал сына навестить, разговор у него был важный к Николаю. Егор уже тогда хворал, а после того, как проехал в жару, да по тряской дороге, и вовсе слег. Вскоре и скончался, а Николаша к тому времени уже был в дальнем походе.

— Ну, не плачь, не плачь. Скоро ведь племянник твой приедет, утешит тебя. — В порыве сострадания Полина даже обняла всхлипывающую Василису за плечи.

Этот жест барышни, видимо, растрогал лекарку, и она, словно спохватившись, всплеснула руками и воскликнула:

— Что же это я, старая квашня, расхныкалась, когда у вас и своих горестей хватает! Хороша я хозяйка, даже не усадила гостью, чаем не напоила.

Василиса придвинула к столу единственное в комнате старое кресло, указала на него Полине, а сама уселась на скамью напротив, но тут же опять вскочила на ноги.

— Не хлопочи, Василиса, — остановила ее Полина. — Чаю мне не надо. Я к тебе по важному делу пришла, давай его сразу и обговорим, а потом почаевничаем, если время останется.

— Да уж я поняла, что тяжкая забота вас гнетет, — вздохнула Василиса, опершись локтями на стол и сложив руки под подбородком. — И не только бабушкина болезнь тому причиной.

— Ты проницательная женщина, Василиса. — Полина невольно отвела глаза от пытливого взгляда хозяйки дома. — Не знаю, с чего и начать… Я даже бабушке пока об этом не говорила. В общем… хочу к тебе обратиться как к знахарке, сведущей в женских недомоганиях.

— Не сомневайтесь, рассказывайте, барышня, — подбодрила ее Василиса. — Если смогу — помогу, и тайну вашу никому не выдам.

— Я верю тебе, Василиса, и хорошо тебя отблагодарю, если поможешь. — Полина слегка замялась, а потом одним духом выпалила: — Дело в том, что у меня уже четыре дня нет месячных, хотя раньше они всегда появлялись четко, день в день. Что бы это значило?

Василиса нахмурилась, сжала губы и, помолчав, рассудительным тоном ответила:

— Это может быть простая задержка, такое случается от волнений, от всяких передряг. А может быть и признак некоторых женских болезней, которые надо лечить. Ну и, конечно, вы, наверное, слыхали, что это может означать беременность.

— Но ведь четыре дня — срок небольшой, это же можно как- нибудь исправить? — невольно вырвалось у Полины.

— Так, значит, вы именно этого и боитесь, — пробормотала Василиса, тяжело вздохнув. — Значит, все-таки было… Не зря я за вас тревожилась. — Она в упор взглянула на девушку и задала прямой вопрос: — Куприян все-таки сделал свое дело?

Полина не в силах была лгать женщине, у которой пришла просить помощи, и потому ответила без утайки:

— Я виновата в том, что поверила ему, но он умел казаться лучше, чем есть на самом деле. А еще наговорил мне о своей несчастной судьбе, о том, как его насильно женили… Но после я узнала… Нет, не буду об этом. Сейчас я хочу одного: чтоб моя беда, мой позор не имели последствий. И пожалуйста, не читай мне морали, Василиса. Я сама себя уже мысленно изругала последними словами. Помоги мне, если можешь, если еще не поздно помочь.

— Да… большое несчастье для девушки нарваться на такого прохвоста, как Худоярский. Но пусть Бог его накажет. А я уж постараюсь вам помочь. Только вы должны мне честно ответить: когда у вас было это дело с Куприяном?

Опустив глаза и теряясь от смущения, Полина сбивчиво пробормотала:

— Первый раз — десять дней назад, второй раз — семь…

— Ну, тогда… пожалуй, есть надежда, что все обойдется. Хотя, конечно, всякое бывает. Но у меня имеется сбор трав, которые уж точно вам помогут. Сейчас принесу и расскажу, как заваривать.

Василиса вошла в смежную комнату, меньше той, в которой принимала гостью. Через открытую дверь Полина увидела, что комната уставлена бутылями, пузырьками, увешана пучками трав.

Скоро Василиса вышла с небольшим платяным мешочком, наполненным измельченной сухой травой.

— Здесь у тебя прямо целая аптека, — кивнула Полина на дверь смежной комнаты.

— Да, мы с покойным братом разбирались в снадобьях почище иных ученых аптекарей, — сказала хозяйка не без гордости. — Это травку начинайте заваривать и пить прямо сегодня. Но, погодите… — Василиса озабоченно взглянула на Полину. — Бледная вы очень. Давайте-ка я на всякий случай осмотрю вашу грудь. Да не стесняйтесь, я же лекарка.

Полина нерешительно потянула шнуровку на своем корсаже. И в этот момент раздался стук в дверь. Вздрогнув, девушка спросила:

— Это, наверное, твоя служанка? А можно, чтоб она меня не видела?

— Спрячьтесь пока за ширмочкой, а я сейчас Федосью выпровожу на кухню.

Василиса указала Полине на дальний угол комнаты, который был отгорожен от окон выступом стены и тонул в полумраке. Там была натянута занавеска, служившая ширмой. Она состояла из двух половин, и в просвет между ними Полина могла видеть происходящее в комнате.

Василиса подошла к двери, спросила:

— Кто там? Ты, Федосья?

Ей ответил мужской голос с грубовато-простонародным выговором:

— Не, я от купца Щетинина, у него жена захворала, лекарства просит.

Василиса отодвинула засов, и в комнату, наклонив голову, вошел бородатый мужик в серой холщовой рубахе.

— Ну, чем она захворала, говори, — поторопила его лекарка.

— Щас, растолкую, дай только с мыслями соберусь, а то еще чего запамятую, — почесал голову мужик.

— Эх, темнота сермяжная, — пробормотала Василиса и пошла к столу.

Посетитель двинулся вслед за хозяйкой, и, когда он попал в полосу света из окна, Полина чуть не вскрикнула от удивления: в этом простом и неловком мужике она узнала франтоватого барина, встреченного сегодня в торговой лавке.

— Так что там стряслось с купчихой? — повернулась к нему Василиса.

И тут случилось неожиданное: мужик выпрямился, глаза его сверкнули, а голос зазвучал уже совсем не по-простонародному:

— А я не о купчихе с тобой пришел говорить, а о том наследстве, которое твой братец у меня украл.

Василиса ахнула, прижала руки к лицу и прошептала:

— Так ты тот самый… который Гридина погубил…

— Ага, ты про меня слыхала. Рассказывал твой братец обо мне, да? Значит, и карту он тебе оставил. Где она?

— Какая карта?

— Та, на которой указано место, где мой клад зарыт.

— Это не твой клад, а чужой! — дрожащим голосом заявила Василиса.

— Чужой, говоришь? — бородач рассмеялся коротким, сухим смехом. — Небось, племяннику его задумала передать? А это видела?

В руке незваного гостя блеснул нож, и Полина чуть не вскрикнула от ужаса, а Василиса, сделав два шага назад, прошептала:

— Разбойник…

— Я за своим пришел, и мне терять нечего. Не отдашь добром — силой возьму, весь твой дом разворочу, но карту найду. Только тебе тогда не жить. Или хочешь, чтоб я и до племянника твоего добрался?

— Нет! — вскричала Василиса и, метнувшись к шкафу, вытащила оттуда рулон, завернутый в бумагу. — Вот эта чертова карта, возьми ее и убирайся из моего дома.

— Так-то лучше, — хмыкнул опасный посетитель. — А это и впрямь та самая карта? Дай-ка я ее рассмотрю…

Он развернул рулон, подошел к свечам и стал разглядывать карту. Его лицо в этот момент оказалось ярко освещено. И вдруг Василиса, всплеснув руками, сдавленным голосом выдохнула:

— Так это вы!.. Узнала я вас, узнала, хоть и бороду отрастили! Память-то у меня не отшибло!

Незваный гость, положив карту на стол, с угрожающим видом двинулся к Василисе и пробормотал сквозь зубы:

— Ах ты, старая ведьма, для тебя же хуже, что ты такая памятливая. Или тебе не терпится попасть в преисподнюю?

— Это ты из преисподней вышел, туда и возвращайся! — крикнула Василиса и, перекрестившись, с поднятыми кулаками сделала шаг вперед.

И в этот момент гость бросился к хозяйке. Василиса стояла спиной к занавеске, и Полине не было видно ее лица, но она услышала хрип, и ей показалось, что бородач душит лекарку. Забыв об осторожности, девушка выбежала из своего укрытия и закричала: