Дуганов поцеловал руку Анастасии Михайловне, потом Полине и, по-военному щелкнув каблуками и наклонив голову, быстрым шагом удалился.

Бабушка, немного помолчав, высказала предположение:

— А ведь вряд ли у него такие уж неотложные дела. Просто не захотел с нами долго разговаривать. Мы ему, видите ли, неинтересны. Зазнался он слишком за эти годы. А все потому, что попал под дурное влияние.

— Бабушка, ты чересчур сурово стала с ним говорить после того, как прочитала письмо. И, видимо, он почувствовал перемену в твоем настроении.

— Нет, он ведь с самого начала заявил, что не может у нас задержаться.

— Ну а если и правда у него есть какие-нибудь срочные дела? Например, по вопросам наследства.

— Кстати, о наследстве. По-моему, Екатерина Павловна правильно составила завещание. Хотя, конечно, мне по-своему жаль глупого Алешку…

— А что там с этим завещанием? — рассеянно спросила Полина, поглядывая в окно.

— А ты сама прочти, тебе это будет интересно. — Анастасия Михайловна протянула внучке письмо. — Прочти, прочти, тебя там тоже кое-что может затронуть.

— Меня? Любопытно. — Полина взяла письмо и уселась возле столика читать.

Она небрежно пробежала глазами первые полстраницы, пока не наткнулась на знакомую фамилию. Здесь внимание Полины обострилось, и она стала вчитываться в каждую строку, написанную слегка дрожащим от болезни, но все-таки четким почерком Екатерины Дугановой.

…Алексей теперь намерен поселиться в Погожине не из благородных побуждений, а потому, что поблизости недавно поселилась чета Худоярских. Мне удалось узнать, что Иллария, жена Киприана, — это и есть та самая инфернальная особа, из-за которой Алексей ведет такую беспутную жизнь. Прошу вас, дорогая Анастасия Михайловна, по-соседски приглядеть за моим неразумным сыном и помочь ему мудрыми советами. Хотя, конечно, я понимаю, вряд ли он к ним прислушается, как не прислушивался и к моим советам и наставлениям. Его будто чем-то опоили, и этот образованный дворянин, храбрый офицер теперь превратился в раба недостойной женщины, которая, скорей всего, даже и не любит Алешу, поскольку, овдовев, тут же вышла замуж за Киприана Худоярского. Не знаю, что задумал мой сын, но, боюсь, он хочет любой ценой отбить роковую красотку у ее мужа. А привлечь ее он может только одним способом — деньгами. Я уверена, что для таких безнравственных хищников, как Иллария и Киприан, не существует принципов, и ради денег они готовы изменять друг другу, обирая до нитки своих любовников и любовниц. Пока я жива, Алеша для Илларии не очень интересен, но она знает, что он единственный наследник, и после моей смерти она тут же набросит на него свои сети. Но я хочу оградить сына от нее и надеюсь, что он когда-нибудь — Бог даст! — все же поумнеет. Согласно моему завещанию Алексей вступит в права наследования лишь после того, как женится на девушке благородного происхождения. Если же его супругой станет разведенная или вдова, он лишается наследства и все состояние будет поделено между дальними родственниками и церковными приходами. Я сделала так, чтобы Худоярские в погоне за выгодой не пошли на хитрость, разведясь для виду или инсценировав Киприанову гибель. Я не смогла вразумить сына своими моральными наставлениями, так пусть хотя бы материальные трудности заставят его очнуться от губительного дурмана. Да и не хочу я, чтобы состояние нашего рода перешло в порочные руки.

Дальше еще шли какие-то просьбы, молитвы, слова уважения к Анастасии Михайловне, но Полина этого уже не читала, а лишь с тупой рассеянностью смотрела на лист бумаги. Почувствовав краем глаза бабушкин взгляд, девушка резко повернула голову и ломким голосом воскликнула:

— Нет, это какая-то ошибка! Сплетники ввели Екатерину Павловну в заблуждение! Что за роковая красавица Иллария?.. Нет, она не может быть женой Киприана! Его жена — немолодая, некрасивая, распутная и вздорная баба!

— Это он тебе так сказал? — с суровым лицом спросила бабушка.

— Но это не может быть иначе… не может быть!

Выронив письмо, Полина кинулась к двери, выбежала из дому, а за ее спиной раздался встревоженный голос бабушки:

— Куда ты? Куда?

— Никуда. Просто хочу побыть одна! — ответила Полина, оглянувшись на бегу.

Анастасия Михайловна стояла на крыльце и смотрела ей вслед, опираясь одной рукой о перила, а другую прижав к сердцу. У Полины мелькнула мысль о бабушкином нездоровье, но даже это не могло ее остановить; девушкой владело отчаянное желание поскорее убедиться, что Киприан ей не лжет.

Она бежала, не разбирая дороги, петляя между деревьями, перепрыгивая через кочки. Шляпа упала у нее с головы, волосы растрепались, подол юбки надорвался, зацепившись за колючий кустарник, — но Полина ничего этого не замечала. Она почти скатилась с холма, ведущего к худояровскому имению, промчалась через двор и остановилась лишь у самого крыльца. Тут только девушка почувствовала, что сердце у нее вот-вот выскочит из груди, а дыхание прервется от долгого бега. Согнувшись пополам, она прислонилась к дереву, потом присела на ступеньку крыльца, отдышалась, вытерла вспотевший лоб и, наконец, немного придя в себя, осмотрелась по сторонам. Во дворе никого не было, и Полина вспомнила слова Киприана о том, что он удалит из имения почти всех слуг, оставив лишь двух-трех самых преданных, которые не болтают. Похоже было, что он выполнил свое обещание, и это показалось Полине добрым знаком. Теперь она могла войти в дом без доклада, и сделала это немедленно, ибо ей не терпелось поскорей узнать всю правду.

Чувствуя одновременно страх и надежду, она прошла через сени, прихожую, еще одну комнату и решительным жестом распахнула дверь гостиной. Шторы на окнах здесь были задернуты, и в первую секунду Полине показалось, что эта затемненная комната пуста. А в следующее мгновение из глубины кресла, стоявшего между окном и шкафом, раздался чуть хрипловатый, но приятный женский голос:

— Входите, милая, не робейте.

Полина, чувствуя, как колотится сердце и пылает лицо, сделала несколько шагов вперед. Навстречу ей из кресла поднялась молодая, стройная, модно одетая дама. Полина вначале ощутила тонкий запах табака, а потом поняла, что он исходит от сигары, которую дама курила, изящно зажав между средним и указательным пальцами. Полина видела сигары лишь в Петербурге; мужчины, входившие в круг ее общения, обычно курили трубку или нюхали табак. Изредка даже дамы нюхали табак, но увидеть женщину с сигарой ей еще не доводилось.

— Вероятно, вы барышня Полина из Лучистого, — сказала модная незнакомка, выпустив колечко ароматного дыма. — Прошу вас, милая, раздвиньте шторы, чтобы нам с вами получше рассмотреть друг друга.

Полине вовсе не хотелось повиноваться этой просьбе, сказанной довольно властным тоном, но какая-то неведомая сила заставила девушку подойти к окну и, раздвинув шторы, впустить в комнату сноп лучей послеполуденного солнца. Сделав это, она быстро повернулась к незнакомке и спросила пересохшими губами:

— Вы Иллария?

— Да, — ответила та и почему-то рассмеялась. — Иллария Феоктистовна Худоярская. А что вас удивляет? Вы, вероятно, думали, что я злая и уродливая старуха, которая уже одной ногой в могиле? Когда Киприан в ссоре со мной, он именно так меня и представляет. Ну а вы какого мнения обо мне?

Страдая от душевной боли и унижения, Полина все же не могла не признаться сама себе, что ее соперница красива. Это была яркая и резкая красота, почему-то наводившая на мысль о диковинных тропических цветах — может быть, ядовитых, но притягательных даже в своей опасности. Огромные черные глаза смотрели на Полину немигающим взглядом, а капризно очерченные губы чуть изгибались в иронической усмешке. Темно-рыжие волосы Илларии длинными локонами обрамляли ее лицо — бледное, но с пятнами лихорадочного румянца на высоких скулах.

Чем дольше Полина смотрела на жену своего любовника, тем труднее было ей заговорить. Иллария, видимо, чувствовала себя полной хозяйкой положения и, насладившись замешательством соперницы, снисходительным тоном сказала:

— Не смущайтесь, дорогая, не вы первая оказываетесь в таком затруднении. Мой муж — человек непостоянный, у него часто меняется настроение. Вероятно, он говорил вам, что любит вас. И несомненно, в те минуты, когда он был с вами, он вас действительно любил. Он всегда увлекался женщинами со всей пылкостью своей натуры.

— И вы… вы так спокойно об этом говорите? — не сдержалась Полина.

— Почему же нет? — Иллария, усмехнувшись, поднесла к губам сигару, затянулась и выпустила голубоватую струйку дыма. — Такие люди, как мы с Киприаном, стоят выше ревности и прочих мещанских предрассудков. Он говорил мне, что вы девушка образованная и, стало быть, должны нас понимать. Я именно так думаю о вас.

Мысли путались в голове у Полины, и она даже не знала, что сказать в ответ, хотя все ее существо протестовало против слов Илларии.

В этот момент со стороны внутренних покоев раздались шаги, и Полина, не желая быть увиденной еще кем-то, пробормотала сквозь зубы: «Мне все равно, что вы думаете» и устремилась прочь из гостиной.

Но, когда она уже находилась за дверью, до ее ушей долетел голос Киприана:

— У нас кто-то был или мне показалось?

Иллария, рассмеявшись хрипловатым и несколько язвительным смехом, ответила:

— Любезная тебе барышня Полина почтила нас своим визитом.

— Да? И что ж она так быстро ушла? — удивился Киприан.

Полина, направившаяся было к прихожей, остановилась и на цыпочках приблизилась к неплотно закрытой двери гостиной.

Прижавшись к стене и ежеминутно опасаясь быть уличенной в своем неблаговидном занятии, она жадно прислушивалась к разговору, который столь близко касался ее особы.

— Наверное, я виновата, что не удержала ее, — насмешливо заметила Иллария. — Ты уже соскучился по своей деревенской красавице? Кстати, она и впрямь недурна, хотя я не думала, что такой тип женщин в твоем вкусе.