Полина запомнила Екатерину Павловну пышной осанистой дамой с величавой походкой и властным лицом. Теперь же девушка была несколько удивлена, увидев, как похудела и даже слегка ссутулилась эта далеко еще не старая женщина. Дуганова пояснила, что болеет и врачи посоветовали ей сменить нездоровый климат северной столицы на чистый лесной воздух подмосковной деревни.

— И правильно, и слава Богу, что вы послушались добрых советов, — заверила ее Анастасия Михайловна. — Здесь, на природе, любая хворь проходит быстрей. Да и скучно вам не будет, сюда на лето съезжается много людей, общество иногда собирается весьма интересное. Вот вчера у Шубиных был званый вечер. Кстати, там о вас вспоминали в связи с вашим приездом.

— Э, какое мне дело до общества, — махнула рукой Екатерина Павловна и бросила благосклонный взгляд на Полину, скромно сидевшую у окна с книгой в руках. — Вы с внучкой здесь живете — и этого мне достаточно для общения. Ну, еще Шубины, пожалуй. А остальные-то соседи — все сплошь дураки и сплетники. Да мне-то они безразличны. Своих забот хватает.

— Ну, Екатерина Павловна, голубушка, вы уж слишком строги к соседям, — слегка улыбнулась Томская. — И я такой была, но потом научилась прощать людям их слабости. А что до нас с Полиной, так рады мы безмерно вашему приезду, но сами не сегодня завтра уезжаем месяца на два.

— И далеко? — спросила явно огорченная соседка.

— В мое родовое имение на Полтавщине, к старшему сыну. Надо же мне наконец с внучкой познакомиться, понянчиться, пока я еще жива. А в июле вернемся обратно. А на зиму, даст Бог, поедем с Поленькой в Петербург, к моему младшему сыну.

— Видела я вашего Дмитрия Денисовича в Петербурге, — сообщила Дуганова. — Весь в своего покойного отца пошел. И такой же ученый. И семья его мне понравилась. Жена, детки — все очень милы. А я, наверное, так и не дождусь внуков… — Екатерина Павловна тяжело вздохнула. — Оставил мне Бог единственного сына, который даже не стремится устроить свою судьбу…

— Рано вы печалитесь, голубушка моя, ваш Алеша еще молод, успеет и жениться и внуками вас наградить, — сказала Анастасия Михайловна. — И потом, он ведь служит, а военные все не спешат обзаводиться семьями. — Вот и мой Владимир поздно женился. Ничего, всему свое время.

— Да Алексей-то мой не мальчик, двадцать семь уже, — заметила Дуганова. — Но я бы не тревожилась, если бы он просто гулял, кутил, как другие гусары; я бы думала тогда: ничего, придет время, он остепенится и женится на хорошей девушке. Но ведь все не так, все куда сложнее.

— А в чем сложность? — участливо спросила Анастасия Михайловна.

— Не всем я об этом рассказываю, но от вас не буду скрывать. — Дуганова немного помолчала, сурово сдвинув брови и поджав губы. — Болит у меня душа за Алексея, нескладная у него жизнь. Уже несколько лет таскается он за одной фам фаталь и, кажется, влюблен в нее намертво. А эта роковая дама вначале была замужем за богатым стариком, потом овдовела, Алеша в то время был в полку. Прослышав о ее вдовстве, он, конечно, обрадовался, готов был подать в отставку и мчаться к ней с предложением руки и сердца. Но, когда он с ней встретился, оказалось, что она уже снова замужем. Как, почему, что ее к этому толкнуло? Кто ее новый муж? Какое у нее отношение к Алеше? Может, она просто хищница, которая тянет деньги из мужчин? Ничего мне о ней не известно, Алексей все от меня скрывает. Трудно мне, вдове, справиться с сыном. Но я буду не я, если сама обо всем не дознаюсь и не выведу на чистую воду эту авантюрную особу. Вот только дал бы Бог выдюжить, побороть свою хворь…

Полина слушала беседу бабушки с гостьей невнимательно, думая о своем. История сына соседской помещицы была ей мало интересна. Полина почти не помнила Алексея Дуганова, которого видела много лет назад, когда пятилетним ребенком приезжала в Лучистое с родителями. Из рассеянности девушку вывел обращенный к ней прямой вопрос Екатерины Павловны:

— А как твои дела, Поленька? Есть ли у тебя жених?

От неожиданности Полина слегка смутилась, но не подала виду и ответила шутливо:

— Боюсь, что мой жених еще не родился. Или, наоборот, остался в прошлых веках.

— Вот ты какая независимая остроумница, — с улыбкой заметила Дуганова. — Значит, пренебрегаешь современными молодыми людьми? А вдруг где-нибудь среди них, да еще совсем близко, бродит твоя судьба?

«Это уж точно: моя судьба близко, да только обстоятельства разводят нас в разные стороны», — пронеслось в голове у Полины, и сердце ее учащенно забилось от предчувствия скорой встречи с Киприаном.

— Молода она еще и жизнь знает лишь по книгам, — вздохнула бабушка.

— Молода, но для замужества вполне созрела, — прямолинейно заявила Дуганова. — Ведь вашей барышне Роминой уже восемнадцать, верно? По всем статьям невеста: красавица, умница, благородного нрава и происхождения. Повезет кому-то взять такую в жены.

— Не смущайте меня излишними похвалами. — Полина слегка нахмурилась, уловив в словах гостьи плохо скрытый намек на желание видеть «барышню Ромину» своей невесткой.

Бабушка, быстро взглянув на внучку, угадала ее невольный внутренний протест и поспешила перевести разговор на другую тему:

— А вы не сокрушайтесь из-за сына, дорогая моя. Нынче дети вообще не слушаются своих родителей. Мы и то были вольнодумны, а они куда поболе нас. Мой старший сын тоже вот выбрал жену, меня не спросясь.

— Но хоть невестка ваша не из бывших крепостных? И то слава Богу, — живо откликнулась Дуганова. — А то ведь нынче всего можно ожидать от молодого поколения. Вон, граф Шереметев женился на своей крепостной девке Параше, родословную ей придумал.

— Ну, Параша Жемчугова по крайней мере артистка, и, говорят, талантливая, — заметила Томская.

— Э, милая моя, вы слишком снисходительны к артистам, — покачала головой гостья. — Наверное, потому, что очень любите театр. Знаю, что в юности вы и сами баловались актерством при дворе Кирилла Разумовского. Но одно дело, когда девушка благородного происхождения увлекается искусством, а совсем другое — когда холопка через сцену и барскую постель впрыгивает в дворянское сословие. Простите, что говорю это при молодой девице, но мне кажется, ей тоже полезно знать о падении нынешних нравов. И откуда пошло это безбожное вольнодумство, отрицание порядка, смешение сословий? Должно быть, от французов или от франкмасонов. Чему удивляться, если там нынче этот выскочка Буонапарте назначает генералами мужиков, сам женился на креолке сомнительного поведения, а теперь еще возложил императорскую корону на себя и на нее. И ведь подобная зараза безнравственности проникает повсюду, и к нам уже проникла. Вначале дети не слушаются своих родителей, холопы — господ, потом подданные — государя и так далее. К чему это приведет? К такому же разгрому, какой случился во Франции. Выходит, зря наша матушка-императрица восхищалась Вольтером. Ни к чему хорошему его идеи не привели.

— А по-моему, дорогая, вы напрасно обвиняете Вольтера. Он то как раз предупреждал французских дворян о последствиях их легкомыслия и невнимания к народным нуждам. Вот послушайте его прозрачные намеки из «Царевны вавилонской». — Анастасия Михайловна подошла к книжной полке и, взяв томик Вольтера, нашла нужное место и стала зачитывать:

Приятное общество, веселье, легкомыслие были единственным, что их увлекало. Ими управляли, словно детьми, которым дарят игрушки, лишь бы они не капризничали. Когда им рассказывали о бедствиях, опустошавших их родину два века назад, о тех временах, когда одна половина населения вырезала другую из-за пустяков, они соглашались, что это действительно дурно, но затем снова принимались смеяться и петь куплеты. Чем любезнее были эти праздные люди, тем резче выступало различие между ними и людьми занятыми. Среди этих занятых или как бы занятых людей была толпа мрачных фанатиков, отчасти вздорных, отчасти плутов… которые, не задумываясь, разрушили бы весь мир, только бы добиться хоть некоторого влияния. Но, приплясывая и распевая, праздный народ заставлял людей труда скрываться в пещерах, подобно тому, как птицы заставляют серых сов укрываться в развалинах… Упадок вызван был той легкостью, которая мешала работать тщательно, а также пресыщенностью прекрасным и влечением к извращенному… Тщеславие, преследуя истинные таланты, вынуждало их покидать родину. Трутни изгнали пчел.

— Ну скажите, разве Вольтер не пророк? Ведь он в точности предсказал и упадок морали, и появление мрачных, жаждущих власти революционеров, и легкомысленное расточительство дворян, которые все веселились, все прыгали — и допрыгались до гильотины. — Помолчав, Анастасия Михайловна тихо добавила: — Так будет и с нашими, если ни о чем не задумаются.

— Может, Вольтер и пророк, но, вместе с тем, он породил безбожное вольнодумство, которое и привело к появлению разрушителей, — упрямо повторила Дуганова.

— Нет, он не призывал к революции, а предупреждал о ней, — возразила Томская. — А что до появления разрушителей… так ведь они всегда были, во все времена. Разрушители нравственности, порядка, государств. Есть люди — разрушители, а есть — созидатели. И вот, когда в обществе количество разрушителей перейдет определенную границу, начинаются всякого рода перевороты, бедствия.

Анастасия Михайловна бросила быстрый взгляд на Полину, и той вдруг подумалось, что к «разрушителям» бабушка причисляет и Киприана. Девушке был неприятен этот намек, и она нахмурилась, считая предубеждение бабушки против Худоярского беспочвенным и несправедливым.

Между тем приближалось время свидания, и Полина, воспользовавшись паузой в разговоре, встала и с вежливой улыбкой объявила:

— Простите, но разговоры о политике, на мой взгляд, слишком сложны, и у меня разболелась голова. Пойду немного прогуляюсь. К тому же мне надо еще написать письмо подруге.