Александра Девиль - Чужой клад

— Какого синьора Казанову?.. — растерялась мать.

— Да Новохатько же! И вы плохо знаете меня, если поверили, что я могу наделать глупостей… Ну, все, спешу! — Настя чмокнула мать в щеку и, подбежав к двери, оглянулась и добавила: — Только умоляю вас, будьте поосторожней в разговорах с Ильей и с Гликерией. Вечером я вам кое-что расскажу.

Настя выпорхнула за дверь, а Татьяна Степановна посмотрела ей вслед, покачала головой и, вздохнув, вышла из Настиной комнаты, собираясь разобрать привезенный из Криничек сундук с вещами.

Дом Боровичей с его многочисленными пристройками Татьяна Степановна знала плохо, а потому, несколько запутавшись, пошла не в том направлении. Она уже хотела повернуть обратно, как вдруг услышала слова, заставившие ее насторожиться.

— Почему у тебя так мало решительности, Илья? — звенящим от раздражения голосом говорила Гликерия. — Если бы в тот раз, возле озера, ты успел взмахнуть ножом — все было бы кончено.

— Но ведь там же этот… защитник ее оказался, — растерянно пробормотал Илья.

— Он бы не успел сделать выстрел! Тебе не хватило духу на одно мгновение! Эх, надо было мне взять нож в свои руки!.. А этот «защитник» — прямо наше наказание. Из-за него все теперь пропало.

— Подожди, Ликера, может, все еще обойдется… Может, они не догадаются, что это мы с тобой… Подождем, пересидим… А потом отмолим свои грехи в церкви. Бог наказал нас за то, что позарились на чужое…

— Говорю же тебе, простак, что золото не чужое, а твое! Ведь ты же сам рассказывал, что твой отец незадолго до своей гибели гостил в Криничках. Так?

— Ну, было…

— Так вот, окольными путями я узнала, что твой отец в то время выиграл огромную сумму и некие разбойники стали за ним охотиться. Он знал, что его рано или поздно убьют, а потому накупил на все деньги золота и зарыл его в поместье у Криничных. И наверняка тетка об этом знает, но молчит, чтобы присвоить твое золото. Так что ты не вор, ты просто пытаешься вернуть свое.

— Но теперь что нас ждет?..

— Погоди, я уже обдумала…

Гликерия перешла на шепот, и Татьяна Степановна, ничего более не расслышав, в полной растерянности попятилась от двери и стала на цыпочках пробираться к выходу. Она пока ничего не понимала, но зловещие слова о ноже и золоте, как и совет Насти быть осторожной, заставили вдову ощутить совсем рядом смертельную и загадочную опасность.

Выйдя на крыльцо, она почти наткнулась на Присю и тут же велела ей:

— Разбери-ка мой сундук с вещами, а я должна немедленно идти во дворец. Да еще по дороге мне надо заглянуть к своей новой знакомой.

— Хорошо, пани, — кивнула Прися и показала рукой в угол крыльца, где, присев на корточки, с чем-то возилась служанка Гликерии. — Смотрите, какой непонятный случай: кот вдруг ни с того ни с сего сдох. Только что был живой, резвый — и вдруг…

Татьяна Степановна вспомнила пузырек с лекарством, выпавший из рук Гликерии, и застыла от внезапного и дикого подозрения. С трудом оторвав от пола задеревеневшие ноги, она сошла с крыльца и торопливо устремилась к воротам.

Иван Леонтьевич был до дрожи в коленях напуган внезапным приездом Теплова, которого, как и гетмана, ожидали в Глухове лишь через неделю. Теплов явился в гетманскую резиденцию тихо, почти тайно, никого не оповестив о своем приезде. Он часто так делал, желая застать подчиненных врасплох. Сразу же вызвав к себе Шалыгина, объявил ему, что сегодня вечером должно провести генеральную репетицию, ибо уже завтра, самое позднее — послезавтра пожалует гетман в сопровождении своих высоких гостей. Иван Леонтьевич едва не хлопнулся в обморок, не решаясь сказать, что главные исполнители сейчас в отъезде и едва ли успеют к вечерней репетиции. Не смея перечить суровому и властному ментору, подавленный служитель Мельпомены вышел в коридор и побрел прочь из дворца, спотыкаясь и понурив голову.

Но, на его счастье, одновременно с Тепловым в гетманскую столицу вернулась Наталья Демьяновна — мать Алексея и Кирилла Разумовских. Она несколько месяцев гостила у родичей в Козельце, на околице которого когда-то жила семья простого реестрового казака Григория Розума. В память о чудесном возвышении своих сыновей старушка решила заложить в Козельце церковь Рождества Христова.

Наталья Демьяновна была уже не той неловкой селянкой, которая когда-то, много лет назад, приехав по приглашению императрицы в Петербург и побывав в руках горничных и парикмахера, сама себя не узнавала в пышных придворных нарядах. Сейчас она уже со смехом вспоминала свой давний конфуз: как, поднимаясь по лестнице, увидела идущую навстречу даму в богатом уборе и, приняв ее за государыню, кинулась кланяться, — а потом оказалось, что Наталья Демьяновна не узнала собственного отражения в огромном зеркале.

Впоследствии, устав от церемоний непривычной петербургской жизни, она вернулась на родину, поселившись сперва в Козельце, а потом в Глухове. Бывшая казачка уже вполне освоилась со своим высоким положением и ничуть не робела, но при этом оставалась женщиной доброй и не спесивой. На ее-то доброту и уповал Шалыгин, надеясь, что Наталья Демьяновна защитит его от гневливого ментора. Да и к тому же Иван Леонтьевич знал об особой неприязни Розумихи к Теплову. Зародилась эта неприязнь давно, еще при первом объезде Украины молодым гетманом. В Чернигове тогда ветер сорвал с Кирилла Григорьевича ленту ордена св. Андрея, и Теплов подхватил ее. Наталья Демьяновна увидела в этом зловещее предзнаменование и не раз говорила сыну, что его хитрый наставник-«коварник» будет причиной многих бед, которые постигнут гетмана, да и саму Гетманщину. Кирилл Григорьевич не внял этим предостережениям, но и Наталья Демьяновна не изменила своего мнения о Теплове.

И вот сейчас, увидев Шалыгина, к которому относилась с симпатией, старушка всплеснула руками и огорченно воскликнула:

— Что-то совсем ты, Иван, не весел! Не захворал ли от своих актерских дел? Или, может, — тут она понизила голос, — наш коварник уже успел тебя отругать? Не журись, я за тебя, сироту, всегда заступлюсь.

— Ну, для сироты уж я великовозрастный, — смутился Шалыгин. — А вот за ваше милостивое заступничество огромная вам благодарность.

Он рассказал о том, что приезд высоких лиц ожидался немного позже, а потому к генеральной репетиции еще не все готово.

— Не беда, отложим репетицию до завтра, — успокоила его Розумиха. — А сегодня велю объявить, что буду принимать во дворце всю глуховскую знать, да и простых мещан тоже. Пусть все приходят. Сойдутся и станут промеж собой хвастаться-величаться да спорить за места в театральной зале. Ну, и коварнику поневоле придется с ними со всеми говорить, а не терзать тебя с этой репетицией.

— Поверьте, Наталья Демьяновна, у нас уже все готово, только главные исполнители сейчас в отъезде. Но они должны вернуться не сегодня завтра. Как только появятся — так и начнем.

— Вот и славно, — сказала добродушная Розумиха. — Может, к вечеру они и прибудут. А пока велю Теплову назначить во дворце прием, пусть идут ко мне с поклоном все, кто пожелает.

Итак, час решительного смотра талантов был отсрочен, но это не могло спасти Ивана Леонтьевича в случае задержки Насти и Дениса. Приказав всем актерам, а также певцам и танцорам усердно повторять свои роли, Иван Леонтьевич бегал от дворца к музыкальному и актерскому павильонам, выскакивал на улицу, вздыхал от нетерпения и в мыслях молился за успех своего любимого дела. Савву и еще двух казаков он послал следить за въездными дорогами — с тем, чтобы при появлении Насти и Дениса последние были тотчас оповещены о срочной репетиции.

В послеобеденные часы, когда зной уже стал немного спадать, взмокший и взволнованный Иван Леонтьевич топтался перед фасадом гетманского дворца, поглядывая на распахнутые по случаю приема гостей ворота парка. Все знатные горожане, явившиеся на прием, уже прошли в большую залу, и теперь площадь перед дворцовыми воротами была пуста.

И вдруг раздался цокот копыт и за оградой замелькал знакомый всадник, при виде которого Иван Леонтьевич чуть не подпрыгнул от радости и, поспешив ему навстречу, закричал:

— Денис! Слава Богу, я спасен!

Томский спешился, отдал поводья казаку, стоявшему на воротах, и с улыбкой поприветствовал Шалыгина.

— Но где Анастасия? Она скоро явится? — кинулся к нему с расспросами Иван Леонтьевич. — А ваша поездка была не напрасной?

Томский остановился, быстро глянул по сторонам и приглушенным голосом ответил:

— Как я и думал, убийцы — Боровичи. А помогал им во всем Заруцкий с товарищами.

Шалыгин слегка опешил, но потом нахмурился, возмущенно дернул головой и спросил:

— И доказательства есть?

— Есть. Кстати, не болела ли Гликерия после нашего отъезда?

— Да… — Шалыгин удивленно поднял брови. — Да, она полтора дня не выходила из дому. А ты откуда знаешь?

— Так я и думал, — кивнул Денис. — Она лишь сказалась больной, а на самом деле облачилась в мужское платье и поехала за нами. Гликерия — неплохая актриса, да и супруг ее тоже…

— Но какова причина их злодейств? — в недоумении вскричал Шалыгин.

— Причина та, что сгубила многих людей и даже целые народы, — алчность, зависть. Брат идет на брата ради клочка земли — это ли не вечная трагедия? Боровичам хотелось избавиться от Анастасии, но умертвить ее у себя в доме они не могли, это было бы слишком подозрительно. Вот и решили использовать зловещую легенду о лесном озере. А когда не получилось с озером, придумали разбойников в масках.

— Неужели ради простого, небогатого поместья в Криничках они решились на несколько убийств?

— Надо послать стражников к дому Боровичей, — вместо ответа сказал Денис. — Они могут догадаться, что их разоблачили, и сбежать.