— Не тревожьтесь, я тоже смотрю по сторонам, — заметил Денис. — Убийцы слишком осторожны, чтобы напасть в присутствии такого свидетеля, как я.

— Но они ведь уже один раз напали при свидетелях… в роще возле слободской церкви.

— Да, тогда с вами был господин Новохатько… Кстати, а почему бы не предположить ревность со стороны этого вашего… гм, поклонника?

— Смешно представить Остапа Борисовича в роли убийцы. Да и зачем ему меня убивать? Из мести, что не проявляю к нему благосклонности?

— Кажется, вы вообще ни к кому не проявляете благосклонности, — заметил Томский, бросив на девушку многозначительный взгляд. — А не было ли у вас какого-нибудь особо рьяного обожателя еще до отъезда в Глухов?

— Нет. И вообще я противница разных амурных интриг, — заявила Настя, отбросив назад растрепавшиеся волосы, с которых уже слетела вся пудра.

— Интересно почему? — улыбнулся Томский. — Девушка с такой наружностью, как у вас, могла бы водить за собой толпы поклонников. Однако вы держите себя столь недоступно и дерзко, что немногим отличаетесь от шекспировской Катарины. Отчего такое пренебрежение к мужскому полу? Или, может, в вашем прошлом была какая-то несчастная любовь, о которой вы не в силах забыть?

— А почему вас это интересует? — с вызовом спросила Настя. — Ведь я же не любопытствую, кем занято ваше сердце.

— Но я спрашиваю не ради любопытства. Мне надо знать о вашем прошлом, чтобы разгадать, кто и почему на вас покушается. — Денис помолчал, искоса поглядывая на Настю. — Сказать по правде, меня радует, что вы противница амурных интриг. Но это же не мешает вам иметь какую-нибудь тайную страсть… например жениха, союз с которым не приемлет его или ваша семья.

— У меня нет тайной страсти и никогда не было жениха, — сказала девушка, стараясь не смотреть на Томского. — То есть раньше ко мне сватались довольно часто, но я всем отказывала.

Потом о моем странном характере разошелся слух, и свататься перестали. Но, право, не стоит об этом говорить, никто из бывших поклонников не имеет причины меня убивать.

— Дай Бог, чтоб это было так, — вздохнул Денис. — Значит, ни в прошлом, ни в настоящем вы не видите решительно никого, кто мог бы желать вашей смерти? А если вы просто не замечаете какой-нибудь мелочи, но в ней-то и кроется разгадка?

— Но как ее заметить?..

— Давайте вспоминать все с самого начала. Убийства начались через неделю после того, как вы приехали в Глухов?

— Через десять дней, — уточнила Настя. — Я приехала в конце мая, а Раину убили в начале июня.

— Уверен, что убийства Раины и Ольги нужны были злодеям лишь для отвода глаз. А главной мишенью были вы. Вас предполагалось зарезать на берегу озера, чтобы в очередной раз все свалить на нечистую силу. Скажите, а по дороге или по приезде в Глухов с вами не произошло ничего неожиданного? Может быть, вы стали свидетельницей какого-то необычного происшествия?

Настя задумалась, припоминая. Потом пожала плечами и покачала головой:

— Нет, совсем ничего. Не только происшествия, но даже сколько-нибудь примечательной встречи или знакомства не было. По дороге нам не встретились ни зловещие гадалки, ни хитрые бурсаки, ни подозрительные бродяги.

— А перед отъездом? Может, припомните что-нибудь?

— Перед отъездом? В Криничках? Да! — Настя встрепенулась и старательно пояснила: — Дня за три до моего отъезда в Криничках действительно случилось одно несчастье… хотя ко мне оно не имело отношения. Нашего садовника нашли мертвым в саду недалеко от его хаты. Он лежал лицом вниз, и голова у него была размозжена. Все решили, что он вечером крепко выпил и в темноте оступился, упал и ударился головой об острый камень. Но, правда, иные поговаривали, что он мог с кем-то повздорить и голову ему разбили в драке.

— А он мог с кем-то драться? У него были враги?

— Не знаю. Он работал у нас недавно, мама его наняла, когда старый садовник умер. Так что о прошлом этого парная нам было известно немногое. Кажется, раньше он жил где-то в соседнем уезде. А разве это важно?

— Еще не знаю, — задумался Денис. — В этом деле неведомо, что может оказаться важным. А других неприятных вещей в вашем доме не происходило?

— Пожалуй, нет, если не считать маминой болезни.

— Ваша матушка серьезно болела?

— Нет, просто недомогание. У нее болела голова, стучало в висках, бросало в жар… Илья привел уездного лекаря, и тот, осмотрев маму, сказал мне, что нет ничего опасного, посоветовал сделать небольшое кровопускание. Илья и Гликерия меня совсем успокоили, а то ведь я поначалу не решалась уехать из Криничек, боялась оставить маму.

— И я могу вас успокоить, — кивнул Денис. — У моей матушки пару лет назад тоже случались подобные недомогания.

Я даже попросил самого Фому Тихорского ее осмотреть. И он сказал, что это обычное дело в зрелом возрасте. Впрочем, вам об этом еще рано знать. — Он улыбнулся и тут же перевел разговор: — А из Криничек вы ехали вместе с Боровичами?

— Конечно. Они-то и уговорили маму отпустить меня.

— И долго они уговаривали вашу строгую родительницу?

— Да всю неделю, как гостили у нас, так и уговаривали. И я вместе с ними.

— А есть ли у вас еще родственники, которые противились вашему участию в спектаклях? Может быть, по отцовской линии?

— Нет, со стороны отца у меня не сохранилось родни. Он был старинного казацкого рода, но его отец и братья погибли в сражениях, а сестра недавно умерла в монастыре. Да у меня и со стороны матушки никого, кроме Ильи. Он сын ее старшей сестры. Моя мама ведь из знатных молдавских дворян, — добавила Настя не без гордости. — Так что напрасно ваша… тетушка считает меня такой уж провинциалкой. Впрочем, и вы, вероятно, про себя называете меня черкашенкой или цыганкой…

— Что? Черкашенка? Цыганка? — Денис рассмеялся, не сводя с Насти пристально-раздевающего взгляда, который особенно ее смущал. — Нет, прелесть моя, к таким вещам я равнодушен. Для меня личные достоинства человека куда интересней его происхождения по крови. Здесь я рассуждаю почти как господа космополиты. Знаете, кто это такие?

— Знаю… — Настя кашлянула, слегка замявшись, — Но ведь космополит — это почти то же самое, что и масон?

— Нет. — А вы разве знакомы с масонами?

— Представьте, с Мишей Херасковым в детстве мы даже дружили, а однажды чуть не подрались.

— Но, надеюсь, в те годы он еще не был масоном. — усмехнулся Денис. — А вы были с ним знакомы, вероятно, через молдавскую родню?

— Да. Мои дед и бабка, у которых я подолгу гостила в Переяславле, дружили с его семьей. Старики Флештины вообще старались меня образовывать. Возили в Киев, Харьков, а однажды и в Москву. Правда, в Петербург не успели.

— У вас еще все впереди. Сейчас главное — уберечь вас от опасности, а уж потом… — Денис замолчал, и взгляд его вдруг стал серьезным, даже хмурым. — Рассудок мне подсказывает, что нам с вами надо немедленно ехать в Кринички. Кажется, именно там скрыт ключ от убийственной тайны.

— Нам с вами ехать? — встрепенулась Настя. — Разве это возможно?

— Но иного выхода нет, — твердо заявил Денис. — Поручить это дело кому-то другому я не могу, а ехать в Кринички без вас мне просто не имеет резона, потому что вы многое должны будете объяснить мне там, на месте. К тому же я боюсь оставлять вас одну в Глухове.

Настя посмотрела на его серьезное лицо и с волнением спросила:

— Значит, вы уже о чем-то догадались? Вы знаете, с какого бока мне грозит опасность?

— Эти догадки слишком смутные, чтобы о них рассказывать. Может быть, в поездке я кое-что вам скажу, но не здесь и не сейчас. А ехать надо завтра с самого утра. Решайтесь.

— Но что я скажу родственникам? Как объясню Ивану Леонтьевичу мое отсутствие? А мама, когда увидит, что я приехала вдвоем с незнакомым мужчиной, назовем мой поступок безрассудным и нескромным.

— Все это пустяки, все это можно решить. Главное, чтобы вы верили мне и помогали.

— Что ж, я готова, — прошептала Настя, судорожно сглотнув комок в горле. — Только очень не хочется сорвать спектакль и подвести Ивана Леонтьевича.

— А мы его не подведем, — заверил Денис. — Поездка наша не продлится больше недели, и мы успеем вернуться за несколько дней до приезда гетмана. Кстати, именно Шалыгин поможет нам уладить дело с этой поездкой. Я уже все обдумал. Завтра утром вы исчезнете прямо с репетиции, а Иван всем объявит, будто за вами приехали из Криничек двое слуг, передали вам письмо от маменьки, и вы тут же сели к ним в бричку и помчались домой. Никто не сможет придраться к девушке, которая едет к матери в сопровождении своих домашних слуг. И только Шалыгин будет знать, что вы уехали со мной. Но он нас не выдаст, — особенно если я ему пообещаю заменить в спектакле Якова.

— А вы действительно замените? — удивилась Настя. — А не зазорно ли для такого важного ученого, как вы, играть в комедии?

— Я рад, что вас это забавляет, — улыбнулся Денис, заметив веселые искорки в глазах девушки. — Скажу вам честно, что и в бытность свою студентом я увлекался игрой в комедиях.

А ученый я пока еще не важный. Но с такой прекрасной героиней, как вы, даже господа Декарт и Невтон, верно, не отказались бы сыграть.

— А теперь вы говорите, как столичный кавалер, который пытается обольстить глупую мешанку, — заметила Настя и отвернулась. — Не надо, Денис Андреевич, я этого не люблю.

— Черт возьми, вот странное создание! — воскликнул Томский и хлопнул себя по коленям. — Большинство дам обожает комплименты, а вы…

— Но я ведь не дама, — усмехнулась Настя. — Я по сути своей — простая казачка… пусть даже с дворянскими корнями.

— Простая? Вы что угодно, только не простая, — пробормотал Денис и надолго замолчал.