Но Лиз не хотела слушать о своем бывшем муже, она была слишком поглощена мыслями о Дэвиде.

— Ты шокирована? — спросила она, бросив на сестру взгляд, который одновременно подзадоривал Анну сказать что-нибудь и молил ее о понимании.

Анна вспомнила, как видела Дэвида и Карол в церкви; они выглядели скорее как люди, потерпевшие фиаско, чем не ладящие между собой, но их сын, маленький и бледный, удерживал их вместе.

— После того, через что мне довелось пройти, меня ничто не может шокировать. Кроме того, — добавила Анна, — все мы не без греха.

— У тебя с Марком все было по-другому.

— Я тоже так думала. — Анна почувствовала, что напряжение, которое почти исчезло, снова возвращалось к ней.

Лиз сочувственно покачала головой.

— Вы идеально смотритесь вместе. Я действительно думала… — она запнулась, и ее лицо снова исказила болезненная гримаса.

Анна обняла сестру. В теплой воде Лиз вся дрожала, будто замерзла.

— Не плачь, все образуется. Твоя жизнь обязательно наладится. — Музыка стихла, и сквозь густой ряд бамбуков донеслись обрывки смеха и шлепанье сандалий, спускавшихся по лестнице.

Лиз всхлипывала.

— Прости. Ты последний человек, которого я хотела бы загружать своими проблемами.

— Все в порядке, — сказала Анна. Она к этому привыкла.

Лиз отклонилась назад и посмотрела на сестру со смешанным чувством благоговения и негодования.

— Хотела бы я знать твой секрет! Как тебе, черт возьми, это удается?

Анна улыбнулась.

— Думаю, это то же самое, что взбираться на гору, — смотреть нужно только вперед.

Лиз издала невеселый смешок.

— Да ну его. Просто брось мне эту чертову веревку.

Когда они наконец-то вылезли наружу, горячие и румяные, Анна ненароком сказала:

— Я думала по дороге домой заглянуть к маме. Не хочешь составить мне компанию?

Она ожидала, что Лиз ответит, будто не может отпроситься с работы либо ей нужно заехать за Диланом или встретиться с другом. Но она лишь пожала плечами и сказала:

— Конечно. Почему бы и нет?

Они обе знали, что визиты к матери — это гораздо больше, чем ритуал, который нужно было соблюдать. Последнее время Бетти целыми днями сидела, уставившись в пустоту, словно заблудилась в мире, существовавшем лишь в ее воображении, наполненном людьми и событиями, которых давно нет. Но Анна продолжала навещать ее, и Лиз время от времени ходила вместе с ней. Как же она станет смотреть в будущее, если не сможет смириться с прошлым?

— Отлично. Затем мы сможем где-нибудь перекусить, — сказала Анна.

— Только не в «Три-Хаус», — Лиз слегка улыбнулась.

— Я имела в виду «Бургер-Кинг». Я сейчас немного на мели.

— Я тебе одолжу деньги, но… — Лиз не нужно было объяснять. Анна понимала, что быть матерью-одиночкой означало постоянно жить на грани финансового кризиса. Они были на полпути к «Саншайн Хоум», когда Лиз осторожно спросила:

— Ты думала о том, на что ты его потратишь? — Они старались избегать разговоров о наследстве. Сама мысль об извлечении выгоды из трагедии шекспировского размаха казалась кощунственной.

— На то, чтобы оплатить счета моего адвоката, — без колебаний выпалила Анна.

— А у меня на примете абсолютно новенький «БМВ» с откидным верхом.

— А мне хватит и новой коробки передач.

Лиз улыбнулась, будто не верила в то, что Анна когда-нибудь перестанет быть такой экономной.

— Тебе нужно мыслить масштабнее. Как насчет нового дома или путешествия в Европу? Ты ведь всегда хотела увидеть Париж и твердила об этом с самого детства.

Анна задумалась на минутку, а затем покачала головой. Единственное, чего она хотела больше всего на свете, нельзя было купить ни за какие деньги.

— Спасибо, — сказала она, — но у меня было столько впечатлений, что мне их хватит на ближайшие сто лет.

Глава семнадцатая

Теперь, когда не нужно было беспокоиться об Анне, Финч занялась домашними делами: менее чем через неделю Лаура и Гектор должны были отправиться в Мексику, чтобы завершить последние формальности удочерения. Тем временем в доме был жуткий беспорядок, и Лаура, человек-американские горки, горланившая во все горло в душе «La Vida Loca», через минуту уже мучилась вопросом, сорвется ли все в последний момент или нет.

Гектор занимался обычными делами: следил за лошадьми, ремонтировал вещи на ранчо, по вечерам ходил на занятия, — но Финч видела, что он тоже был поглощен своими мыслями. Он читал книгу, и минута шла за минутой, а он все не переворачивал страницу; или он настолько погружался в раздумья, когда чистил лошадь, что, когда он заканчивал, можно было увидеть на шкуре животного свое отражение. В то время как Лаура стала такой же забывчивой, как Мод, и переворачивала раз за разом весь дом вверх дном в поисках потерявшихся ключей или очков для чтения, Гектор, обычно очень сдержанный, стал невероятно разговорчивым и потчевал домашних за обедом историями о том, как он вырос в семье, состоящей из семнадцати человек. Не нужно и говорить о том, что он был профессионалом по смене подгузников.

Вечеринка была идеей Мод. Она хотела организовать праздник для Анны, но та вежливо отказалась, сказав, что сейчас ей больше всего хочется тишины и спокойствия. Чтобы рвение не пропало даром, Мод все свои силы направила на то, чтобы встретить Эсперанцу как полагается. Приглашены были все, включая сестру Агнес. Сэм отвечала за покупку цветов, а Элис — за подарки (она держала в секрете, что это было). Клэр вызвалась приготовить десерт, а Иан рисовал транспаранты: один на английском, второй на испанском. Мод даже в шутку предложила, чтобы члены ее кружка кройки и шитья станцевали стриптиз, что вызвало испуганные возгласы со всех сторон.

Единственной неприятностью, омрачавшей радость Финч, было то, что Люсьен сразу после окончания школы собирался назад в Нью-Йорк. Его мать, недавно выписавшаяся из центра реабилитации, подыскала для него работу на лето в фирме его дяди. Финч даже не знала, вернется ли он осенью. Когда об этом заходила речь, Люсьен уходил от прямого ответа.

Мысли о Люсьене изводили ее, так что когда Лаура однажды ни с того ни с сего заявила, что пришло время нанести визит матери Марты Элистон, Финч обрадовалась возможности отвлечься. Повод подвернулся сам собой: Лаура узнала, что старушка слегла с опоясывающим лишаем.

— Разве это не наш христианский долг — заглянуть к ней? — спросила Лаура, подмигивая.

На следующий день они мчались по Олд-Сорренто-роуд в «Эксплорере» Лауры. Буханка бананового хлеба, завернутая в фольгу и все еще теплая, так как недавно была вынута из духовки, лежала у Финч на коленях. Марта с матерью жили неподалеку от Мавис, как оказалось, в дощатом доме, выкрашенном в канареечный цвет с голубой окантовкой, что приятно удивило Лауру и Финч, поскольку сама Марта была очень невзрачной. Они позвонили. Когда никто не ответил, Лаура толкнула дверь и увидела, что та не заперта. Она просунула внутрь голову и закричала:

— Здравствуйте! Есть кто-нибудь дома?

Немощный голос откуда-то из глубины дома недовольно поинтересовался:

— Кто там?

— Лаура и Финч Кайли из церкви! — Лаура вошла внутрь, не ожидая приглашения.

Они обнаружили старушку в ее спальне в конце коридора, — маленький холмик под шерстяным одеялом. Рядом с ее локтем на ночном столике стоял поднос с нетронутым завтраком, а также различные пузырьки с лекарствами. Маленькое кукольное лицо цвета спелого яблока удивленно смотрело на них из груды подушек.

— Мы узнали, что вы заболели, — живо сказала Лаура, — и решили вас проведать.

Финч ожидала, что старушка будет приятно удивлена — в конце концов, они едва знали друг друга, — но у миссис Элистон был вид человека, для которого все приятное осталось в далеком прошлом.

— В последнее время из меня не очень приятный собеседник, — сказала она, приподымаясь и поправляя седые волосы, — но раз уж вы приехали, то можете присесть.

Лаура устроилась в мягком кресле у кровати, а Финч осталась стоять. В воздухе витал слабый неприятный запах болезни и отчаяния, словно старушка спасовала не только перед кроссвордом, упавшим или брошенным на пол.

— У моей тети когда-то был лишай, — Лаура нарушила наступившую гробовую тишину, — она говорила, что это почти так же мучительно, как и роды. У нее была сыпь в области ключицы и шеи, но сейчас с ней все в порядке.

— У меня всегда что-то болит, — мрачно пробормотала старушка, — в моем возрасте уже ничего не работает. Каждая косточка в моем теле ноет, и я уже много лет даже в туалет нормально не могу сходить.

Финч сделала все возможное, чтобы не сморщить нос. Фу! Неудивительно, что Марта всегда кажется такой подавленной. А кто на ее месте не загрустил бы, слушая это целыми днями?

— А вы пробовали есть кислую капусту? — не сдержалась Лаура. — Мод говорит, что она творит чудеса.

— Мне ничего не помогает. — Казалось, что старушка гордится своими недугами. — Я могу галлонами пить сливовый сок и есть отруби до тех пор, пока они у меня из ушей не полезут, но мне это ни капли не помогает.

— Ну, в таком случае… — Лаура посмотрела на Финч, и в ее глазах промелькнуло отчаяние.

Финч шагнула вперед.

— Мы привезли вам банановый хлеб. — Она протянула завернутую в фольгу буханку, на которую старушка посмотрела с подозрением.

— А в нем есть орехи? — спросила она. — У меня аллергия на орехи. Один кусочек — и меня раздует, как воздушный шар.

— Может, тогда ваша дочь его съест? — спросила Лаура в последней отчаянной попытке.

— Ее нет дома.

— Ну, когда вернется.

— Я не знаю, когда это будет.

Финч удивленно смотрела на миссис Элистон. Она говорила так, словно не была уверена, что Марта находилась в школе, как и всегда в это время. Мысль о том, что они тащились домой к человеку, который не оценил их заботу, казалась Финч невыносимой. Мать Анны тоже болела и ничего не могла с этим поделать, но эта старая калоша явно наслаждалась тем, что была занозой в заднице.