Однако разорвав верхний слой коричневой бумаги, Дэйзи обнаружила внутри две толстые папки, и ее сердце затрепетало от волнения. Вместо нескольких исписанных от руки тетрадок перед ней лежала аккуратно отпечатанная рукопись.

К рукописи было приложено сопроводительное письмо поверенного из Ченсери-лейн. Из письма следовало, что эту рукопись просили передать мисс Дэйзи Бучен, и с этого момента она — полноправная владелица этих бумаг. Мисс Бучен вольна использовать рукопись так, как сочтет нужным, но если она примет решение опубликовать эти записки, поверенный рекомендовал бы сначала обратиться к нему за советом. Юрист также сообщал о том, что ввиду отсутствия завещания, по завершении всех судебных формальностей квартира и магазин Джози будут проданы, а Дэйзи будет объявлена единственной прямой наследницей имущества покойной.

Девушка пожалела, что не может сразу же приняться за чтение рукописи, ведь в воскресенье должен был вернуться отец, а они с Джоэлем, который провел у нее почти всю неделю, уничтожили практически все припасы.

Вернувшись из магазина с покупками, она поспешно отложила их в сторону, уселась за обеденный стол и раскрыла первую папку.

Джози утверждала, что в работе над записками ей помогал некий журналист однако почти сразу же стало ясно: это далеко не так. Возможно, журналист подтолкнул ее к мысли заняться писанием мемуаров, но слог принадлежал Джози. Буквально в каждой строке Дэйзи слышала ее живой голос.

Она начала работу над рукописью в 1980 году — дата стояла вверху страницы — а повествование велось от лица Эллен. Однако у Дэйзи сложилось впечатление, что это сделано не только потому, что Джози, как считалось, была мертва, но также из-за стремления автора взглянуть на себя со стороны, правдиво изложив собственную историю.

Впрочем, порой Джози не удавалось оставаться в очерченных ею для себя рамках. Некоторые моменты этого жизнеописания, о которых Эллен просто не могла знать, снова превращали «Эллен» в Джози. Чаще всего так происходило, если воспоминания становились чересчур уж горькими.

Рукопись начиналась с того времени, когда Эллен исполнилось восемь лет и она узнала о том, что ее родная мать бросилась со скалы в море с грудным ребенком на руках. Первая часть была очень растянутой, автор без конца повторялась, пространно описывая: насколько близки были сестры, как они вместе играли и ходили в школу, а также тяжелую жизнь семьи Пенгелли на ферме Альберта. Из текста следовало, что жизнь Эллен была заметно сложнее — у нее было слишком много работы и ее без конца терроризировала мачеха. Но у Джози уже тогда появились также собственные проблемы.

Она не была такой сообразительной, как Эллен и отец не обращал на нее внимания, Вайолет же постоянно стремилась сделать так, чтобы Джози окончательно затмила сестру. В этой части Джози выглядела крохотной растерянной девчушкой, которая разрывается между желанием угодить матери и одновременно остаться лояльной сестре, причем все стороны при этом, оставались неудовлетворенными.

Дэйзи не могла не почувствовать, что несмотря на продолжающиеся попытки Вайолет посеять вражду между девочками, те любили друг друга. В описаниях их игр, совместных купаний или домашних театральных представлений звучали отголоски искреннего детского смеха.

Мэвис Питерс рассказывала Дэйзи о том, как Вайолет отвезла Джози в Хельстон, когда той исполнилось четырнадцать лет, но только прочитав эту историю, написанную самой Джози, она поняла, что именно здесь крылись истоки ее бунта.

Джози подробно описывала комфортабельный дом своего дяди, упоминала о том, как ей нравилось смотреть телевизор, играть в теннис, посещать драматическую студию, получать подарки и чувствовать себя значительной персоной. Там же она встретила свою первую любовь и горько возненавидела Вайолет за то, что та отправила ее обратно в Бикон-фарм. Повествование о том, как Эллен полюбила Пьера, звучало невероятно трогательно, и это доказывало, что в то время Джози очень беспокоилась о своей сестре. При этом у нее окончательно исчезло желание оставаться на ферме.

Перед мысленным взором Дэйзи возникли две девочки, уединившиеся в бухточке. Тесно прижавшись, они доверяли друг другу самые сокровенные тайны и клялись в вечной любви, что бы ни случилось.

Джози не удалось продолжать повествование от лица Эллен в следующем разделе — речь здесь шла о событиях, связанных с отъездом Эллен в Бристоль. Автор то и дело путался, пытаясь показать, как Эллен была напугана своей беременностью, и одновременно описывая собственное отчаяние от того, что сестра вдруг перестала доверять ей, стала чужой и равнодушной.

Дэйзи тяжело вздохнула, добравшись до описания ситуации, возникшей, когда Эллен впервые оставила отчий дом. Было легко понять, почему Эллен не осмеливалась прямо писать сестре о своем состоянии. С другой стороны, стало ясно, почему Джози обвинила сестру в симуляции беременности, предположив, что Эллен собралась попросту повеселиться.

Вспоминая себя в пятнадцать лет, Дэйзи отчетливо осознала мотивы бегства Джози в Лондон с двумя малознакомыми молодыми людьми. Дэйзи сама была такой же глупой и бесконечно упрямой. Ей было жаль Джози, когда та писала о жутких жилищных условиях в квартирке на Вестбурн-гроув, но одновременно она восхищалась ее мужеством.

Рассказ о студии «пикантных картинок», встрече с фотографом Марком Кинсэйлом, который впоследствии соблазнил Джози, захватил Дэйзи полностью. Если бы она сама оказалась на месте беглянки, то повела бы себя так же наивно, была бы так же напугана и надеялась только на случай.

«…Когда Марк захотел заняться с нею любовью, Джози подумала, что он, наверно, любит ее. Она верила, что все переменится, если они станут любовниками. Марк будет добрее и нежнее. А еще она боялась отказать ему, потому что он мог бросить ее.

Ничего хорошего из этого не вышло, даже в самом начале; он был груб и говорил ужасные вещи, он унижал ее и утверждал, что она начисто лишена сексуальности. Поэтому Джози изо всех сил старалась быть такой, какой Марк хотел ее видеть, позволяла ему делать все, что он захочет, как бы извращенно это ни выглядело, и при этом показывала, что все это ей нравится. Что ей еще оставалось? Джози верила, что это — единственный путь к славе и богатству».

Прочитав эти строки, Дэйзи вспомнила свой первый сексуальный опыт, и это воспоминание заставило ее побагроветь от стыда. Это напоминало все что угодно, только не любовь. Парень облапил ее и опрокинул на кушетку. Его родителей дома не было, а она не сопротивлялась, поскольку юноша считался в их школе чем-то вроде «первого номера». Дэйзи по глупости вообразила, что парень влюблен в нее без памяти, и секс был своего рода данью признательности за то, что он соизволил обратить на нее внимание. Было стыдно, больно, но «первый номер» потом даже не проводил ее домой. Просто выставил за дверь и буркнул вдогонку: «Еще увидимся».

Дэйзи оторвалась от рукописи только около пяти, чтобы наспех перекусить, а затем вернулась к разделу, где описывался феерический взлет Джози на вершину славы. Дэйзи многое пропускала, некоторые детали ей уже были известны, но снова сосредоточилась, дойдя до описания того, как Марк Кинсэйл приучил Джози к таблеткам.

«…Ей было необходимо хоть что-то для восстановления сил, потому что он заставлял ее работать по многу часов подряд. Маленькие красные пилюли казались такими безобидными, они заставляли ее смеяться и болтать, прогоняя усталость. Но пока не стало слишком поздно, она не понимала, что происходит. Не понимала она и того, что подсовывая ей наркотики, Марк приобретал абсолютную власть над ней и над деньгами, которые она зарабатывала».

Джози описывала первые пару лет своей славы так, словно она внезапно оказалась посреди волшебной страны, отснятой на пленке «Техниколор», а вокруг без конца звучали мелодии «Битлз» и «Роллинг стоунз». Продолжая время от времени испытывать приступы ностальгии, Джози по пять раз в день меняла шикарные наряды, встречалась со знаменитостями, снисходительно читала восторженные отзывы о себе на страницах печатных изданий. При этом она всегда ощущала горечь от того, что оставалась для Марка всего лишь средством выкачивания из клиентов баснословных гонораров.

Она писала о своем одиночестве, потому что роскошная жизнь, состоявшая из сплошной череды вечеринок и оргий в ночных клубах, оказалась сплошной подделкой. Марк приводил Джози на эти тусовки, дожидался, пока газетчики заметят ее и тут же увозил прочь. Большую часть ночей она проводила наедине с подушкой. Пилюли не давали ей уснуть, поэтому Марк совал ей снотворное, а утром ей требовались другие таблетки — чтобы проснуться.

Дэйзи буквально потряс один из пассажей автора:

«Джози чувствовала себя куклой, вынутой из коробки с игрушками, наряженной и выставленной напоказ. Потом с нее срывали все украшения, Марк насиловал ее, и в темноте, обнаженную, ее снова швыряли в коробку».

Она не была готова к жизни в жестоком взрослом мире, там некому было полюбить ее, помочь или дать добрый совет.

Похоже, что Марк спланировал свою стратегию сразу после первой встречи с Джози. Он вносил за нее арендную плату, понуждал к сексуальной связи, держал на наркотиках и присваивал себе все деньги, не позволяя Джози даже помыслить о побеге.

Джози описывала, как не раз умоляла Марка дать ей денег для покупки кресла или кушетки, каких-нибудь картин на стены и телевизора, поскольку из мебели в квартире была только кровать. А тот смеялся ей в лицо, цедя сквозь зубы, что больше ей ничего и не нужно. Мечта о собственном доме стала лейтмотивом всей рукописи, ею же, пожалуй, объяснялась и кричащая роскошь квартиры Джози в Эсквит Корт.

Эллен, неожиданно нагрянувшая к сестре, была просто шокирована, обнаружив, что ее сестра живет среди голых стен. С этого места автор рукописи снова менял ракурс, как бы передавая слово старшей сестре: