Значит, выход у меня один. Продать отель, пока за него мне дают деньги, а не срок.

Но как быть со второй частью предложения Вениамина Аркадьевича? Откажусь покупать компромат – это его оскорбит. Он не получит деньги, на которые рассчитывал. Что он сделает? Найдет другого покупателя. Что будет потом? Расследование, депортация, следствие, камера, срок. Как говорил один мой знакомый: те же яйца, только вид в профиль.

Придется купить. Хотя это и не гарантирует безопасности, но все-таки дает шанс. А вот что касается цены. Миллион, конечно, несуразная сумма. Он говорит: свобода стоит дорого. Но не миллион же! На фиг мне свобода, если я буду нищенкой? Надо, чтобы и волки целы, и овцы сыты. Кажется, я что-то напутала. Наоборот. Значит, надо торговаться. Самое большее, на что я соглашусь, – пятьсот тысяч. Деньги немалые. При таком раскладе у меня останется пол-лимона. Неплохо для того, чтобы все начать сначала. Хуже, чем лимон, но все-таки…

Мысли крутятся вокруг предложения Вениамина Аркадьевича, а глаза сами косятся на соседнее сиденье. А точнее, на лежащую на нем сумочку с конвертами. Что же Лизка там написала? И кому адресованы эти послания? Мне? Но откуда она могла знать, что все так обернется?

Так и не решившись открыть конверты, еду дальше. Лента асфальта вьется передо мной самыми невообразимыми петлями. Она то ныряет между двух сходящихся над ней скал, то вырывается на открытое пространство, чтобы снова нырнуть в узкую щель между очередными утесами. Повороты чуть ли не на сто восемьдесят градусов, когда с одной стороны – отвесная скала, а с другой – бездонная пропасть, – приятно щекочут нервы. И не позволяют расслабиться. Внезапно навстречу выезжает огромный туристический автобус. Я прижимаюсь к краю дороги. С водительского места мне кажется, что правые колеса моего «фиата» уже висят над пропастью. И вообще – разве можно на узкой дороге разъехаться с такой громадиной! Сознание отказывается верить, что опасность не столь велика, как кажется. Автобус проезжает мимо, и передо мной снова открывается головокружительный серпантин.

Проезжаю очередную связку правых и левых поворотов. Уже знаю, что на следующем вираже есть смотровая площадка. Сбавляю скорость. Плавно торможу. Под колесами хрустит гравий. Останавливаюсь. Выключаю двигатель. На меня обрушивается тишина.

Выхожу из машины и приближаюсь к краю площадки. Теперь мне хорошо виден мой дом. Красная черепица на крыше. Лента грунтовой дороги к шоссе. Извилистая тропинка в горы. Вижу Супермена. С какими-то палками в руках он карабкается по склону вверх. Приглядевшись, понимаю, что в руках мужа штатив. Семен тащит его на небольшую площадку у самого обрыва. Готовится сотворить очередной шедевр. Чтобы похвастаться им перед Клэр.

Та площадка и в самом деле – штука интересная. Она совсем небольшая, метра три на три, наверное. Снизу к ней подходит тропинка. С двух сторон возвышаются скалы. А с четвертой площадка обрывается в бездонную пропасть.

Однажды я стояла на ее краю. Страшно! Не столько от того, что можно сорваться. Когда стоишь на краю пропасти – внезапно ловишь себя на мысли, что хочется сделать шаг вперед. Прыгнуть в эту бездну. В груди, в животе в это время закипает страх. Мозг кричит: не смей! Отойди! И в то же время, вопреки голосу разума, инстинкту самосохранения, незнакомый голос в голове вкрадчиво шепчет: прыгни! Наверное, это голос дьявола. Ноги в это время становятся ватными. Голова начинает кружиться. Ты понимаешь, что если задержишься у края еще на секунду, то прыгнешь. Надо отойти. Нельзя искушать себя. И того, кто в тебе. Но сил нет. А когда все-таки пересиливаешь себя, делаешь шаг назад, внутри еще очень долго все дрожит. Непередаваемое чувство! Только нельзя им злоупотреблять. Потому что однажды можешь и не устоять перед соблазном.

Кто-то мне рассказывал, как ездил смотреть Большой каньон. Смотровая площадка огорожена невысоким парапетом. Автобус останавливается совсем близко от парапета, который скрывает пропасть. Люди выходят из автобуса, делают один-два шага – и вдруг видят, что они на краю чудовищной бездны! Их охватывает ужас! Ими овладевает тот же соблазн. Им хочется прыгнуть вниз. Но они понимают, что это – самоубийство. Они визжат. Падают на землю, чтобы не шагнуть через парапет. Но желание заглянуть в пропасть так велико, что они, продолжая визжать, ползут к ее краю. Смотрят вниз, чтобы увидеть дно. Та еще картинка.

Супермен добрался до площадки. Положил штатив на землю и ходит вокруг, что-то высматривая.

Догадываюсь: выбирает ракурс для съемки. Вид оттуда и правда замечательный. Особенно утром, когда дно пропасти скрыто туманом, отчего она действительно кажется бездонной. За пропастью – величественные скалы. А над ними – заснеженные вершины дальних гор. А еще выше – вечное и бесконечное небо. Вечером это тоже хорошо смотрится.

Только все это давно и много раз сфотографировано. Наивен бывает мой Супермен! Надеется покорить мир искусства пейзажными снимками. Никак не может понять, что, даже если фотография получится интересной и необычной, даже если на нее найдется покупатель, это ничего не изменит в его жизни! Потому что это вовсе не означает признания. Да, докажешь себе, что ты на что-то способен. И только.

Сажусь в машину. Снова смотрю на сумочку. И откуда у меня столько силы воли? Слабая женщина, а поди ж ты! Уже три часа прошло, как получила конверты с посланиями от Лизки, – и до сих пор не открыла. Да, там, конечно, письма. А что еще? Не деньги же! Когда она их написала? Первое – перед тем как поехать в Россию. А второе? Оно отправлено из Питера. Что она могла в нем написать? Когда? Сразу, как только приехала? После первой прогулки около родного дома? Или после того разговора с Василием?

Терпение заканчивается. Достаю конверты из сумки. Снимаю пластиковую скрепку. Сопроводительное письмо распечатано на принтере. Шрифт «Таймс Нью Роман». Кегль двенадцатый. Текст предельно лаконичный:

...

«Уважаемый герр Хольцман!

В ближайшие дни я еду в Россию на переговоры с потенциальной покупательницей отеля „Горный орел“. Если они будут успешными, то скоро у отеля появится новая владелица. Я хорошо ее знаю и не уверена, что она сможет успешно вести столь серьезный бизнес. На правах давней знакомой я откровенно предупредила ее об опасностях, которые ожидают любую начинающую бизнесвумен. К сожалению, она не принимает всерьез мою озабоченность. При нашей встрече в Питере я намерена еще раз предостеречь мою знакомую. Если и после этого она не изменит своего решения – сделка состоится.

Я не сомневаюсь, что в скором времени у владелицы „Горного орла“ появятся серьезные проблемы. Это может проявиться в следующем:

–  значительная нехватка или даже полное отсутствие оборотных средств;

–  проблемы с выплатой кредитов и/или получением новых;

–  невозможность поддержания отеля в пригодном для приема гостей состоянии;

–  значительное уменьшение или полное отсутствие гостей.

Не исключаю, что закономерным результатом неудач с ведением бизнеса может стать достоверная информация о намерении владелицы объявить себя банкротом или продать отель.

Как только вы убедитесь, что одно или несколько из перечисленных выше условий стали реальностью, а следовательно, проблемы у владелицы „Горного орла“ имеются и приобретают необратимый характер, прошу вас передать ей прилагаемый к данному поручению конверт.

В случае, если в течение трех лет с момента получения вами данного конверта перечисленные выше проблемы у владелицы отеля „Горный орел“ не возникнут или, наоборот, в бизнесе появится устойчивая положительная динамика, вам следует уничтожить данный конверт, не вскрывая его, путем сожжения.

С уважением, Лиз Штейнбах».

На записке стоит незамысловатая подпись моей сестры. И дата. Припоминаю события минувшего года и понимаю, что записка составлена за несколько дней до приезда Лизки в Петербург.

Беру в руки толстый конверт. Обыкновенная бумага. На конверте – никаких надписей. Как нет почтовых штампов и марок.

На втором конверте тоже сопроводительная записка. Она намного короче первой:

...

«Уважаемый герр Хольцман! Прошу Вас приложить данный конверт к тому, что я передала Вам ранее. При возникновении оговоренных мною условий второй конверт следует передать владелице отеля „Горный орел“ вместе с первым. Или уничтожить вместе с первым при тех же обстоятельствах.

С уважением, Лиз Штейнбах».

Снова Лизкина подпись. И дата. Когда я увидела ее, моя кожа мгновенно покрылась пупырышками. Вторая записка составлена в день нашей с ней встречи! Хватаю второй конверт. Он тонкий. На нем Лизкиной рукой написан адрес конторы герра Хольцмана. На марке с изображением Триумфальных ворот – круглый штамп почты России. Отчетливо читается дата. Все верно! Лизка отправила второй конверт по почте в день своей смерти!

Это уже похоже на мистику! Перед тем как уехать в Россию, Лизка дает Хольцману какое-то поручение. В Питере она что-то добавляет к нему. Причем в самый последний день своей жизни! Не означает ли это, что добавление имеет какое-то отношение ко мне? Как? Каким образом? Ведь письма адресованы владелице «Горного орла». Что, Лизка перед отъездом в Питер знала, что больше не будет хозяйкой отеля? А в Питере окончательно убедилась в этом? Что она могла знать такое, о чем я ни тогда, ни сейчас не догадываюсь?

Мучиться неведением больше нет сил. Рву толстый конверт. Достаю из него несколько сложенных пополам листов. Все с обеих сторон заполнены отпечатанным на принтере текстом.

Я начинаю читать.

Глава 21

...

«Здравствуй, Зоя! Сестра моя родная и единственная.

С первых же слов я вынуждена писать не то, что хочу. Мое „здравствуй“ вовсе не означает, что я желаю тебе доброго здоровья. Не могу я желать тебе ни здоровья, ни счастья, ни долгих лет жизни. Но чем заменить столь привычное „здравствуй“? Написать дружески-панибратское „привет“? Тем более не подходит! Начать с официального „уважаемая“? Вообще ни в какие ворота. Начать с какой-то грубости? Оскорбления? Не хочется. Я и в тексте постараюсь избежать всего, что может заставить тебя выбросить письмо, не дочитав его до конца. А мне важно, чтобы ты дочитала. Чтобы ты поняла, в какую ловушку попала. И кто ответствен за то, что ты оказалась в сегодняшнем положении. Мне греет душу мысль, что ты, читая эти строки, страдаешь. Потому что ты заслужила те муки безысходности, которые получила в ответ на свои корысть, бессердечие, злобу и подлость. Но пора переходить к сути.