А ведь ты, Светочка, далеко не простушка – доходит вдруг до меня. Я-то сперва считала, что ты – деревенская дурочка! Которая вне себя от счастья, что босс на нее глаз положил. И не только оттрахал на заднем сиденье «тойоты», но еще и высокое доверие оказал: быть главным распорядителем корпоратива.

Светочка цветет счастливой улыбкой и тараторит:

– Зоя Андреевна! Слава богу! Вы здесь! А я уже места не нахожу. Все давно в сборе. А уже пора начинать! Звонить не решилась. Вдруг вы за рулем? А тут Паша говорит, что вы в номере. Как же это я вас не заметила?

– Остановись, Светик! Я – вот она! Вся здесь!

– Да я вижу, Зоя Андреевна! Слава богу! Я только сказать, что все уже за столом. Через… – Светочка посмотрела на часики: – Через одиннадцать минут начинаем. Успеете?

– Не волнуйся, Светик! Все будет путем! Классное у тебя платье!

– Вам нравится?

Светик широко улыбается. Прищур исчезает. Холодные огоньки в зрачках сменяются на веселые искры.

– Очень! Цвет – твой! Кружева славные. Декольте – самое то, чтобы мужики слюну пустили! Сережки, смотрю, у тебя новые, – замечаю я. – Славные бриллиантики. Долго на них копила?

– Это подарок! – стреляет лукавым взглядом Светочка.

И я понимаю: босс!

– Молодец! – хвалю ее. – Далеко пойдешь!

Кое-как выпроводив обуянную организаторским вдохновением Светочку, привожу себя в порядок. Друзья-коллеги останутся довольны последней встречей.

Я очень хотела опоздать. В том сценарии, что сам собой сложился в голове, я видела себя входящей в банкетный зал в самом начале веселья. Когда официальная часть с нудными рассказами о величии фирмы и ее сотрудников уже закончена. Когда отзвучат лицемерные похвалы незаменимым труженикам, денно и нощно пашущим на ниве не щадя живота своего. Когда отхлопают жиденькие аплодисменты в адрес получающих из рук босса грамоты и ценные подарки. Я хотела появиться в зале, когда у коллег моих бесценных уже закинуто за воротник по рюмке-другой. Когда мужики уже захмелели достаточно, чтобы чуть распустить удушающие галстуки, расстегнуть верхние пуговки белоснежных рубашек. Когда на щеках дам уже заиграет первый румянец. Когда все еще не пьяны, но уже расслабленны и потому способны, не стесняясь, выражать эмоции.

Я очень хотела поразить толпу своим появлением. Чтобы все, увидев мой сказочный наряд, дружно охнули. Чтобы вилки с насаженными на них огурчиками-помидорчиками замерли у открытых в изумлении ртов. Чтобы все охренели! Вот чего я хотела.

И я добилась своего! Вхожу в зал. Он огромный! Из-под потолка льется режущий глаза свет. Столы под белыми скатертями заполнены тарелками, бокалами, бутылками. За ними вся наша банда. В дальнем углу сцены сидят притихшие музыканты. У барной стойки – замершие в ожидании строгие официанты. На сцене, с микрофоном в руке босс, изготовившийся толкнуть заготовленную помощником речь. Но я так громко хлопаю дверью, что все поворачиваются ко мне.

Я останавливаюсь в позе кинозвезды на красной дорожке: вполоборота к столам, одна нога чуть выставлена вперед, правая рука поднята в приветствии, на лице – счастливая улыбка, и наслаждаюсь льющимся на меня из глаз мужчин восхищением, обожанием и нескрываемым вожделением. Как я люблю этот коктейль, сулящий радости плотского наслаждения! Я могу пить его, не пьянея, с утра и до утра! Он – мой воздух! Мой наркотик! Его ничто не может испортить. Даже злость и зависть, которой так много в прищуренных глазах бабского большинства любимой моей конторы! Наоборот! Это придает моему любимому коктейлю неповторимую пикантность! Делает его еще вкуснее!

– Ну вот! – раздается со сцены голос босса. – Зоя Андреевна наконец-то с нами.

Быстро прикидываю: куда сесть? За стол с боссом? Там его мегера сидит. А рядом почему-то вижу мерзкую рожу Илларионовны.

– Зоя Андреевна! К нам! – раздается писклявый голосок слева.

Это Ася из группы планирования. Хорошая девочка. Спасибо, но я рядом с тобой не сяду. Не хочу тебе карьеру портить.

Боковым зрением вижу: слева встает и элегантным жестом показывает мне на стул рядом с ним Кирюша. Слишком много чести тебе! Перебьешься.

Иду к месту между Амвросиевичем из юргруппы и Скрипачом. Скрипач – это не фамилия. Это кличка у паренька такая. Любой стул под ним скрипит. Почему – никто не знает и не понимает. Он тоже. Но факт остается фактом. Черт его знает почему. Вроде парень не здоровяк. Тайна.

Амвросиевич расцвел, как матрешка:

– Конечно, Зоя Андреевна! Сидеть рядом с первой красавицей не только нашей конторы, но и, не побоюсь этого слова, – всего бизнес-сообщества – большая честь для меня! Что вам налить? Шампанского?

– Водочки, Сурен Амвросиевич! Дама хочет водочки! И побольше!

Амвросиевич кивает и тянется за бутылкой. С серьезным видом наполняет мой бокал.

Он – старый ловелас. Бабскую сущность знает лучше своей юриспруденции. Как говорил один мой знакомый: играет не по-крупному, зато наверняка. Этот не станет убивать вечер на Зою Андреевну, чтобы в конечном итоге остаться на бобах. Синица в руке для него важнее журавля в небе. Вот и хорошо. Мне сегодня такой сосед и нужен.

Скрипач же – вовсе пустышка. Не знаю, лишил его кто-нибудь девственности или нет. Скромный парень. Пусть таким и остается. У меня на сегодня – другие планы.

Между тем босс вовсю толкает речь. Какие мы умные. Какие талантливые. А уж работоспособность, трудоотдача – тут нам и вовсе равных нет. Непонятно только, как с такими данными мы до сих пор Гейтса по миру не пустили!

Народ на речевки босса реагирует правильно. То есть хлопает в ладоши. За исключением ребят, что оккупировали галерку. Те, видимо, успели налить не по одной. На каждую фразу отвечают протяжным «ура!». Беру бокал в руку, поворачиваюсь к соседу:

– Ну что, Сурен Амвросиевич! Вздрогнем? За процветание нашей конторы!

– Так ведь, Зоя Андреевна, сейчас нелучшее время. Петр Ильич вот-вот общий тост произнесет… Тогда и начнем.

– Вы меня уважаете?

– Ну что вы такое говорите, Зоя Андреевна! – растерянно отвечает старый ловелас.

– Тогда – будем!

Амвросиевич сокрушенно качает головой, но покорно поднимает свой бокал. Мы звонко чокаемся. Выпиваю водку до дна. Хитрый Амвросиевич только смочил губы. Делаю вид, что не заметила. Да и все равно мне. Я не собираюсь его спаивать. Поворачиваюсь к Скрипачу:

– А ты чего, Толик, не пьешь? Не рад успехам конторы? Или обиделся, что твой труд не отмечен медалью? А ну-ка, наливай! По полной! Хочу, Толян, выпить с тобой на брудершафт!

– Так вы, Зоя Андреевна, и так со мной на «ты»! – смущенно улыбается Толян. Но приказ послушно выполняет. Наши рюмки полны.

– А теперь, когда выпьем и поцелуемся, – ты тоже будешь со мной на «ты»! Вперед, гусар! «Помни, что ты недаром называешься гусаром!»

Чокаемся и выпиваем. Ставлю пустую рюмку на стол и поворачиваюсь к мальчику. Он и не собирается целоваться! Беззаботно накалывает вилкой грибочек. Решительно отбираю у паренька вилку, поворачиваю его голову к себе и впиваюсь в пухлые, наверное, еще никем не целованные губы.

Слышу одобрительные возгласы. Кто-то хлопает в ладоши. Кто-то смеется. Чувствую, что Толян задыхается, но не сдается. Умереть от поцелуя красавицы – это ли не мечта настоящего рыцаря!

Слышу в ухе горячий шепот Амвросиевича:

– Зоя Андреевна! Отвлекитесь! Вас Петр Ильич на сцене ждет! Чтобы грамоту вручить!

Отпускаю посиневшего Толяна. Одариваю его поощрительным взглядом:

– Молодец, Толик! Настоящий мужик! Мой поцелуй не каждый выдерживает!

– Вы освободились, Зоя Андреевна? – звучит усиленный микрофоном голос босса. – Не будете ли так любезны? Не подниметесь ли на сцену? Чтобы получить заслуженную награду?

Во мне вспыхивает ярость. Награду? Это грамота – награда? Какая неслыханная щедрость! Ну, Петр Ильич, погоди! Ты сам напросился!

Глава 14

Иду на сцену. Только теперь все могут разглядеть мой наряд. Слышу восхищенные стоны галерки. Не исключено, что хорошо подогретые мальчики при виде моего прозрачного облачения кончают.

Мужчины постарше прищурились. Значит, оценивают. Читаю в их глазах одно и то же: «А ведь кто-то её…» Да, мужики! Кто-то! Но не вы! Молодые девки обмирают от зависти. Представлю, как им хочется выглядеть так же. Те, что постарше, разделились. Одни улыбаются по-доброму. И даже поощрительно: молодец, Зойка! Царствуй, пока молодая! Другие, во главе со старой ведьмой Илларионовной, не скрывают гнев праведниц. В прошлом грешницы, на которых пробу негде ставить, они теперь моралистки – дальше некуда. Я для них – как красная тряпка для быка. Глаза лицемерок сверкают нескрываемой ненавистью.

Молнии их ненавидящих очей не подожгли мое платье. Я не покрываюсь пятнами стыда от того, что прочитала сокровенные мысли мужиков. Прохожу, как королева, на сцену. Босс ждет меня с грамотой в руке. Светочка с пачкой таких же бумажек – за его спиной. Оба улыбаются. Петр Ильич с чувством жмет мне руку, в другую сует грамоту:

– Спасибо, Зоя Андреевна, за добросовестный труд!

Делаю вид, что читаю текст. Потом перевожу взгляд на начальство. Смотрю на него невинным взором третьеклассницы:

– Петр Ильич! А почему тут не написано, что грамота – за минет?

Шеф мгновенно покрывается испариной, будто сцена по мановению неведомого фокусника превратилась в полок русской бани. Прозрачная капля сбегает на кончик ноздреватого носа и дрожит, готовая сорваться. Но Петр Ильич – настоящий российский бизнесмен. И потому мгновенно приходит в себя. Бросает быстрый взгляд в сторону жены – не слышала ли та мою реплику? – и, убедившись, что кастрация ему в ближайшее время не грозит, делает шаг в сторону, чтобы широкой спиной заслонить от меня микрофон. Не переставая улыбаться, зло цедит сквозь зубы:

– Нажралась, мерзавка? Пошла вон! Потом поговорим!

Улыбаюсь ему в ответ:

– Ах, как страшно!

Быстро прохожу ему за спину и беру микрофон. Победно смотрю на него. Ну и что ты будешь делать теперь?