— Поначалу я точно так же думала о Кариме, — сказала Лайла.

— Согласись, с Каримом все по-другому. У вас с ним, по крайней мере, один почтовый индекс. К тому же я только что прошла через развод. И мне сейчас меньше всего хотелось бы вновь разрушать свою жизнь. Ты же знаешь Вона лучше, чем кто бы то ни было. Неужели ты действительно допускаешь, что у нас с ним когда-нибудь может что-то получиться?

— Отношения между людьми необязательно должны быть традиционными. — Лайла уперлась локтями в стол и положила подбородок на руки. — Да, у нас с Каримом и в самом деле один почтовый индекс, но зато мы принадлежим к разным культурам. И можешь мне поверить, не проходит и дня, чтобы я не вспоминала об этом. А первая ночь, которую он провел вне дома? Когда мне удалось найти его, он кланялся в сторону Мекки. Представляешь, я подумала, что он что-то уронил и теперь пытается найти. Я даже предложила ему свою помощь! — Она рассмеялась и покачала головой. — Если я начну перечислять, в чем и как нам с ним приходится приспосабливаться друг к другу, ты наверняка сочтешь это глупыми подробностями, мелочами. Однако, к сожалению, все имеет значение. И чтобы не терять из поля зрения полную картину, мне нужно смотреть шире.

— А что, собственно, представляет собой эта «полная картина»? — В голосе Абигейл прозвучал неприкрытый вызов.

— Тут просто: вы любите друг друга, а любовь, как известно, побеждает все. Впрочем, ты и сама знаешь.

Абигейл ухмыльнулась.

— Это очень упрощенный взгляд на вещи, если хочешь знать мое мнение. — Тем не менее слова Лайлы заставили ее задуматься. Существовало ли здесь что-то такое, что неудержимо тянуло бы ее к себе? И если нет, то единственное место, где у нее имелся хоть какой-то шанс найти это, был… Рейкьявик. — Допустим, я воспользуюсь билетом. Что я могу извлечь из этого?

— Вряд ли я отвечу на этот вопрос. Я хорошо знаю своего брата и поэтому не обманываю себя, а уж тем более не собираюсь убеждать ни тебя, ни кого-либо другого, что его можно приручить. — Лайла внимательно посмотрела на подругу и добавила: — Но ты ведь ищешь свою жизнь, Абби, а не мужа. Не путай эти вещи. Скажу больше: едва ли ты в данный момент знаешь, что делать с этим самым мужем.

Абигейл набрала побольше воздуха в легкие и шумно выдохнула.

— Ты права, — согласилась она. — Мне действительно не нужен муж. И прямо сейчас я должна перестать забивать себе этим голову. Возможно, долгий уик-энд с твоим братом вылечит меня от него раз и навсегда. — «Если перед этим не сведет меня в могилу», — подумала она.

Абигейл сунула билет в сумочку, и Лайла, улыбнувшись, весело произнесла:

— В таком случае желаю тебе счастливого полета.


Ровно через четырнадцать часов двадцать семь минут Абигейл уже находилась на борту рейса «Эр Айсленд» на Рейкьявик в ожидании взлета. Сегодня она уже успела проводить в аэропорт дочь, а теперь и сама сидела, пристегнувшись к сиденью, и чувствовала себя подростком, отправляющимся в неведомые края. И хотя она до сих пор не могла сказать, что это хорошая идея, — на самом деле Абигейл не сомневалась, что идея ужасная, — менять что-то было слишком поздно. Зная, что люк самолета все еще открыт и технически покинуть салон вполне реально, она тем не менее решила положиться на зов сердца. Оно знало чего хочет и не собиралось успокаиваться до тех пор, пока не получит своего… или не разобьется.

Когда самолет вырулил на взлетную полосу, Абигейл дремала благодаря таблетке снотворного, которую приняла, как только поднялась на борт: она всегда так делала на трансатлантических рейсах. Проспав весь полет, Абигейл проснулась только часов через восемь и услышала, как пилот из своей кабины объявляет, что самолет начинает снижаться. В Исландии сейчас было пять часов утра. Она подняла шторку на своем окне и спросонья посмотрела на открывавшийся далеко внизу причудливо освещенный ландшафт. Бесконечные мили бесплодной серой тундры на первый взгляд настолько были похожи на океан, через который они только что летели, что Абигейл подумала, не уснул ли там кто-то за штурвалом. Они сейчас точно будут приземляться на сушу?

Через час, направляясь по пустынному шоссе к Рейкьявику на арендованном автомобиле с водителем, который ждал ее в аэропорту, Абигейл не могла отделаться от назойливой мысли: зачем забиваться в какое-то враждебное природное окружение, если оно не в состоянии поддерживать жизнь, причем не только человеческую, но и любую другую? Рейкьявик же, в контрасте с окружающим его пространством, был похож на настоящий Изумрудный город — современный мегаполис, поднявшийся посреди суровой северной природы. Но когда она въехала в него, он показался ей до странности безлюдным. Двигаясь по пустынным улицам, Абигейл вспомнила информацию из путеводителя, который она листала накануне полета, что население Рейкьявика намного меньше, чем в городах такого же размера; но даже учитывая этот факт, а также то, что стояло раннее утро, все равно видеть в городе так мало людей было по меньшей мере необычно.

Через центр города протекала река. Абигейл заметила человека, который ловил с моста рыбу.

— А это безопасно? — с удивлением спросила она у водителя своего лимузина, когда они медленно проезжали мимо.

— Безопасно? А, вы об этом, — не сразу понял он. — Да, конечно, безопасно. Вода чистая, так что рыба здесь хорошая. — Как и большинство людей, встречавшихся ей тут до сих пор, он говорил по-английски, что нормально вообще для всех скандинавов.

Абигейл подумала о том, что жизнь человека, решившегося съесть рыбу, пойманную в Гудзоне в любом месте южнее моста Уайтстоун, находится в его собственных руках. Она улыбнулась сама себе. Возможно, это было хорошим знаком. Возможно, приезд сюда, в конце концов, не такая уж и плохая идея.

Через несколько минут они остановились перед отелем — современным зданием, выглядевшим так, будто оно было построено исключительно из стекла. Как только они прошли через вращающиеся двери, Абигейл сразу же узнала фойе, изображенное на присланной Воном открытке: все эти чистые линии и гладкие панели из светлого дерева, стойка администратора из куска стекла размером с большую льдину, поддерживаемую одной центральной опорой, отчего вся конструкция словно плавала в воздухе. Когда она направилась к рисепшн, рядом с ней возник улыбающийся светловолосый посыльный — настолько красивый, что в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе в нем тут же признали бы многообещающего актера, — чтобы помочь ей с чемоданом.

— Мистер Меривезер просил меня проводить вас к нему в номер, — сообщил он на подчеркнуто безупречном английском.

Абигейл чувствовала, как ее сердце стучит в такт со звуком их шагов, когда они шли по вестибюлю со стеклянным полом, который был подсвечен снизу и излучал какое-то сверхъестественное лунное сияние. Что она увидит, когда попадет в комнату Вона? Новое подтверждение тому, что не нужно было приезжать… или причину, чтобы остаться? Изменился ли он вообще за те месяцы, которые они с ним не виделись? Изменилась ли она?

В стеклянном лифте ее сонливое состояние, связанное с разницей во времени, улетучивалось по мере того, как исчезали внизу этажи, мимо которых они проезжали. Голова была ясная, словно она только что вышла из бассейна после освежающего купания. И дело было не в том, что ей сейчас предстояло встретиться с Воном, — в этом странном, словно из другого мира, городе, где, казалось, приостанавливалось действие обычных законов природы, лето, похоже, было не жарким и не холодным, а день и ночь почти слились в единое целое. У нее возникло такое ощущение, будто она выскользнула из своей старой кожи, как из дорожного костюма, и ее чувства, вплоть до каждого сантиметра ожившего тела и тонких волосков на руках и шее, дрожавших, словно маленькие антенны, были максимально обострены.

Лифт остановился на восемнадцатом этаже, где молодой человек, похожий на Роберта Рэдфорда в юные годы, провел ее по коридору до одной из выстроившихся в ряд одинаковых дверей, отделанных светлым деревом. Он постучал и исчез так быстро, что Абигейл даже не успела дать ему на чай.

Через мгновение дверь настежь распахнулась.

— Абби!

Оказавшись в объятиях Вона, Абигейл подумала, что сметена неукротимыми силами природы. Силы эти слегка пахли мятой — зубная паста? — за которой уже скрывался более земной запах собственно Вона. Когда он наконец выпустил ее, ей потребовалось какое-то время, чтобы перевести дыхание:

— Вот это так «здравствуй»!

Он улыбнулся.

— По части «здравствуй» я вообще-то специалист. А вот над «до свидания» еще предстоит поработать.

Длительное морское путешествие ему нисколько не повредило; наоборот, он казался еще более крепким, чем раньше, хорошо загорел, от долгого пребывания на свежем воздухе появился румянец. Куда только подевались ввалившиеся щеки и торчащие скулы, которые так беспокоили ее, когда он был болен. Единственными следами тяжелой болезни были глубокие морщины на его лице, но благодаря им он, в какой-то мере, выглядел даже привлекательнее. Она заметила, что и его тело под классической футболкой «Блэк Сэбэс» и линялыми джинсами тоже стало более округлым. Он состоял из сплошных мышц, и брюки в нужных местах были туго натянуты.

Абигейл с трудом оторвала от него взгляд.

— Отличный номер, — заметила она, осматриваясь по сторонам. Комната, отделанная в холодных серо-голубых тонах и обставленная в стиле скандинавского модерна, ей понравилась.

— Поверь, я привык к гораздо более скромному жилью, чем это, — сказал он. — Просто вышло так, что режиссер нашего фильма — приятель управляющего этого отеля. И нам выставили семейные расценки.

— Повезло вам.

Ее взгляд снова перешел на Вона. Казалось, ей хотелось впитать в себя его образ: эти глаза, синие, как термальные источники с фотографии в рамке, висевшей у него за спиной; полностью отросшие светлые волосы, имевшие теперь с десяток разных оттенков; бледный шрам на одной щеке, всегда напоминавший ей шов на посылке, которую предстояло открыть, — такой же, как на тех пакетах из плотной коричневой бумаги со странными марками, время от времени появлявшихся в ее почтовом ящике и хранивших в себе тонкий интригующий запах дальних стран.