Когда Лайла смотрела, как он уходит, в ее памяти всплыл его первый день в детском саду. Она вспомнила, какой гордой, хотя и покинутой, чувствовала себя, когда наблюдала за своим мальчиком, который охотно поднимался по ступенькам навстречу воспитательнице, не порываясь вернуться и совсем не плача, как это делали другие дети. «Только посмотрите на него, он ничего не боится! — думала она тогда, точно так же, как думала и сейчас. — Он сможет прекрасно обойтись и без меня».

После того как сын ушел, Лайла еще несколько минут сидела на лавочке, обдумывая все эти новости. В одном Нил был абсолютно прав, решила она. На самом деле это она упиралась, причем не только из-за своей материнской тревоги. Пока рядом был Нил, ей не нужно было смотреть в глаза тому факту, что она совершенно одинока.

Конечно, в других отношениях жизнь ее шла своим чередом. Случались такие дни, когда ей хотелось ущипнуть себя, потому что не верилось, что у нее есть настоящая работа в настоящем офисе, где она постоянно доказывает, что действительно может быть кое в чем полезна. В этом месяце она зарезервировала пять круизов и еще несколько ждали своей очереди. А ее босс, Джанет Мансон, даже доверила ей организацию дегустационного тура в Бургундию на следующее лето, потому что Лайла была единственным человеком в их офисе, кто говорит по-французски (хотя ее язык был немного подзапущен). И если она на этот раз ничего не испортит, то будет ряд и других туров. Эта работа открывала перед ней целый мир новых возможностей.

Но личная жизнь — совсем другое дело. Нил задел ее за живое, когда сказал, что она погрязла в болоте рутины, — он, разумеется, использовал другие слова, но имел-то в виду именно это. Она и правда редко куда-то выходила по вечерам, да и то только со своими подругами. В результате того памятного разговора у нее ни разу не было свидания с Каримом, и ей уже казалось, что прошла целая вечность. Были мужчины, из их клиентов, приглашавшие Лайлу куда-нибудь пойти, а Боб Кушнер, которому принадлежала страховая брокерская контора рядом по улице, однажды позвал ее выпить с ним кофе (от чего она вежливо отказалась). Никто из них не был ей интересен. А от единственного мужчины, который интересовал ее по-настоящему, — и даже более того, если быть честной, — Лайла сама бегала, как от чумы.

Сейчас она думала о том, не потерян ли для нее Карим навсегда. Когда они с ним случайно встречались и обменивались обычными любезностями, между ними неизбежно возникала неловкость. Выглядел он хорошо, и, как и прежде, Лайла видела в нем очень привлекательного мужчину. Откуда ей знать, может, он встречается с кем-нибудь. Единственное, что ей было известно совершенно точно, так это то, что он все еще работал у Абигейл, хотя и непонятно, сколько это будет продолжаться. Абигейл как-то сказала вскользь, что он якобы подумывает о том, чтобы уехать из их штата.

Вспомнив об этом, Лайла почувствовала, как у нее внутри все сжалось от отчаяния. Неужели, пока она переживала, Карим успел забыть ее? Разве она сама еще не убедилась в этом?

Лайла огляделась по сторонам, словно желая впитать в себя все звуки и запахи городка, который она когда-то рассматривала как последнее средство своего спасения. С приходом теплой погоды центральная его часть, всю зиму простоявшая серой и унылой, вернулась к жизни и расцвела, как бегонии в торфяных корзинках, что были развешаны вдоль Мейн-стрит. В магазинах полно людей, в уличных кафе нет свободных мест. В кафе «Мороженое Рамсонс» выстроилась целая очередь, а на тротуаре перед магазином деликатесов на углу Мейн и Ривер толпа покупателей со всех сторон окружила продавца, раздававшего желающим попробовать бесплатные образцы продуктов. Издалека до нее донесся перезвон колокольчиков, без сомнения, в честь еще одной свадьбы (в этом сезоне, кстати, она уже зарезервировала несколько путешествий на медовый месяц), напомнивший ей, что жизнь продолжается. Люди делают решительные шаги навстречу друг другу. Составляются планы на будущую жизнь. В то время как она продолжает вечер за вечером сидеть дома одна.

Наконец Лайла оторвалась от своих невеселых мыслей и, взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что сидит здесь уже полчаса. Вздохнув, она поднялась и отправилась обратно на работу. Когда Лайла зашла в офис, Барб подняла на нее глаза.

— Все в порядке? — спросила она тоном человека, который на самом деле хотел сказать: «Какие-то неприятности дома?»

— Лучше не бывает, — ответила Лайла, как будто ей нечего было опасаться в этом мире.

Барб была хорошим человеком, но закоренелой сплетницей, а Лайла вовсе не желала, чтобы о ее делах знал весь город. Она проскользнула мимо Барб к своему рабочему столу, чтобы заняться своими клиентами — Нэнси МакКормик, для которой она организовывала поездку в Барселону (предстоящее путешествие эта только что освободившаяся после развода женщина назвала «утешительным призом за тридцать лет жизни с одним и тем же несчастным мужчиной»); мужчиной, который зарезервировал номер на курорте Кабо-Сан-Лукас для себя и своей дамы под именем «мистер и миссис Кларен»; восьмидесятилетней миссис Симс, утверждавшей, что она нашла фонтан молодости в круизе по Норвежскому королевству, и страстно желавшей вновь отправиться туда. Все они должны были отвлечь ее от пристального исследования собственной жизни.

Остаток дня пролетел быстро, и, когда Лайла снова посмотрела на часы, было уже десять минут шестого. Барб готовилась идти домой, а Джанет и Черил Энн уже ушли. Лайла сняла гарнитуру и вытащила штекер из телефона. Затем она выключила компьютер и, черкнув на самоклеющемся листике записку, прилепила его к одному из находящихся в работе файлов. Когда все на столе было приведено в порядок, она откинулась на спинку стула и, уставившись в одну точку, потерла легкий след от гарнитуры, который остался у нее на висках. Она устала, но это было умственное изнеможение, в отличие от физического, которое ей приходилось испытывать, работая у Абигейл. А вместе с ним Лайла ощущала удовлетворение от осознания, что она полагается на свои таланты и способности, а не только на выдержку и решимость.

В себя ее привел звон ключей — это Барб собиралась запереть дверь. Лайла поднялась и вытащила из-под стола сумочку. Она подумала, что по дороге домой нужно что-нибудь купить на ужин, может, копченую индейку в магазине деликатесов — Нил ее очень любит. Но уже в следующий миг она спохватилась: Нил может сам прокормить себя, он не нуждается в том, чтобы она ухаживала за ним, и дал ей это понять совершенно определенно. Лайла тихонько засмеялась, неожиданно для себя почувствовав странную свободу, и сама удивилась этому.

Подняв глаза, она заметила, что Барб подозрительно смотрит на нее. В ее взгляде читалось понимание.

— Ты выглядишь, как кошка, дорвавшаяся до сметаны. Что-то намечено на сегодняшний вечер? — В переводе ее слова означали: «У тебя сегодня свидание?»

— Да нет, ничего особенного, — ответила Лайла.

Но Барб, должно быть, решила, что та всего лишь скрытничает, потому что вкрадчиво заявила:

— Да брось ты, мне-то можно об этом сказать. — В глазах пожилой женщины горело жгучее желание приобщиться к чужим секретам, тем более если они касались таинственного возлюбленного.

Но Лайла только пожала плечами и загадочно, хотя и довольно сдержанно, произнесла:

— Вы все равно не поверите, если я вам скажу. Мне предстоит горячее свидание с быстрозамороженной лазаньей «Стоуферс» и новым романом Тони Хиллермана. Я такая скучная, что даже не флиртую с мужчинами в Интернете. Пожилая миссис Симс ведет более захватывающую жизнь, чем я. У нее, по крайней мере, есть «Бинго» и шаффлборд[125].

Барб постояла еще немного, напряженно улыбаясь, словно ждала продолжения этой шутки, но когда Лайла так ничего больше и не добавила, улыбка ее угасла. Вместо своего обычного певучего «до свидания», которое она всегда щебетала, когда они шли к выходу, Барб с притворной бодростью в голосе заявила:

— Что ж, ты повеселишься лучше меня. Представления моего мужа о свидании сводятся к пицце с пивом перед экраном телевизора.

Когда они расставались, Лайла повернулась к Барб и таинственно улыбнулась ей. Пусть у бедной женщины остаются ее фантазии.

Через час, заехав по дороге в супермаркет за продуктами, а потом еще на заправку, она возвращалась домой, когда вдруг обнаружила, что, подчиняясь внезапному порыву, свернула вместо этого к Роуз-Хиллу. В последний раз она была здесь на следующий день после пожара, чтобы проверить, не сохранилось ли чего-нибудь стоящего из ее пожитков (не сохранилось — то немногое, что у нее было, пропало в огне, когда пламя охватило гараж). Зачем она это делает? Здесь уже не было ничего, что могло бы интересовать ее. Ничего, кроме…

Ее мысли вернулись к Кариму, и она вынуждена была признаться себе, что где-то в глубине души все же надеется встретить его.

Заехав на подъездную аллею, она увидела, что большая часть мусора была уже вывезена. От дома остался только фундамент да растрескавшиеся куски стен, торчавшие здесь и там, словно сломанные почерневшие зубы. Прежде чем выйти из машины, Лайла на какое-то время задержалась, задумавшись. Ей было грустно видеть, что былая гордость и радость Абигейл лежит в руинах. Но не так грустно, как было ей, когда она уезжала из пентхауса на Парк-авеню, где прошло несколько ее самых лучших лет; это была грусть, какая бывает при уходе старой и наступлении новой эпохи. Все, с чем было столько связано, оказалось уничтоженным в одно мгновение.

Лайла увидела белый «Додж Рэм» Карима, припаркованный рядом с тем, что раньше было гаражом, и сердце в груди заколотилось. Затем она заметила в отдалении и его самого — он был без рубашки и вытаскивал что-то из грязи лопатой. Когда она вышла из машины, Карим помахал ей рукой, а потом снова вернулся к своей работе. Только закончив с этим, он отложил лопату в сторону и направился к ней. Казалось, что он совершенно не торопился, шел себе потихоньку, словно издеваясь над ее бешено стучавшим сердцем.