А здесь все было иначе. Это был вооруженный убийца в лыжной маске, подкрадывающийся к нему сзади. Молчаливый и безликий враг, против которого ободряющие оптимистические разговоры и попытки убедить себя в способности победить его были слабой защитой. Думай позитивно! При правильном отношении ты сможешь победить это! Это были девизы бригады энтузиастов, выживших после рака, с их розовыми лентами, группами поддержки, маршами для сбора средств на медицинские исследования рака, в среде которых он сейчас оказался против своего желания.

Вон даже не мог с уверенностью сказать, насколько он верит в западную медицину. Имея в своем арсенале все эти высокотехнологические штучки и чудо-лекарства, могли ли высококвалифицированные специалисты дать больше гарантий, чем какой-нибудь обычный знахарь? Был ли он защищен больше, чем жители Бали[85], рисующие на своих дверях разные знаки, которые должны отгонять злых духов, или непальцы, полагающиеся на аюрведическую медицину?

День уже близился к вечеру, когда они наконец приехали к Лайле. Несколько раз свернув не туда — единственными указателями на этом отрезке дороги были таблички «Частная собственность» и «Проход запрещен», — они подъехали к въезду на территорию имения. Ворота были закрыты, но Вон знал код и поэтому, высунувшись из окна, набрал на клавиатуре интеркома нужные цифры. Через несколько мгновений их машина уже шуршала шинами по ухоженной гравийной дороге, по обе стороны которой простирались пастбища, где замерзшими островками лежал подтаявший снег, оставшийся после снежной бури на прошлой неделе. Дорога вскоре закончилась широкой кольцевой аллеей, ведущей к особняку, прекрасному образцу высокомерной архитектуры конца девятнадцатого века, который сиял на фоне краснеющего неба горящими окнами и мерцающими лампочками рождественских гирлянд.

«Так вот где живет Абигейл, — подумал Вон. — Тот самый знаменитый Роуз-Хилл».

Жилище Лайлы, наоборот, выглядело более чем скромно. Войдя в небольшую, очень просто обставленную квартирку над гаражом, он невольно начал сравнивать ее с прежними апартаментами Лайлы и Гордона на Парк-авеню. Конечно, ее тоже можно было считать дворцом по сравнению с некоторыми местами, где ему доводилось останавливаться (например, один из отелей в Ботсване, где Вон держал все свои пожитки запертыми, чтобы их не растащили обезьяны), — но все же это казалось невероятно далеким от того, к чему привыкла его сестра.

— С Рождеством, дорогой! Слава Богу, что ты приехал. А то я уже начала думать, что вы где-то заблудились. — Лайла взяла у Вона большой пакет с подарками, которые он привез, а затем повернулась к Джиллиан и благодарно улыбнулась ей. — Ты просто святая, что согласилась сесть сегодня за руль. Подозреваю, что движение на дорогах ужасное.

— Все было не так уж плохо. Хотя один раз мы все-таки сбились с пути. — Взгляд Джиллиан скользнул по комнате, и Вон заметил, что она тоже немного обескуражена. Она бывала у Лайлы на Парк-авеню, так что у нее наверняка возникли те же мысли. — Помочь тебе чем-нибудь?

— Не сейчас. Как видите, я тут уже немного обжилась. — Лайла несколько ироничным жестом показала в другой конец комнаты, где располагалась кухня — или то, что должно было ею считаться. Она состояла из плиты, небольшого холодильника в соответствии с имеющейся площадью, пары навесных шкафчиков над мойкой и узкой стойкой по обе ее стороны, каждый сантиметр которой был заставлен кастрюлями, мисками и сковородками. — Это была довольно сложная задача, но мы справились, — сказала она в ответ на неуверенный взгляд Джиллиан. — Единственное, что вызывало у меня панику, это вопрос о том, каким образом нам всем разместиться за столом. И тут Нилу в голову пришла светлая мысль: положить сверху него кусок фанеры. — Она с гордостью показала в сторону стола, который был накрыт скатертью в цветочек, подозрительно напоминавшей простыню; елка располагалась к нему так близко, что ее ветки нависали над дальним его краем. Последним штрихом обстановки были раскладные стулья. — Voilà[86] — импровизированный стол на пятерых.

— А кто будет пятым гостем? — поинтересовался Вон.

— Ты его не знаешь. Его зовут Карим. — Лайла вдруг засуетилась и принялась возбужденно заглядывать под крышки кастрюль и что-то там помешивать. «Интересно, — подумал Вон, — связан ли румянец на ее щеках с внезапным всплеском активности или… все дело в этом парне, Кариме?»

— А он откуда?

— На самом деле он тоже здесь работает.

— Ага. — Вон понимающе кивнул. — И вы с ним, вероятно, проводите вместе много времени.

— Да нет. Я работаю по дому. А он заботится об участке.

— Понятно. Выходит, ты его просто жалеешь?

Лайла искоса взглянула на брата.

— Конечно нет. Он даже не празднует Рождества. С моей стороны это обычная любезность.

— Говоришь, любезность? — Вон многозначительно замолчал, внимательно глядя на сестру.

Наконец она повернулась к нему лицом и, уперев руки в бедра, произнесла:

— Ладно, если у тебя есть какие-то соображения, почему бы не высказать их?

Защищаясь, Вон сразу поднял руки.

— А что такого, собственно? Разве я чем-то обидел тебя?

— Я понимаю, к чему ты клонишь.

Вон скорчил страдальческую гримасу.

— О’кей, я ведь стараюсь быть предусмотрительным. Неужели это преступление? Ты, сестренка, сейчас вся моя семья. И я всего лишь хочу быть уверен, что какой-то сомнительный парень не пытается тебя соблазнить.

— Никакой он не сомнительный. И никто меня соблазнить не пытается, — огрызнулась Лайла. — Впрочем, Карим скоро придет, и ты сам сможешь судить о нем. А сейчас, если не возражаешь, я начну подавать на стол.

Вон подошел к Лайле и обнял ее за плечи.

— Забудь все, что я сказал, ладно? Я уверен, что он хороший парень, как ты о нем и говоришь, и обещаю, что буду вести себя самым наилучшим образом. — Через мгновение, облегченно вздохнув, Лайла расслабилась и уронила голову ему на плечо.

Обнимая ее, Вон испытывал чувство, которое часто возникало у него, когда он находился рядом с Лайлой, — чувство близости, превосходившее обычные отношения брата и сестры, или, за неимением более точного слова, чувство близняшек, которое делало его менее оторванным от нее, поскольку она была его продолжением.

— Прости, что наехала на тебя. Дело в том, что я и сама, в общем-то, все понимаю, — сказала Лайла. — Нил тоже не в восторге, что у нас с Каримом завязались дружеские отношения. Как будто за этим стоит нечто большее, чем просто тот факт, что Карим является единственным взрослым человеком в радиусе пятидесяти миль, который общается со мной, обходясь не только привычными словами «здравствуйте» и «до свидания». Так оно и есть, если не считать мужа Абигейл. — Лайла улыбнулась и добавила: — Он тоже славный. — При упоминании о муже Абигейл Вон тут же насторожился. Интересно, какой он, этот Кент? Абигейл мало говорила о нем. — Нил, похоже думает… А ладно, неважно. — Лайла умолкла, словно решив, что уже и так сказала слишком много, и вернулась к своим приготовлениям.

Джиллиан с Воном обменялись многозначительными взглядами.

— Кстати о Ниле, — вспомнил Вон. — И где же мой любимый племянник?

— С Фебой, где же еще? — незаметно вздохнув, ответила Лайла.

— С дочкой Абби?

Лайла кивнула.

— В последние дни их просто водой не разольешь.

— А что по этому поводу думает Абигейл? — Вон был удивлен, что она ничего не говорила об этом, хотя обычно рассказывала ему все, что касалось Фебы.

— Понятия не имею. Я определенно не отношусь к тем, с кем она делится своими мыслями. — Лайла произнесла это сардоническим тоном, но, когда она наклонилась, чтобы открыть духовку, Вон заметил на ее лице печаль и подумал, что, вероятно, сестра вспомнила те времена, когда у них с Абигейл не было друг от друга никаких секретов.

— Классно! Как мне это нравится! — ликующе хлопнула в ладоши Джиллиан. — Она, наверное, сейчас с ума сходит от ярости.

Лайла проверила готовность индейки, пронзив ее длинной вилкой, — возможно, слишком ожесточенно.

— А меня сейчас в первую очередь заботит то, что у Абигейл появится желание отыграться на мне. Не хочу, чтобы Нил переживал еще и из-за этого.

Но Абигейл была не такая — Вон знал это. Ее нельзя было назвать своенравным диктатором, каким представляла ее Лайла, как нельзя было утверждать, что она мстительная особа. Абигейл просто запуталась, впрочем, как и все они. Он воспользовался случаем и заметил:

— Но вы ведь не воюете с Абби.

— Нет, но, кстати говоря, ей мое присутствие нравится уже не так, как оно нравится мне. — Лайла закрыла духовку, выпрямилась и опять принялась помешивать что-то в кастрюле на плите.

— Возможно, если бы ты попыталась поговорить с ней…

Лайла мгновенно перешла в оборону.

— Ага, так, значит, в этом тоже моя вина?

Джиллиан выбрала момент, чтобы вмешаться и предотвратить намечавшуюся перепалку.

— А какая она, эта Феба? — Она взяла оливку из открытой банки на стойке и отправила ее в рот.

— Нормальная девочка, когда узнаешь ее поближе, — ответила Лайла. — По правде говоря, мне ее даже немного жалко.

— Почему это? — полюбопытствовал Вон.

Ему было известно только то, что рассказывала Абигейл.

Лайла на мгновение задумалась и нахмурила брови.

— Не знаю. Феба кажется очень печальной. Как будто ее изнутри что-то ест. Наверное, это звучит иронично, потому что сама она и впрямь не ест. Хотя, признаться, с этим делом стало чуть получше после того, как они с Нилом… подружились. Если раньше Феба просто перекладывала еду на тарелке с места на место, теперь она все-таки съедает несколько кусочков, которые я ей накладываю.

— Судя по твоим словам, она, должно быть, не совсем во вкусе Нила, — улыбнувшись, заметил Вон. Его племяннику всегда нравились крепкие и весьма непоседливые девушки. Например, Мелани Бек, его подружка в Ривердейле, где он учился в средней школе, была капитаном женской футбольной команды.