— Можете мне поверить, я вас хорошо понимаю, — сочувственно ответила Лайла, подумав о дурном настроении, в котором последнее время пребывал Нил.

Известие о том, что они будут жить где-то в пригороде, вдали от его друзей и привычных мест их встреч, привело его в полное уныние. Теперь сын даже не пытался выглядеть мужественно. Он уже не старался как-то поддерживать ее, отчего Лайла чувствовала себя еще более несчастной.

— Неужели и вы тоже? — Кент взглянул на нее, испытывая что-то вроде солидарности. — Ну, думаю, нам следовало ожидать чего-либо подобного. Хотя мне трудно припомнить, чтобы я вел себя таким образом в их возрасте.

— А каким вы были подростком? — спросила она с неожиданным любопытством.

Кент пожал плечами.

— Если честно, то довольно угрюмым, — ответил он. — Типичный упорный трудяга. Наверное, в каком-то смысле я слишком поздно родился. Абби говорит, что я пропустил время радикальных 60-х годов, которые, несомненно, проявили бы мою истинную натуру. Думаю, она вам еще не сказала, что я своего рода «крестоносец», люблю активно участвовать в общественной жизни. Хотя моя жена воспринимает это как войну с ветряными мельницами. — Кент усмехнулся, и Лайла вновь уловила легкую тень, пробежавшую по его лицу.

— Вы же доктор, — сказала она. — Беспокоиться о людях для вас должно быть вполне естественно.

Кент посмотрел на нее с благодарностью; похоже, он не привык к тому, что его усилия могут быть оценены, — по крайней мере женой.

— Прекрасная точка зрения, — согласился он. — Но в то время меня в первую очередь заботило одно: после колледжа я должен был располагать хорошим резюме. Только окончив медицинскую школу и поступив в интернатуру, я сообразил, что смысл жизни состоит не только в том, чтобы во всем быть самым лучшим. — Кент положил вилку, и взгляд его вдруг стал замкнуто-отрешенным. — Понимаете, все дело в пациентах. Каждый день они накатываются на наше отделение экстренной помощи, словно волны прилива. У очень многих из них нет медицинской страховки. Черт побери, некоторые наши пациенты даже по-английски толком не разговаривают. Помню, я думал, что мне очень повезло и что я никогда по-настоящему не понимал этого, потому что одержимо стремился к своим целям. Именно тогда я решил, что нужно сделать в своей жизни что-то более значительное.

— Это восхитительно, — совершенно серьезно произнесла Лайла.

— Я делаю это не из благородства. Рискуя прослыть благодетелем человечества, я действительно получаю удовольствие, помогая людям. Да, быть сельским доктором — это не вполне то же самое, что участвовать в миссии ООН, но даже в этом захолустье люди нуждаются в реальной помощи, хоть это и может кого-то удивлять. Во-первых, многие наши старики очень больны или немощны, чтобы прийти ко мне в кабинет, и слишком горды, чтобы признать, что им нужна помощь. И моя задача заключается в том, чтобы они ее получили.

— Вы, должно быть, последний доктор в Америке, который все еще ходит по вызовам на дом, — с грустной улыбкой заметила Лайла.

— Это не совсем так, — сказал Кент. — Я работаю с пациентами, которые не могут позволить себе страховку или которые превысили сумму своего полиса. Есть у меня несколько несовершеннолетних беременных — детей здесь не так уж много, и вы сами знаете, что происходит, когда им становится скучно. — Он удивленно округлил глаза. — По большей части подростки боятся обратиться к своим родителям, а мне они по каким-то причинам доверяют.

— Ваше лицо очень располагает к искренности.

— Правда? Забавно, но моя жена этого, похоже, не замечает.

Несмотря на шутливый тон Кента, Лайла подумала, что в его словах, похоже, есть доля правды. Была ли столь превозносимая семейная жизнь Абигейл на самом деле безоблачна… или все же наметились какие-то трещинки в этом браке, о котором она читала в журнальных статьях как об идеальном? Лайла познакомилась с Кентом только что, но уже успела заметить, насколько они с Абигейл разные. Ей показалось странным, что они вообще смогли сойтись и создать семью.

Однако сидя и болтая за завтраком с Кентом, она почти не вспоминала об Абигейл. Она с удовольствием задержалась на вторую чашечку кофе, думая о том, как приятно наслаждаться спокойным общением с мужем перед его уходом на работу, даже если муж этот чужой.

Очевидно, она тоже понравилась Кенту, потому что он, отодвигая от себя тарелку, сказал:

— Что ж, Лайла, я думаю, вы прекрасно справитесь со всем этим. Признаюсь, что сначала у меня возникли кое-какие сомнения, но это было до того, как мне представилась возможность узнать вас немного ближе.

— Я полагаю, что вы рассчитывали увидеть женщину, которая боится испачкать руки. — Лайла рассмеялась. Теперь, когда у нее появился, по крайней мере, один союзник, она чувствовала себя более непринужденно. — Должна сказать, что я всегда надеваю резиновые перчатки, но при этом не стесняюсь стать на четвереньки со щеткой в руках. К тому же я не считаю, что нужно быть ракетчиком по образованию, чтобы разобраться, как управлять пылесосом.

Он внимательно посмотрел на нее, а потом немного нахмурился и, собравшись с духом, произнес:

— Послушайте, я надеюсь, вы не сочтете, что я слишком лезу в ваши дела, но нет смысла делать вид, будто мы ничего о вас не знаем — не замечаем открыто сидящую громадную гориллу весом в полтонны, — поскольку нам придется жить под одной крышей. Поэтому скажу прямо: я знаю, что вам довелось многое пережить. И я отдаю вам должное за то, что вы сумели справиться с этим. Очень многих такое бремя просто раздавило бы.

Лайла так давно не слышала комплиментов от кого-либо, кто не был бы лично заинтересован в том, чтобы подбодрить ее, что едва сдержала подступившие к глазам слезы.

— Спасибо. Вы очень добры. — Это было единственное, что ей удалось произнести в тот момент.

Кент чокнулся с ней чашкой кофе.

— Тогда — за успех, как бы вы его себе ни представляли.

Пока они убирали в кухне, он рассказал ей немного о своей практике, которая была расположена в центральной части города на первом этаже здания, где раньше был магазин обуви. — Это, конечно, не клиника Майо[48], — говорил Кент, — но, поскольку мы с моим партнером в этом городе практически единственные врачи, на нас особо не жалуются.

Мысли Лайлы вернулись к Вону.

— Мой брат, возможно, обращался к кому-то вроде вас. В большинстве мест, где он путешествовал, ближайший врач находился за сотни миль. Может, если бы он пришел к доктору раньше… — Она запнулась, чуть не проговорившись о своем последнем горе.

Но Кент мгновенно среагировал на ее слова.

— Ваш брат болен?

Она печально кивнула.

— Он недавно узнал, что у него рак. Лимфома на второй стадии. Послезавтра он начинает курс химиотерапии.

— Это очень печально. — В голосе Кента звучало искреннее сочувствие. Должно быть, он заметил обеспокоенность на ее лице, потому что тут же добавил: — Но вы ведь знаете, Лайла, что это еще не смертный приговор.

— Он тоже мне постоянно твердит об этом.

— А к кому он обратился?

— Некто доктор Гроссман. Он работает в Нью-йоркском пресвитерианском госпитале.

— Пол Гроссман? Верно, я его хорошо знаю. Мы с ним вместе проходили резидентуру в Колумбийской клинике. Он один из самых лучших, — заверил ее Кент. — Ваш брат попал в хорошие руки.

Лайла почувствовала, что ее тревога немного отступила.

— Приятно это слышать.

— Если хотите, я с удовольствием поговорю с Полом. К тому же, если вам что-то непонятно, я мог бы вам объяснить. Порой бывает ужасно трудно разобраться во всей этой медицинской абракадабре, и, насколько я помню, Пол никогда не получал высоких оценок по врачебному такту.

— Вы правда можете это сделать? Просто замечательно… — От захлестнувшей ее волны благодарности у Лайлы опять перехватило дыхание.

Она быстро отвернулась от Кента, чтобы он не заметил навернувшиеся на глаза слезы.

Он осторожно положил руку на ее плечо.

— Это пустяки.

На какое-то мгновение Лайла так успокоилась, что почти забыла, почему она здесь находится. Но она тут же сказала себе, что не должна упускать из виду, что этот человек, каким бы дружелюбным он ни был, является ее работодателем. Помня об этом, она выставила мужа Абигейл из кухни и занялась более тщательным знакомством с этим домом. Домом, который внезапно перестал ей казаться таким уж враждебным.

Пока она не познакомилась с Фебой.


— Значит, вы и есть наша новая домработница?

Лайла, стоявшая на коленях в хозяйской ванной и драившая джакузи, подняла глаза и увидела рядом с собой девушку-подростка. Хорошенькая, но очень худая, с подстриженными вьющимися темными волосами и огромными карими глазами, при взгляде на которые невольно вспомнился олененок Бэмби из мультфильма. Лайла откинулась и села на пятки.

— А вы, должно быть, Феба. — Дочь Абигейл так и не спустилась к завтраку; в доме с тех пор стояла полнейшая тишина, и Лайла решила, что та просто незаметно выскользнула через двери на улицу. Она приветственно подняла руку в резиновой перчатке. — Хай, я Лайла. Извините, что не представилась раньше, но я думала, что дома никого нет. Разве вы не должны были идти в школу?

— Я сказала папе, что заболела.

— Вы не выглядите больной.

— Я и не больна. — Феба говорила бесцветным голосом, без каких-либо объяснений. Она скрестила руки на груди и неодобрительно смотрела на Лайлу сверху вниз. — Так что это за история у вас? Моя мама говорит, что вы с ней знали друг друга еще в детстве.

Лайла кивнула, думая о том, что еще успела рассказать дочери Абигейл. Она решила не рисковать и ограничилась только общей информацией.

— Ее мама работала в нашей семье.

— Серьезно? — В глазах Фебы внезапно загорелся интерес. — Значит, вы с ней, типа, тусовались вместе? — Абигейл, судя по всему, очень мало рассказывала ей о том периоде своей жизни.