Эйлин Гудж - Чужие страсти

— И что теперь?

С этой фабрикой вечно были какие-то проблемы. Из-за недостатка опыта в своей прошлой жизни Абигейл оказалась совершенно неподготовленной к бесконечным задержкам, постоянной волоките и бесчисленным нечистым на руку чиновникам, которыми так богаты развивающиеся страны. И это несмотря на наличие посредников, которые, как предполагалось, должны были улаживать все эти вопросы. Но по выражению лица Эллен она видела, что на этот раз речь идет не о каком-то очередном сломанном оборудовании или неразберихе с бумагами. Здесь было что-то посерьезнее. И Абигейл с ужасом приготовилась к тому, чтобы услышать от своего исполнительного директора плохие новости.

— Прошлой ночью на фабрике случился пожар. Все уничтожено. Всех подробностей я пока не знаю, но доподлинно известно, что… — Эллен с трудом сглотнула; казалось, что она готова разрыдаться. — По меньшей мере там есть одна жертва.

— Когда я поеду в Америку, я буду жить в красивом доме с садом. Эдуардо говорит, что у всех богатых американос, на которых он работал, были свои фруктовые деревья — лимоны, апельсины, грейпфруты. Они сами фруктов не едят — это только напоказ. — Милагрос покачала головой, удивляясь такому непонятному поведению этих гринго. Но ее карие глаза все равно горели в предвкушении грядущих перемен. Она уже считала дни, когда сможет присоединиться к мужу на «земле обетованной».

Ее мать Консепсьон переложила матерчатую сумку из одной руки в другую; они с дочкой с трудом тащились по дороге на фабрику, где у них обеих, gracias a Dios[20], была работа. В сумке лежало дополнительное шитье, которое она брала на дом. Как обычно, в понедельник утром, она должна была отдать его начальнику фабрики, сеньору Пересу, чтобы тот передал его своей жене.

— Все это, конечно, очень хорошо, — сказала Консепсьон, — но сначала тебе нужно попасть в Америку. А как ты предлагаешь сделать это, если у нас нет денег? — Даже если бы ей удалось что-то отложить, продолжала рассуждать Консепсьон уже про себя, все знают, что койоты берут неслыханные суммы за переправу через границу. К тому же они настоящие воры, готовые бросить человека умирать посреди пустыни.

Огонь в глазах Милагрос угас.

— Эдуардо присылал бы нам больше, если бы на Севере не было такой дороговизны. Два доллара за буханку хлеба! И даже если у него есть работа, он все равно получает в два раза меньше, чем гринго, а иногда ему и вовсе не платят. Эдуардо говорит, что гринго совершенно лишены совести. — Она вздохнула, мгновенно забыв о фруктовом саде, сияющем автомобиле и красивом доме со стиральной машиной, которые она мечтала когда-нибудь заиметь.

Консепсьон всем сердцем сочувствовала дочери, несмотря на свое эгоистическое желание удержать ее рядом с собой хотя бы еще на год или два.

— Ох, доченька моя, mi hija. И ты хочешь, чтобы там воспитывались мои внуки? В стране, где воруют твои деньги, а фрукты оставляют гнить на земле? — Консепсьон пугала мысль о том, что дочь будет жить так далеко от нее, в стране, куда она не сможет приехать. Она понимала, что это эгоистично с ее стороны. Кто она такая, чтобы диктовать условия замужней женщине? Но она уже столько потеряла в жизни — родителей, мужа, двоих детей, которые даже не успели сделать первый вдох. И теперь, когда наступил этот час, разве она сможет перенести потерю единственного ребенка, своей дочки, которую она назвала Милагрос за то, что та была настоящим чудом?[21]

— Значит, сейчас ты беспокоишься о внуках, которые пока даже не родились? — поддела ее Милагрос, вновь проявляя свою солнечную неунывающую натуру.

В широко открытых, искрящихся глазах дочери, в ее веселой улыбке она не заметила ни тени страха за их будущее — только неуемный оптимизм молодости и ничем не омраченную любовь к мужу, которому еще только предстояло лишить ее жизненных иллюзий. Милагрос и Эдуардо поженились совсем незадолго перед тем, как он потерял работу и был вынужден искать ее на Севере. Время, которое они прожили как супруги, исчислялось не годами, а днями и неделями.

Так что Консепсьон действительно была обеспокоена. Ее тревожила мысль о предстоящем расставании, которое принесет горечь и боль. Что ее дочь знает о жизни в свои девятнадцать? Выдержит ли она, когда приедет в Америку и увидит, что дороги там вовсе не вымощены золотом, а единственная для нее возможность получить доступ в эти красивые дома — это работа с ведром и шваброй? Не в силах отделаться от грустных мыслей, Консепсьон каждую неделю откладывала для Милагрос немного денег, чтобы у нее был хоть какой-то, пусть и небольшой, задел перед ожидающими ее трудностями. Да, Консепсьон с неохотой отпускала от себя дочь, но для себя она решила, что, когда придет день расставания, у ее девочки будут для этого все условия. И когда-нибудь, Бог даст, у ее внуков будет все то, чего в свое время был лишен ее собственный ребенок: шанс поступить в колледж и возможность зарабатывать хорошие деньги.

При этой мысли Консепсьон немного воспрянула духом. Она говорила себе, что это естественно, когда мать испытывает страх перед разлукой с дочерью. Она все никак не могла привыкнуть к тому, что Милагрос является чьей-то женой. Консепсьон до сих пор удивлялась, почему такая красивая молодая девушка, которая половину парней в Лас-Крусес сводила с ума своими стройными ногами, блестящими черными волосами до пояса, живыми черными глазами и изящными скулами, достойными принцессы народа майя, выбрала себе в мужья Эдуардо. Он был на десять лет старше ее и, с точки зрения Консепсьон, ничего из себя не представлял. Но она также знала, что любовь глупа и не признает резонов. Разве сама она не бросила вызов собственным родителям, когда вышла замуж за Густаво? Теперь-то она жалела, что тогда не послушалась их. Когда чары первой любви рассеялись, она увидела Густаво таким, каким он был на самом деле: человеком, единственной привязанностью которого была бутылка и который предпочитал обществу жены компанию женщин легкого поведения и таких же пьяниц, borrachos, как он сам. С другой стороны, если бы она не вышла за него, то не родила бы этого ребенка, который был для нее дороже всего на свете.

Она посмотрела на Милагрос и виновато улыбнулась.

— No escúchame, mi corazón[22]. Я старая женщина, и мне больно от мысли, что я теряю свое единственное дитя.

— Ты? Старая? — Милагрос рассмеялась.

Каждому было известно, сказала она, что у них в городке Консепсьон могла бы выбрать себе любого неженатого мужчину. Да что там говорить: буквально на днях сеньор Варгас из адвокатской конторы, где Милагрос подрабатывала, убирая по вечерам и выходным, как раз расспрашивал ее о матери.

Консепсьон пропустила мимо ушей намек на то, что вдовец Варгас положил на нее глаз, хотя и знала, что это правда. Он несколько раз заходил к ней, когда Милагрос не было дома, и при этом, путаясь в словах, краснел, как школьник. Из вежливости она делала вид, что не замечает его стеснения, но, с другой стороны, особо и не поощряла. С ее точки зрения, сеньор Варгас был довольно привлекательным мужчиной и прилично зарабатывал как юрист, но он искал жену. А она, хотя и была теперь свободна — пять лет назад до нее докатился слух, что Густаво умер от пьянства, почти через двадцать лет после того, как он сбежал от нее в Кульякан с другой женщиной, — не испытывала к браку никакого интереса. В свои сорок три Консепсьон уже сполна хлебнула всего этого. Что, кроме страданий, дали ей в жизни все эти сладкоголосые мужчины с пустыми обещаниями на языке и руками, предлагающими только сомнительные удовольствия? Когда Густаво бросил ее одну с маленькой Милагрос, Консепсьон все еще была молода и достаточно наивна, чтобы верить в то, что в первый раз она просто ошиблась, сделав неправильный выбор, и что с другим мужчиной все будет иначе. Но, как оказалось, это была не единственная ошибка.

Через год в ее жизни появился Анхель. У него было ангельское лицо, в полном соответствии с его именем, и лучезарная, как полуденное солнце, улыбка, зажигавшая всех и вся вокруг него. Анхель был в городке новым человеком; направляясь на Север в поисках работы, он остановился здесь на несколько дней. Его взяли на кожевенный завод, где в то время работала Консепсьон, и это была любовь с первого взгляда. Анхель продолжил свое пребывание у них с недели до двух, а потом и вовсе отложил отъезд на неопределенный срок. Они начали встречаться после работы. Анхель никогда не приходил к ней домой с пустыми руками, и хотя подарки были скромными — букет полевых цветов, которые он сорвал для нее, dulce[23] или буханка хлеба из panadería[24], небольшая игрушка для Милагрос, — для нее это было все равно что алмазы или рубины. Она так долго не чувствовала себя женщиной, и еще дольше — желанной женщиной, что буквально расцвела, как в пустыне после ливня расцветают кактусы. Нежные слова Анхеля были для ее испепеленной души живительным дождем.

— Когда-нибудь я накоплю достаточно денег и вы с Милагрос приедете ко мне в Америку, — любил говаривать он воркующим голосом, качая на своем колене маленькую Милагрос, которой тогда был год. — Ты ведь хочешь этого, верно? Чтобы я был твоим папочкой?

Милагрос радостно агукала в ответ, а Консепсьон смотрела на них, и сердце ее переполнялось счастьем. Слушая его рассуждения об их общем будущем, глядя, как он нежен с ее маленькой девочкой, она с легкостью представляла свою дальнейшую жизнь с ним. К тому же Анхель не ограничивался одними только словами. Покоряя ее своими руками и губами, он вытворял с ней в постели такое, что при воспоминании об этом Консепсьон до сих пор заливалась румянцем.

Но в конце концов он тоже разбил ей сердце. По иронии судьбы она в тот день шла в церковь, чтобы спросить у отца Муньоса, как ей расторгнуть свой брак, чтобы снова выйти замуж, и неожиданно встретила старого приятеля Эстебана, с которым они давно не виделись. Они принялись болтать, и Консепсьон мимоходом обмолвилась, что у них на кожевенном заводе появился новый парень — Анхель Менезес из Эль-Сальто. Не считая этого, она ничем не выдала Эстебану своего особого интереса к Анхелю, потому что сначала собиралась поговорить со священником, а уж потом рассказывать о его ухаживаниях. Но плата за эти мимолетные слова оказалась очень высокой для нее… хотя, с другой стороны, они уберегли ее от лишнего унижения или еще чего похуже. Поскольку у Эстебана в Эль-Сальто жил двоюродный брат, он знал Анхеля и рассказал, что тот семейный человек и что дома у него есть жена и ребенок.