— Я хочу подарить тебе кое что…

Замшевый каскет выуживается из кармана пиджака. Она не берет его, а только испуганно отодвигается. Он открывает коробочку и пальцем толкает ее по столу к Кире. Четыре ряда белых бриллиантов горят радужным огнем. Сейчас огни браслета отразятся в глазах этой провинциалки и он опять выиграет, все будет как всегда. Они будут видеться пару месяцев, он купит ей квартиру в Москве, и потом потихоньку сольет, когда почувствует что она ему в тягость. Он смотрит в ее глаза, чтобы уловить момент, когда бриллианты зажгут алчный огонек, который будет вечным, если своевременно подкидывать в него деньги и роскошные вещи. Но она решительно и даже брезгливо отодвигает подарок:

— Я не могу взять.

Туровцын недоверчиво улыбается.

— Я вас совсем не знаю…, - объясняет она.

Он наклоняется вперед и кладет свою большую ладонь ей на запястье.

— Ты права, поедем ко мне и как следует познакомимся.

И тут же понимает, что поторопился и взял неверный тон, который придется искупать долгим, нудным ухаживанием. Сейчас она войдет в образ и будет корчить из себя недотрогу, а все одно и тоже. Она будет играть, но как раз таких игр ему не хочется.


Она отшатывается, как от удара в лицо, вырывает руку, глубокое отвращение на ее лице неподдельно. Не фальшивое, как у других, готовое вылинять в страстный, полный обожания взгляд. Правда обожания не к нему, а к его богатству. Что, в принципе, он уже много лет не разделяет. И только Ишбел любила его отдельно от многочисленных циферек на банковских бумагах. На лице у балерины такое упорство, что Туровцын теряется. Но разве не этого он вожделел? Он чувствует как нарастает азарт, давление поднимается, и жить становится интересно. Если она равнодушна к его деньгам, значит у него есть шанс и Кира оправдала его ожидания. Официант осторожно отодвигает браслет в сторону, чтобы переставить тарелку. Взгляд его то и дело возвращается к открытому бархатному гробику, где тысячами граней сверкает бриллиантовый наручник.

— Исчезни, — бросает ему Туровцын. Когда тот поспешно удаляется, он обращается к Кире:

— Я хочу, чтобы ты была со мной.

Как и всегда с женщинами, Туровцын говорит избитые пошлости. Он ставит заезженную пластинку, используемую им много-много раз. Но что-то совсем другое, в этот раз он остро чувствует, что говорит пошлости.

— Игорь Алексеевич… Бросьте, какие чувства? Вы меня совсем не знаете.

— Ты — совершенство.

Неуклюжий комплимент заставляет ее поморщиться.

— И что вы нашли во мне? До девушки с обложки мне далеко.

— Позволь мне решить самому…

— Я совсем не подхожу вам. У меня всегда мало времени. Когда я работаю, я так устаю, что у меня не остается сил на кого-нибудь еще. Со мной вам будет скучно и плохо. Иногда на меня находит безумие, маленькой я падала с балкона. Видимо ударилась головой. У меня на животе родимое пятно. Большое и отвратительное, врачи говорят что…

Туровцын понимает, что она говорит первое, что приходит ей в голову, поэтому не слушает.

— Завтра же будешь танцевать в Большом, — уверяет он. — Сразу главные партии. Я крупный спонсор и вхожу в Попечительский совет. Только скажи: да!

— У вас внушительный опыт по пристраиванию бедных девушек, — замечает Кира. — Они приезжают на поездах, кто в плацкарте, кто в купе. И вы им помогаете петь и танцевать.

— Уже донесли, — улыбается он.

— Игорь Алексеевич…

— Кира, я предлагаю весь мир.

— Я не могу…

Неужели этого мало? Или девчонка просто не понимает его возможностей?

— Весь мир. Я правда, не смогу жениться…буду честен. Я женат, поэтому не обещаю…

— И за это спасибо, — усмехается она. — Что же, я тоже буду говорить с вами начистоту. Игорь Алексеевич, я люблю другого, понимаете?

Сияние браслета вдруг начинает раздражать Туровцына. Он ожидал чего угодно, только не этого. В ее ответе не было отступа, на котором она могла бы позже сманеврировать и остаться с ним. Однозначное НЕТ было брошено ему в лицо. Это его отрезвило и заставило посмотреть на все другими глазами. Он вдруг увидел ее лицо без малейшей симпатии к нему. Оно отражало скуку, досаду и желание побыстрее от него избавиться, самонадеянность помешала ему увидеть это раньше.

— Зачем же ты пришла?

— Я хотела объясниться.

— Моя дорогая, я очень занятый человек.

— Простите меня, пожалуйста.

Озлобление захлестывает его, он уверен — она именно то, что ему нужно. У нее как и у Ишбел совсем нет хватательного рефлекса. Глаза шотландки никогда не горели алчным огнем, для нее его богатство было меньше чем он. И эта балерина могла бы как Ишбел…Теперь, когда он понимает, что Кира недоступна, ему невыносимо хочется ее. Кто!? Кто посмел у него вырвать эту девочку, которая ему так нужна? Ну конечно тот смазливый менеджер, у которого она живет. Туровцын вспоминает, как Кира и Глеб переглядывались в ресторане, чувствовалась между ними крепкая, туго натянутая веревка, и если бы его не уверяли, что между ними ничего нет, он никогда бы не поверил.

— Тогда в ресторане, вы с ним опоздали, да? Это он?

Кира опускает голову. Он отодвигает бокал и зовет официанта.

— Думаю нам не о чем будет говорить за десертом. Счет!

Около гардеробной Туровцын обеими руками притягивает ее к себе за воротник пальто.

— Скажи: да.

— Я не могу, Игорь Алексеевич…

— Вот моя визитка, на случай если передумаешь. Позвони, но только если захочешь быть со мной, я не люблю пустых разговоров и встреч.


В машине он долго смотрит как она бежит к метро. Редкое чувство беспомощности душит его. Ему нельзя иметь эту маленькую, веселую девочку. А она может быть очень веселой, он видел ее ласковые, счастливые глаза, когда она переглядывалась со своим менеджером. Во второй раз в жизни Игорь Алексеевич понял, что не может чего-то приобрести, пользоваться тем, что ему отрадно. Ощутить жизнь по новому, через чистые, без порочного огня глаза. Женщины, которых он по- настоящему хочет, не понимают его величия. Они не понимают, что нужно иметь в себе, что сделать и через что пройти, чтобы стать Туровцыном. Предпочесть ему этого обаяшку-менеджера! Ведь это он привел ее в ресторан, гнида! И рыбки съесть и на березу залезть. Нужно узнать его фамилию. Она еще нахлебается по самые уши с менеджером, пожалеет, что разменялась на такую мелочь. Туровцын поднимает дверное стекло. К Светлане, — приказывает он невозмутимому, привыкшему ко всему шоферу.

Глава 22

В квартире темно. Чтобы не разбудить Глеба, она осторожно отодвигает собачку замка и тихо закрывает дверь. Уже поздно, она час добиралась на метро и еще двадцать минут шла пешком. Волосы ее намокли и разбились на пряди, туфли полны снега, лицо онемело. Она стоит в коридоре и дышит на ладони, чтобы отогреть их. Темно, и только из зала падает желтоватый свет от фонаря за окном. В проеме она видит силуэт Глеба.

— Темно, — говорит она, чтобы что-нибудь сказать.

— Включи свет.

— Не хочу.

— Я думал, ты не придешь.

— От меня так просто не избавишься.

Он помогает ей снять мокрое пальто и включает свет. В комнате все раскидано, его офисная одежда свалена на кресле, галстук валяется на полу. Столик закапан кровью, в тарелке лежит сухой хлеб и промасленный, старый кусок сыра, рядом стоит бутылка бурбона и керамическая пивная кружка с видами Праги.

— Празднуешь мое завоевание Москвы? — спрашивает она.

Глеб плюхается в кресло и щедро наливает из бутылки в кружку.

Кира опускается на пол, облокачивается спиной о стену, поднимает галстук и обматывает его вокруг шеи. Глеб кидает ей диванную подушку, которую она закладывает себе за спину. Глаза ее грустны и прекрасны.

— Больно? — спрашивает она про его руку.

— Я выживу. Видишь, даже не отказываюсь от еды.

Он откусывает от засохшего ломтика сыра и сосредоточенно жует. Кира с сочувствием смотрит на него.

— Ну что там, с твоим списком? — наконец не выдерживает он.

— С тендером, боюсь все очень хреново.

— А как насчет всего остального?

— С этим как раз не было проблем. Он предложил мне весь мир…Взял и бросил в ноги, как теннисный мячик.

— Должен же он как-то тратить деньги. Что за удовольствие быть самым богатым дядькой на кладбище?

— О, это очень соблазнительно, — продолжает она. — Немного противно, но можно закрыть глаза. А потом открыть и та-да! У тебя в ногах весь мир.

Глеб не узнает Киру, она теперь другая. Так свободно и легко разговаривает. Раскованность во взгляде, голосе, движениях. Но во всем какая-то грустная бравада. Она трет конец галстука о свою щеку.

— Налей мне тоже. Давай выпьем за весь мир! — предлагает она.

— Кира, перестань…, - зло одергивает ее Глеб

— Нет, я не перестану. Мне нужно знать правильно ли я сделала? Я молодец, да?

Он протягивает ей свою кружку, рука его немного дрожит. Шумно выдохнув, она выпивает ее залпом. Тепло мгновенно разливается по телу, голова становится легкой и слегка кружится.

— Знаешь в чем трагедия? — горько спрашивает она. — Он хочет мне подарить весь мир, но там нет самого главного. Мячик полый…

— Чего же тебе еще не хватает?

— Тебя.

Она не отрывает взгляда от его лица. Ей становится очень легко. Все эти годы ее как будто носило в бесконечном море и она устала плыть. Теперь ее вынесло на сушу, неизвестно чего еще ждать от этих берегов, но пока можно перевести дух. Полежать на теплом песке хотя бы несколько минут, а там будь что будет. Она не может так больше жить. Чтобы сейчас не случилось, это лучше, чем непереносимо страдать. Завтра она соберет вещи и уйдет к Мусе.